Страх.
Когда исчезли все воспоминания о прошлом, мыслительный процесс только начинает восстанавливаться, а из памяти пропали абсолютно все слова, первое, что происходит при таком пробуждении – сжимающее ум и тело состояние, успевшее незаметно поглотить целиком, но ещё не поддающееся ни обозначению, ни описанию.
Это страх. Страх из-за отсутствия осознания, невозможности понять и объяснить происходящее самому себе и, в конце концов, из-за того, что само слово «страх» покинуло память. И хотя ещё невозможно ни описать это состояние, ни хотя бы дать ему название, оно уже охватило. А от этого градус общей напряженности увеличивается и становится ещё страшнее. Словно резко утратилась возможность дышать, но при этом осознать происходящее не представляется возможным, как нет и возможности произнести «удушье», «не могу» и «дышать», но не из-за отсутствия воздуха, а из-за того, что внутри головы, где когда-то были мысли и слова, царит пустота.
Сейчас, когда я вспомнил, как называется это чувство, парализовавшее меня целиком, заставившее сердце биться чаще и слегка подрагивать всем телом, словно при переохлаждении, сознание несколько успокоилось. Однако, радоваться пока рано.
Сколько времени прошло с тех пор, как я пришёл в себя, когда моя память представляла собой белоснежный, без единого пятнышка, чистый лист, до момента, когда начали вырисовываться какие-то очертания действительности, ответить сложно. Как и угадать, хотя бы примерно. Всё равно будет мимо. Ход времени потерян, неощутим, как и само время.
Тем не менее, начало положено и страх начал понемногу отступать.
В голове словно завёлся какой-то двигатель, пробыв до этого долгое время в бездействии, и, медленно тарахтя, заработала машина оценки и анализа действительности.
Первыми появились мысли. Ещё беспорядочные, скачущие, набегающие друг на друга, путающиеся, где каждая новая мысль закрывает собой завершение предыдущей, но всё же – мысли. За ними, из пустоты, притянулись слова, которые и позволили мыслям быть тем, чем они являются, отображая и озвучивая их внутри моей головы.
Слова. Наборы букв, объединяющиеся с другими такими же наборами, формируя тем самым мысли и… речь.
Речь нужна для общения. Возможность выразить мысли, возникающие в голове словами.
– Выразить мысли, возникающие в голове. – произнес я вслух тихим хриплым голосом.
В горле стоял ком и пришлось прокашляться, чтобы первоначальный свист, раздавшийся при попытке сказать что-нибудь, перешел в какое-то подобие голоса. Неизвестно, когда я последний раз использовал свой речевой аппарат, тем не менее, нужно приводить его в чувство.
Произнесенные вслух слова, нарушили, успевшую стать привычной, беззвучную тишину и, тем самым, вернули ощущение страха, однако, в этот раз смешанного с чувством радостной грусти. Я услышал свой голос. Голос, который тоже забыл.
– Голос, который тоже забыл. – повторил я тихим неслышным шепотом, хотя не ставил цель шептать.
– Я здесь один. – произнес я уже уверенным голосом, однако после того как эти слова были сказаны и прошло какое-то мгновение, чтобы осознать их смысл, в горле вновь возникло напряжение.
В череде хаотично носящихся мыслей, мелькали и вполне очевидные, которые обозначали, что я, собственно, человек и что есть другие люди. Однако здесь я один. Вот только, где это «здесь»?
***
До этого момента машина внутри моей головы успешно развешивала ярлыки с наименованиями, помогая выстраивать таким образом мыслительный процесс, но теперь, при попытке понять, где я нахожусь, двигатель этой машины заглох.
Название вертелось на языке, а мозг уже впрыснул чувство тревоги, которое медленно стало растекаться по телу, обдавая каждую клетку наэлектризованным холодом, хотя осознание ещё не пришло, как не появилось и слово.
Я нахожусь в какой-то комнате, представляющей собой белый квадрат. Слева, справа, сверху, снизу, позади, спереди – всё белое, за исключением, разве что, небольшого тёмного прямоугольника, смотрящего на меня. Всмотревшись на него в ответ, стало понятно, что это окошко. Окошко в двери, которую я не сразу заметил, настолько она слилась с противоположной стеной. Лишь едва заметные линии, которые легко упустить, если не задерживать взгляд, выделяли дверь из стены, напротив которой, уже неизвестно сколько времени, сижу я.
Неизвестно и сколько уже времени я осматриваю это помещение.
Когда я только пришёл в сознание, а ярлык со словом «амнезия» или, хотя бы, «потеря памяти» ещё не созрел, я беспомощно озирался по сторонам, подобно ребёнку, изучающему окружающий его мир, задаваясь множеством вопросов и не находя никаких объяснений. По мере того, как налаживались способности к мышлению и какому-то анализу, постепенно вернулось и внимание, которое пока что тоже прихрамывало.
Сейчас я замечаю, что белый квадрат, в котором я нахожусь, сам состоит из белых квадратов, только меньших. Решив, что таким образом я окажу помощь восстанавливающемуся мозгу восстанавливаться быстрее, я решил поупражняться и посчитать количество мелких квадратов. «Заодно, – подумал я, – проверю себя на знание чисел и сколько из них вернулось в памяти». Начав подсчёты с потолка, я несколько раз сбился со счета, потому что квадраты сливались, я забывал на каком остановился и каждый раз приходилось начинать заново, на потолке я и остановился, так как затея показалась мне скучной и ненужной.
Удовлетворившись тем, что большая часть чисел звонко и точно отскакивала от сознания и перелетала в шёпот, которым я помогал себе при подсчётах, я немного порадовался, отбросив возникшую тут же мысль, что возможно я располагаю числа в неверном порядке, как одновременно произошли две вещи: Первая – на каком-то участке мыслительного центра повис ярлык «палата для душевнобольных», вторая – пришло осознание.
***
«Психиатрическая больница», «сумасшедший дом», «психушка» и прочие слова, которые когда-то были мне знакомы, но лишь понаслышке, продолжали выстреливать из моей памяти, вгоняя меня в мрачное настроение.
Прийти в себя в психушке – начало, конечно, не очень оптимистичное. Но тут же возник вопрос, породивший ряд других, каждый из которых был пропитан сомнением. Как я сюда попал? Теперь, конечно, стало ясно, что я потерял память, вероятно долго восстанавливался и долго приходил в себя, но насколько моё текущее состояние позволяет мне мыслить и делать какие-то выводы, я делаю следующий: я не болен.
Что было до момента «пробуждения», обстоятельства, по которым я оказался здесь и, собственно, кто я такой, всё это ещё не отображается в памяти, да и поговорить пока удалось лишь с самим собой, но лишь потому, что других людей здесь нет. Мне кажется, душевнобольной не способен задаться вопросом, псих он или не псих, как не может и подвергнуть сомнению или согласиться с таким заключением. А я уже способен и размышлять, и делать выводы и, по-моему, очень даже здраво.
