Война пришла на Олимп.
Без предупреждения. Без намека на то, что неизвестный враг собирает против них армию: армию, единственная цель которой – полное уничтожение. Еще вчера здесь царил мир, а сегодня они бились за выживание. Кровавое, жестокое и совершенно неожиданное нападение.
Но для одного олимпийца оно стало прекрасной возможностью осуществить его мечту.
Пэйлин нырнул за мраморную колону и принялся наблюдать за тем, как лучшие олимпийские воины собираются на битву с захватчиками. Юпитер возглавлял их, вооружившись громом и молниями. Его жена, Юнона, с суровым лицом стояла наготове по левую руку от супруга. По правую руку возвышался могучий Геркулес, готовый к битве, и Аполлон вместе с сестрой-близнецом Дианой, которая сжимала в руке свой прославленный лук. К войску присоединились и Марс, и Вулкан с целым арсеналом. За их спинами, в крылатых сандалиях и шлеме, стоял Меркурий, посланник Олимпа.
Все готовились к бою.
Пэйлин перевел взгляд на Пегаса. Глаза жеребца сверкнули, крылья задрожали. Он в нетерпении бил золотым копытом о землю, предвкушая скорую битву. Позади него собрались остальные олимпийцы, вставшие на защиту своего дома.
Но Пэйлин вовсе не собирался сражаться. Он не воин, а вор с собственным четким планом, в который совершенно не укладывалась смерть на поле брани в битве, которую невозможно выиграть. Война – проблема для всех остальных. Он же был слишком занят тем, чтобы извлечь из нее выгоду. Пока защитники сражаются с ни-радами, вор может спокойно войти в царские палаты Юпитера и взять все, что пожелает.
Хотя сокровища Юпитера Пэйлина не интересовали. Что он хотел заполучить – больше всего на свете – так это сияющую золотом уздечку Пегаса.
Каждый на Олимпе знал, что уздечка – величайшее сокровище из всех. Она была ключом к обретению власти над могучим крылатым скакуном. Управляя Пегасом, Пэйлин мог бы отправиться в любое место по собственному желанию и заполучить все, на что только упадет его глаз. И никто не смог бы остановить его. Вот он, настоящий трофей, а не дурацкие драгоценности или золотые монеты, которые можно найти в любом заброшенном дворце.
Когда Юпитер призвал своих соратников, Пэйлин подкрался ближе, чтобы послушать его отчаянную речь.
– Дети мои, пробил чернейший час, – степенно произнес бог. – Никогда прежде мы не сталкивались с такой ужасной опасностью. Нирадские бойцы пересекли наши границы. Прямо сейчас они направляются к Пламени Олимпа. Если им удастся погасить его, все наши силы, все наши знания канут в Лету. Мы должны остановить их. Пламя – само наше существование. Мы не можем позволить врагам подобраться к нему. Если мы не выступим против них сейчас, все, что так дорого нашим сердцам, будет разрушено.
Пэйлин прислушался к шепотку, пробежавшему по толпе, и почувствовал, как нарастает напряжение. Его глаза, не отрываясь, следили за Пегасом. Жеребец тряхнул головой и фыркнул, отчего его золотая уздечка зазвенела, – чарующий звук, которого не издавало никакое другое кованое золото в мире.
Заслышав пение уздечки, Пэйлин ощутил в пальцах знакомый зуд: скорее добраться и стянуть ее с жеребца. Но он сдержался. Время еще не пришло. Темные глаза вновь обратились к отчаявшемуся предводителю.
– Мы, те, кто не может умереть, смотрим в лицо собственной погибели, – продолжил Юпитер. – Но сегодня мы должны отстоять не только наш мир. Остальные миры, что находятся под нашей защитой, падут, если нирады одержат над нами верх. Так сразимся же за них!
Юпитер вскинул молнии к небу, и их свирепый рев эхом разнесся по Олимпу.
– Пойдете ли вы со мной?! – вскричал громовержец. – Восстанете ли против захватчиков, чтобы отправить их туда, откуда они явились?!
Глаза Пэйлина округлились, когда он увидел, как все олимпийцы воздевают руки к Юпитеру. Пегас встал на дыбы и расправил крылья, приветствуя решимость защитников. Воздух загудел от боевых выкриков.
– За Олимп! – взревел Юпитер, развернулся и повел свое воинство на битву.
Эмили положила руку на окно и почувствовала, как дрожит стекло от тяжелых раскатов грома, сотрясающих небеса.
Весь день по радио сообщали о неожиданных и яростных штормах, бушевавших на всем протяжении Восточного побережья Соединенных Штатов. В сердце Нью-Йорка, как раз там, где жила Эмили, шторм разошелся особенно сильно. Сидящая одна в квартире, которую она делила с отцом-полицейским, девочка и представить не могла, что обычная гроза может быть настолько страшной.
Сжав покрепче мобильник, она почувствовала себя виноватой из-за того, что соврала отцу. Он только что звонил, чтобы проведать ее.
– Всех полицейских подняли на ноги, дорогая, – объяснил он. – Работаем в две-три смены. Из-за погоды город превратился в сумасшедший дом, так что дежурят все. Сделай мне одолжение, ладно? Держись подальше от окон. Молнии бьют по всему городу, а наша квартира на верхнем этаже – в самой зоне риска.
И все же, несмотря на предупреждения и обещания не подходить к большому окну, Эмили уселась у него и смотрела на бушующий шторм. Это место любила мама. Она называла его своим «насестом»: особым наблюдательным пунктом за миром, который продолжал свой извечный бег двадцатью этажами ниже. С тех пор как мама умерла, Эмили все чаще и чаще замечала, что сидит на ее месте, как будто это каким-то образом сближало их.
Кроме того, с этой точки девочка могла видеть верхушку Эмпайр-стейт-билдинг, страдающего от натиска шторма. Однажды отец рассказал ей, что это здание работает как гигантский громоотвод, защищая другие постройки вокруг себя. Но, чем больше ветвистых молний било в высокую антенну, тем настойчивее Эмили задавалась вопросом, сколько еще ударов она сможет выдержать.
Девочка обняла себя за колени и прижала их груди, пытаясь унять дрожь. Она ничуть не боялась грозы, пока мама была жива. Так или иначе они находили способы сделать отвратительную погоду веселой и захватывающей. Но сейчас, оставшись с занятым на работе отцом, Эмили переживала утрату матери так же остро, как и в тот день, когда ее не стало.
