* * *
Разорванное предвечернее небо истекало теплой кровью заката, прикладывая влажные кусочки ветра к краям воспаленных ран. Солнце тонуло, цепляясь когтистыми лапами за маслянистую толщу воды, тонуло, скаля острые зубы, тонуло, улыбаясь… Неумолимо приближалась ночь, уничтожая вечер ярко-холодными плетьми звезд. Рассекая вечер серебряными шипами, ночь испытывала легкую дрожь удовлетворения. Клочки падали в чернеющую траву и захлебывались от собственной боли… утром они обернутся мутными росами и, не успев опомниться, высохнут без следа под беспощадным взглядом солнечных глаз. На Марсе наступала ночь, дрожащими руками она прикладывала ветреный лед к разгоряченному лбу. Растаявший ветер стекал тонкими струйками по судорожно пульсирующим вискам, оставляя на ее коже высыхающие соленые дорожки. Тяжелые веки ночи сонно приподнимались, лениво разглядывая прекрасное каменное лицо Марса, а звездный хлыст, вновь и вновь рассекал почерневшее небо свистящими ударами. Захлебываясь, ночь пила обжигающий воздух Марса, настоянный на крови, смерти, рождении и жизни. Этот напиток мог опьянить до ощущения полета, до ощущения всемогущества… До наступления острого безумия. А после ты сам станешь составляющей частью этого напитка, станешь вливаться в горло марсианской ночи до тех пор, пока она не выпьет тебя без остатка.
* * *
– Папа, а что такое «Кирас»?
– Это название планеты.
– Она красивая?
– Да, сынок, очень.
– Расскажи мне про нее, а? Я тогда полчаса тихо посижу, честное слово.
– Интересно, почему я тебе не верю? Хорошо, слушай. На этой планете красивые синие озера, шумит вечнозеленая листва деревьев, а по ночам небо теплое, бархатное, звездное. На Кирасе, сынок, спокойно и безмятежно, и ты не чувствуешь себя ненужным и лишним.
– Это важно?
– Что? Не чувствовать себя ненужным и лишним?
– Ага.
– Кому-то важно, кому-то нет. Все, теперь сиди тихо.
– Нет, еще расскажи! Еще!
– Ладно. На Кирасе есть море с песчаным берегом и перламутровыми ракушками среди влажных камней, воздух душистый и свежий…
– Папа.
– Что?
– Ты все это сам видел или придумал? Ты же такой придумщик!
– Видел, сынок, видел, – вздохнул Сократ и посмотрел в окно.
* * *
Звонким голосом запела птица, возвещая о начале дня. Кирас, слегка продрогший от утренних рос, приоткрыл ясные глаза. Пару минут сон смотрел из глубины его зрачков, потом скатился двумя слезинками, уступив место солнечному свету. Кирас расправил плечи, пригладил растрепанную шевелюру трав и безмятежными глазами озер взглянул на восходящее Солнце.
Взяв тонкую дирижерскую палочку света, Кирас взмахнул ею, и полилась музыка утренних туманов, стройным оркестром запели леса, горы, цветы и травы. Самозабвенно дирижировал Кирас своим бурным, но удивительно дружным оркестром, улыбаясь синими озерами глаз.
На пустыре Солнечной Системы, на планете Кирас наступало новое утро.
* * *
– Ну зачем, зачем ты забрался на дерево?!
– Хочу Кирас посмотреть!
– Его не видно оттуда!
– Тогда я залез просто так, от нечего делать!
– Слезай немедленно! Немедленно! Несчастье мое!
– Не слезу!
– Я тебя сам сейчас спущу и по попе наваляю!
– Не спустишь! Не наваляешь! Ты слишком толстый, чтобы сюда забраться!
– Ах, ты… ах, ты… Как ты с отцом разговариваешь?! Осторожно! Осторожно, эта ветка тонкая! Ну, вот, свалился-таки, горе мое! Ушибся?
– Нет, я же на тебя упал, а ты мягкий.
– Ну, почему, почему ты не можешь хоть пять минут посидеть спокойно и ничего не разрушать? Дай отряхну… да не вертись!
– Мне ску-у-учно!
– Что же мне делать, а? На ушах тебе станцевать, чтоб ты развеселился? У меня дел полно!
– Пап, не надо на ушах танцевать, это будет страшно… Давай лучше поедем к кому-нибудь в гости, а?
– В гости? – призадумался Сократ. – А что, симпатичная идея. Хочешь на Сатурн?
* * *
Ластения с Дэном обедали, когда двери Деревянной Столовой распахнулись и на пороге возник толстяк.
– Сократ! – радостно воскликнула Ластения. – Ну, наконец-то ты о нас вспомнил! Погоди-ка, а… а это кто?
Рядом с толстяком стояла его уменьшенная копия, одетая в желтые штанишки и такого же цвета рубашечку. Хорошенький пухленький малыш лет четырех – пяти, насупившись, исподлобья, смотрел на незнакомых дядю и тетю.
– Кто это, Сократ? – с растерянной улыбкой повторила Ластения.
– По-моему, не трудно догадаться, – лицо Сократа выражало безгранично-мучительное страдание, – это мой сын.
Дэн расхохотался. Сократ мрачно смотрел, как веселится молодой человек, как улыбается Ластения.
– Откуда… откуда он у тебя? – сквозь смех произнес молодой человек. – Хотя, в общем-то, не трудно догадаться! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Ха-ха…!
– Когда прекратишь гоготать, я объясню откуда он!
– Сейчас прекращу, сейчас… просто понимаешь, это так неожиданно!
– Для меня самого это была неожиданность, да еще какая, – толстяк тяжко вздохнул.
– Могу себе представить! Ха-а-а-а….!
– Нет, ты даже представить себе не сможешь! Не можешь!
Все это время малыш насупившись, молча смотрел по сторонам.
– Привет, – Ластения подошла к нему и присела на корточки. – Как тебя зовут?
– Ют, – недовольно буркнул малыш.
– А как полностью? – Ластения не сводила улыбающихся глаз с его румяной мордашки.
– Ютфорд, – малыш вдруг улыбнулся и потрогал длинную серьгу в ухе Ластении. – Красиво и дорого! – восхищенно одобрил он и добавил: – Я, вообще-то, не ел еще сегодня, угостите чем-нибудь?
Ластения возмущенно посмотрела на Сократа, а папаша изо всех сил делал вид, что не имеет никакого отношения к маленькому человечку в желтом костюмчике. Малыш тем временем, глядя ясными, невинными глазами то на Дэна, то на Ластению, произнес:
– Красотка, а этот дядька невоспитанный, твой муж, что ли? Так себе мужичонка, мой папа лучше. Так что ты подумай, ага?
Сократ смотрел в потолок и мысленно считал до десяти…
* * *
Не торопясь Терр-Розе шла по тропинке, петляющей среди едва проснувшихся деревьев, с упоением вдыхая пронзительно-свежий утренний воздух. Солнце оплетало тонкой паутиной лучиков ветви, путалось в высокой траве, вычерчивало магические символы на тропинках и ласкало Терру прикосновениями теплых, невесомых пальцев.
Лес расступился, открылась поляна с голубым озером и деревянным домом с летящей птицей на крыше. Терр-Розе прошла через сад, цветники, казалось, она и не покидала этого тихого уголка, а прошло уже почти два года… Целых два года не навещала она Кирас.
С легким волнением в сердце Терра остановилась у пышного куста, усыпанного гроздьями малиновых цветов. В этот момент двери дома распахнулись и на крыльцо вышел голый по пояс Алмон с болтающимся на плече полотенцем. Полуволк потянулся, разминая руки, спину, и Терра невольно залюбовалась его словно отлитым из драгоценного металла торсом, идеальными мышцами и лицом древнего бога, в котором смешались черты волка и человека. Ступая бесшумно и легко, залитый солнцем с ног до головы, он прошел в двух шагах от Терр-Розе и направился к озеру. Наблюдая за его неторопливыми, спокойными движениями, Терра почувствовала странное теснение в груди, быстрее заколотилось сердце… Крадучись, как нашкодившая девчонка, боящаяся, что кто-нибудь увидит, как она подсматривала, королева вышла из-за куста. На крыльце Терра обернулась и взглянула на озеро. Полуволк плыл, рассекая зеркальную воду загорелым сильными плечами. Терр-Розе постучала и, не дожидаясь ответа, распахнула двери.
