«Внимание! Потерялся мальчик. Пять лет. Волосы белые… Кхм. Волосы светлые. Глаза светло-голубые. Одет в белую рубашку, белые джинсы и бирюзовые кроссовки. Зовут Илья Ефимович Таликов. Мальчик ждет маму в игровой комнате».
Я очнулся оттого, что женский голос, гулкий и с небольшим эхом, настойчиво повторял эти слова в моей голове. Как только до меня дошло, о ком речь, голос смолк. Вместо него включилась видеозапись. Не лучшего качества, как будто кто-то снимал на бегу и не всегда мог сфокусироваться на нужном объекте, но в целом картинка была довольно подробной и четкой. На ней я увидел себя маленьким и удивился. Похоже, это первый доступный мне фрагмент пазла.
Я потерялся в каком-то молле. Это объявление прозвучало тогда так много раз, что я запомнил его наизусть. Особенно мне нравилось «зовут Илья Ефимович Таликов». Тогда я себя чувствовал не просто потерявшимся мальчиком, а важным потерявшимся Ильей Ефимовичем. Мне казалось, что так мама быстрее обратит внимание на объявление, поэтому представился максимально полно.
Но – нет. Никто не спешил меня найти. Дело в том, что моя мама – натура увлекающаяся, да еще и со встроенными в глаза и уши суперфильтрами, отсекающими всю ненужную ей информацию. Она могла сосредоточенно работать за компьютером хоть в разгар детского праздника, хоть на трибуне во время футбольного матча. Короче, скорее всего, объявления она не слышала.
У нас с ней было правило: если я потеряюсь, то должен стоять на одном месте. Но я не потерялся, мне стало скучно. Невозможно так долго выбирать рамки для фотографий. К тому же с цветом было все понятно изначально. Мама любит белый. Осталось определиться с размерами и количеством. «Так, две штуки – 20 × 30, четыре – 15 × 20, хотя нет, лучше четыре – 20 × 30… Илюш, какие лучше взять – потолще или потоньше? Так чтобы рамка не притягивала к себе внимания больше, чем фотография?» Я считал, что это уже просто невыносимо, поэтому молчал. Но мама на самом деле обращалась не ко мне. Ей просто было легче рассуждать, если она называла имя рядом стоящего человека. Сегодня этим человеком, к сожалению, был я.
Мама все не приходила. Тогда я предложил администратору сделать наоборот. Искать не маме меня, а нам ее.
«Внимание! Таликова Кира Александровна, подойдите к администрации, вас ждет сын», – произнес тот же гулкий строгий женский голос, как выяснилось, совсем не подходящий своей хрупкой улыбчивой обладательнице.
Но и это объявление не сработало. Администратор нервничал. Ему уже звонили продавцы и просили что-нибудь предпринять, так как покупатели беспокоились и не понимали, почему в течение часа не нашлись родители бедного мальчика. Я при этом совсем не чувствовал себя бедным и вообще был спокоен, в отличие от администратора. Я-то знал, рано или поздно мама вспомнит, что в магазин она приходила со мной. По крайней мере, когда вернется домой, то уж точно. Но торговый центр через тридцать минут должен был закрыться. Это самое сложное время для администратора, так как ему одновременно надо быть в нескольких местах и делать параллельно несколько дел, а тут я, и куда меня девать – непонятно. «Не в полицию же мне звонить», – ворчал он.
Оставался один вариант – идти самим искать маму. Поиски были недолгими. Она обнаружилась в отделе штор. В одном ухе у нее был наушник. Предполагалось, что вторым ухом она должна слышать меня, если что. Мама напевала мелодию из Кармен «Та-та-тадам, тарам-там-тадам, тарам-там-тадам, тарам-там-там», примеряя белый тюль в качестве юбки. «Вот моя мама!» – дернул я администратора за рукав.
Он замер, как сурикат, точнее, как статуя большого пухлого суриката, и смотрел на мою маму с удивлением в пятой степени, умноженным на восторг в третьей. Я смотрел на него. Была бы шикарная немая сцена, если бы мама не продолжала напевать. Администратор простоял так, наверное, еще с минуту. Судя по его мимике, он хотел что-то произнести, но у него не получалось. Щеки шевелились, губы тоже, но звук никак не хотел извлекаться. Наконец ему удалось с этим справиться, и, к моему разочарованию, результатом была обыкновенная стандартная фраза «Я могу вам помочь?».
Мама его, конечно, не сразу услышала. Придерживая кусок шторы, который с одной стороны был намотан вокруг нее, а с другой – на толстенный рулон, она пошла к противоположной стене за другими образцами. За ней через весь зал потянулся белый воздушный шлейф, поскрипывая разматывающейся бобиной в такт ее «Там-пара-пам!». Администратор тоже про меня забыл.
«Давайте я вам помогу», – еще раз предложил он, уже громче. Мама нас заметила, ничуть не удивилась, улыбнулась и стала быстро наматывать тюль обратно на рулон, при этом ей приходилось самой крутиться вокруг своей оси, чтобы снять «юбку». И тут, по классике голливудских фильмов, прозвучал уже знакомый мне и не казавшийся теперь таким строгим голос: «Магазин закрывается через десять минут. Просим покупателей пройти на кассу!»
Мы все посмотрели на тележку. Она была доверху завалена белыми рамками разного размера, на них балансировал горшок с фикусом, пытаясь удержаться за стопку белых полотенец.
– Да, помогите, пожалуйста, – согласилась мама, достала наушник и засунула его в сумочку. Администратор по ее просьбе отмерил и отрезал пять метров белого тюля. Потом мама взяла меня за руку, чтобы я не потерялся, и мы втроем направились к кассе.
Когда мы дошли до хвоста очереди, мама взглянула на бейджик администратора, по-мужски протянула ему руку и сказала: «Спасибо вам большое, Валентин Петров!»
Валентин аккуратно пожал мамину руку и протянул визитку. «На случай, если вам снова понадобится помощь», – добавил он, делая вид, что поправляет прическу, а на самом деле пряча свои покрасневшие уши. Я догадался, потому что и сам так часто делаю. Мама впихнула визитку в свою сумочку, в которой даже этому кусочку бумаги было уже негде поместиться.
