18 августа 2005 года
Начинаю вести дневник. Вернее, записывать то, что хочется или то, что просто необходимо запомнить. Идея дневника пришла мне после недавнего события. Что-то сильно зацепило меня. Видимо, важное, но что, пока я не понял. Потому и записываю, чтобы не забыть попозже разобраться.
Тот день потряс меня не тем, что случилось ранним утром в поезде, а тем, что произошло после. Я много ездил в поездах, много разного видел, однако такое – впервые.
Но обо всем по порядку.
Пробуждение
Сев на московский поезд всего два часа до того, только начал засыпать, как поезд резко затормозил. Натужно, громко, со скрежетом металла, не желавшего подчиниться воле машиниста. Такое торможение может и мертвого разбудить. Сверху сыпались вещи. Люди соскакивали с полок. Слышались крики, шум, охи, ахи.
Ничего не понимая, я тоже вскочил. По привычке бросил взгляд на часы – 6 часов 14 минут. С грохотом накатывающихся друг на друга вагонов, состав, наконец, обмяк и остановился. Все прильнули к окнам плацкартного вагона. Рассвело. Не видно ни станции, ни полустанка, ни переезда.
Раздавались возмущенные возгласы:
– Почему остановились?
– Что произошло?
– Что это было?
– Чуть не убились!..
Мужчина, сидевший за боковым столиком, своим видом похожий на бывшего начальника средней руки, важно сказал:
– На перегоне что-то случилось.
– Может, кого задавили? – встревоженно спросила старушка, сидевшая напротив «начальника» и глядевшая на него.
– Этого не может быть, – безапелляционно сказал «начальник». – Увидев человека или машину на путях, машинист обязательно бы сигналил. А тут, поезд вон как тормозил, а никаких сигналов не подавал.
– Может, кто мину подложил, рельсы взорвал? Вона сколько раз уже показывали по телевизору, всё везде взрывают, страшно на улицу выйти.
– А ты и не выходи, бабуля, если ветра боишься, – усмехнулся суровый «начальник».
– Какого ветра?
– Ветра, который слухи разносит. Где взрывают? На юге. А где мы? В средней полосе. У нас здесь тихо.
– А если ещё вчера взорвали?
– Ну, ты, бабушка, даёшь! Тут поезда каждые двадцать минут следуют один за другим, то товарняк, то пассажирский, то электричка. Нет, взрыв бы слышали.
– А может пути разобрали, мину маленькую, негромкую подложили, чтоб только поезд под откос пустить, как в войну.
– Ты что, партизанила?
– Сама нет, мала была, с мамой жила в партизанском отряде в болотах под Гомелем. Батянька рассказывал.
– Тогда понятно, откуда страх у тебя. Врожденный. Сиди спокойно. Не было взрыва.
– Чего же поезд стал-то? – выспрашивала старушка.
– Чего-чего, – передразнил старушку «начальник» и отрезал, – Что-то другое… – потом, немного подумав, добавил. – Так значит надо.
– Чё надо? А если бы люди попадали с полок? – напала старушка на «начальника», как будто он был виноват в остановке поезда и возникшем из-за этого переполохе. – Поубивались бы мы тут. Чё? Так надо?
– Машинисту виднее, – назидательно сказал «начальник». – Наше дело – сиди и жди. Когда надо, поедем.
С верхней полки спрыгнул парень в спортивном костюме и возмущенно заговорил:
– Не, мужик, так тормозить нельзя! Что, дрова везут?
– Вообще, обнаглели все. Что хотят, то и творят! – резюмировала сидевшая у окна напротив меня полногрудая круглолицая тетка, уминая за обе щеки яблоко. – Там наверху сидят, порядок навести не могут.
– Так кто там сидит? Раньше бы они в других местах сидели! – охотно подхватил тему «начальник». – В советское время такого не было. И быть не могло. Я чуть головой об угол не ударился. Прямо об железку.
– Это что! Я вот чуть с полки не слетел! – продолжал возмущаться «спортивный костюм». – Правильно, бабуся, говоришь, убился бы. Или инвалидом стал. А кто отвечать будет? Виновных-то и не найдут.
– Так никому нет дела. Что творится, что творится! – заохала тетка. – Во, времена!
– Раньше на железке, говорят, порядок был железный, – сказал «спортивный костюм», выставив вперед перед собой увесистый кулак.
– Чего же не быть железному порядку, когда его Железный Феликс и Железный Лазарь наводили с помощью ЧК, ГПУ, НКВД,1 – сказал худой, совершенно лысый, болезненного вида мужчина, сидевший рядом с теткой. – Да так наводили порядок, что ещё сорок лет не только железка, а вся страна дрожала в страхе от их приспешников.
– Зато по поездам часы сверяли! Ходили минута в минуту, – гордо сказал «начальник», – А без страха нельзя. Вот машинист, видать, светофор проспал. Переполоху натворил. А что ему за это достанется? Небось, и премии не лишат. А посадили бы парочку таких для острастки, другим бы неповадно было.
Бабуся, сидевшая как на углях, и всё время пытавшаяся вставить своё словечко, тут же наскочила:
– И никаких авариев не было, никаких катастроф! Нельзя телевизор включить! То тут что-то случилось, то там. Ужас!
– Во-во! И убийств не было. И бандитов. И этих.., как их… мафии тоже не было, – сердито добавила тетка.
– Конечно, ничего не было! Ну как же! – саркастически воскликнул «лысый». – До перестройки у нас тишь да благодать была! А пароход «Суворов» на Волге в мост врезался и затонул. Между прочим, с людьми! А два корабля столкнулись на рейде на Черном море, один из них пассажирский. Сколько людей погибло? А скорый поезд под Уфой, как газовый факел, сгорел дотла. С людьми! Более пятисот человек заживо сгорели.
«Ну, вот все и проснулись, – подумал я. – Ох, эти разговоры в поездах! Наездился, знаю. Обычно распалятся, навысказываются, а потом дуются друг на друга или подерутся. Однако, „лысый“ во многом был прав, но у меня он почему-то не вызвал симпатии. Правда „начальник“ во сто крат более неприятен. Будут они теперь спорить до посинения, да на горло брать… А ведь ничего и не докажут друг другу. Так со своими идеями и останутся».
Однако, в этот раз всё развивалось не по привычному сценарию, не как обычно.
Состав стоял, как вкопанный. Не было слышно никакого движения. Но мои попутчики уже забыли о внезапной остановке поезда и внимательно смотрели на «лысого». А он, попеременно вглядываясь в глаза каждому из собеседников, всё допытывался:
