Один-единственный плоский сугробик под большим дубом в конце двора – а если Бетти Пендервик продолжит растаптывать этот сугробик с таким же упорством, то скоро и вообще ничего не останется.
– Потому что пока лежит снег, весна не придёт, – объяснила она младшему брату Бену.
Бен тоже радовался окончанию зимы, но по-своему: он выкапывал из земли камни. Камни были его страстью.
– А мисс Ламберт говорит, что весна наступает в марте. – Бен учился во втором классе и пока ещё верил всему, что говорит учительница. – А сейчас уже апрель.
– В марте – это по календарю. А по-настоящему она не может наступить, пока не растает весь снег и не расцветут нарциссы. Так папа говорит. – Дойдя до пятого класса, Бетти относилась к словам учителей с некоторой подозрительностью. Папе она доверяла больше. – А у миссис Гейгер как раз вчера расцвёл первый нарцисс. Так что если у меня сейчас получится добить вот этот…
Звяк! Бенова лопатка чиркнула о металл.
– Золото! – завопил Бен.
Но не успела Бетти растолковать брату, что шансы найти золото у них во дворе крайне невелики, как в окне второго этажа мелькнуло что-то рыжее, поэтому она крикнула только:
– Прячься!
Дважды повторять не пришлось. Бен рванул к дому, прямо под это окно, чтобы сверху его не было видно, и ещё присел для верности. И правильно сделал, потому что это рыжее в окне уже превратилось в целую гриву рыжих кучеряшек на голове маленькой девочки, а нос этой девочки уже прижался к стеклу. Вообще-то эта девочка, Лидия, – двухлетний ребёнок, самый младший в семье Пендервик, – должна была сейчас спать. Но совсем недавно она обнаружила, что если сложить все мягкие игрушки в кроватке друг на дружку и встать сверху, держась за загородку, то границы мира сильно расширятся – можно увидеть гораздо больше. Старшие Пендервики сразу сказали, что с этой кроваткой скоро придётся распрощаться: ещё чуть-чуть – и Лидия научится из неё выбираться.
Сейчас Лидия, нежная как ангелочек, торчала в окне и ревела как сирена:
– БЕ-Е-ЕЕН!
– Лидия, надо спать, – крикнула ей Бетти.
– Лидия уже всё, – донеслось сверху.
– Ничего не всё, ты должна спать ещё пятнадцать минут.
Лидия обдумала это, покачиваясь на вершине шаткой пирамиды из игрушек, и вернулась к тому, с чего начинала:
– БЕ-Е-ЕЕЕН!
– Нет, нет, нет! – шептал Бен в своём укрытии, и Бетти его понимала. Лидия любила всех, с кем ей доводилось сталкиваться за её пока ещё недолгую жизнь, – никто из Пендервиков до неё не пылал подобной любовью к человечеству, – но больше всех на свете она любила Бена. Ни один нормальный мальчик не выдержит бремя такой любви.
И, кстати, совершенно необязательно, чтобы всё всегда выходило по-Лидииному. Поэтому Бетти покачала окну головой и сказала:
– Бен занят. А ты ложись и спи дальше.
– Лидия не… – Но на «не» пирамида из игрушек рухнула, и Лидия исчезла.
– Ну что, улеглась? – спросил Бен.
– Кажется. Но посиди ещё минутку, она может ещё высунуться.
Лидия была последним прибавлением в семье, с ней общая численность Пендервиков достигла восьми. Всю первую половину Беттиной жизни их было пятеро: папа, Бетти и три её старшие сестры – Розалинда, Скай и Джейн. Пять было хорошее число, в самый раз. Потом мистер Пендервик женился на Ианте, маме Бена, и их стало семь – это оказалось даже ещё лучшее число, чем пять, потому что все сразу же полюбили Бена с Иантой. И вот теперь их восемь, но восемь – это уже многовато. Особенно если восьмая – Лидия.
Бетти ещё раз оглянулась на окно. В окне было пусто, что могло означать одно из двух: либо Лидия решила доспать оставшиеся пятнадцать минут, либо она возводит свою пирамиду заново. Пару раз Бетти доводилось наблюдать за процессом, он был долгий и сложный.
– Пока не видно, – сообщила она Бену.
– Тогда пойдём, покажу, что я нашёл!
Вернувшись к месту раскопок, Бен поковырял лопаткой и поддел что-то плоское, грязное и проржавелое – металлическое. Это была первая за сегодня находка не из разряда камней. Кое-что некаменное откапывалось и раньше, но пока ничего ценного – так, щербатый аптечный пузырёк, какие-то пластмассовые осколки да связка ключей, из которых ни один ни к чему не подходил. Но Бен всё же не терял надежду отыскать сокровище.
– Старая дверная петля, – сказала Бетти. – Она точно не золотая.
– Ар-р-р.
– И вообще, откуда в западном Массачусетсе золото, кто его тут будет тебе зарывать – пираты? У нас даже моря нет.
– Знаю. – Он опять воткнул лопатку в землю. – Ну необязательно пираты. Может, банкиры. И необязательно золото. Бывают бриллианты, или ещё бывают ценные закладные привилегированные облигации.
Насчет ценных закладных привилегированных облигаций Бетти сомневалась, что они бывают. Скорее всего, Бен их выдумал. А хоть бы и нет – всё равно во дворе у Пендервиков им неоткуда взяться. Вот чего тут предостаточно, так это камней – удачно, что Бен их так любит. И ещё грязи, в которой он уже вывозился весь.
– Откуда у тебя земля в голове? – Рукавом курточки Бетти попыталась стереть серо-бурую присыпку с Беновых волос – таких же ярко-рыжих, как у Лидии.
– Перестань, – сказал Бен.
Она ещё раз потёрла его макушку рукавом, потом проверила, не появилась ли в окне Лидия, и пошла дальше утаптывать сугроб.
Бетти, конечно, понимала, почему Бену так хочется найти вместо камней сокровище. Не то чтобы у Пендервиков совсем не было денег, но в последнее время их, кажется, стало меньше. Если семь человек в доме как-то помещались, хотя и с трудом, то с появлением Лидии пришлось кое-что пристраивать и перестраивать – это дорого. А потом пришлось перекрывать крышу. А дальше надо будет много лет подряд платить за обучение в университетах. Старшая сестра, Розалинда, уже уехала учиться, в следующем году уезжает Скай, а ещё через год – Джейн. И это не считая расходов на еду, которые у них непомерные – так сказал однажды мистер Пендервик, думая, что никто из детей не слышит. Точнее, он сказал не «непомерные», а immoderatae, а Бетти уже потом сама посмотрела в латинском словаре, что это значит. Все дети в семье знали с малых лет: если папа говорит что-то странное, значит, он, скорее всего, перескочил на латынь. Чтобы лучше его понимать, Розалинда в старших классах даже записалась на латинский язык, но после неё до таких крайностей никто больше не доходил.