Бэй Уэверли-Хопкинс мчалась по Пендленд-стрит; рюкзак подпрыгивал за плечами, темные волосы летели за спиной, как стая черных дроздов. Хозяева окрестных домов всегда точно знали, когда она пробегает мимо, потому что их охватывало внезапное желание навести порядок в ящике с носками и заменить уже наконец перегоревшие лампочки, до которых все никак не доходили руки. Надо бы заняться наведением порядка, дружно думали они каждый день, когда Бэй после уроков спешила из школы домой. Но стоило ей пропасть из виду, как их мысли быстро возвращались в прежнюю колею: что приготовить на обед, почему муж в последнее время ходит мрачнее тучи и не подождет ли стирка до завтра.
До дома Уэверли оставалось всего ничего, и Бэй припустила еще быстрее. Это был старый затейливый особняк в стиле королевы Анны, с огибающей его широкой террасой и – что Бэй нравилось в нем больше всего – причудливой башенкой с одной стороны. Этот дом появился в округе первым – в самом конце девятнадцатого века, еще даже до того, как был основан Орионовский колледж. В те стародавние времена, когда городок Бэском в Северной Каролине представлял собой не что иное, как перевалочный пункт на пути следования тех, кто стремился на запад, в горы. Все остальные дома на улице были построены уже позже, явно в подражание дому Уэверли, но сравниться с ним не мог ни один. Во всяком случае, в глазах Бэй.
Лестницу от тротуара к дому Бэй проигнорировала и бросилась бежать вверх по крутому зеленому склону, оскальзываясь на влажной после вчерашнего ливня траве. Резкий ветер, похоже, наконец принес в Бэском осень – без всякого предупреждения, точно в один взмах метлы. Ее холодное дыхание уже ясно чувствовалось в воздухе, и всюду были влажные опавшие листья: они лежали во дворах, на тротуарах, на проезжей части, налипали на машины. Казалось, весь мир припорошило смесью коричневого сахара и корицы.
Бэй повесила рюкзак на сук тюльпанового дерева во дворе и, не дождавшись даже, пока он перестанет качаться, через две ступеньки взлетела на крыльцо и распахнула дверь.
Пусть во внешнем мире и наступила наконец осень, в стенах дома Уэверли по-прежнему пахло летом. Сегодня был день лимонной вербены, и дом полнился сладковато-терпким ароматом, который наводил на мысли о пикниках на свежем воздухе и белых облачках в форме сердца.
Может, все это была лишь игра ее воображения, но Бэй всегда казалось, что дом каждый раз слегка прихорашивается при ее появлении: мутные окна начинают блестеть чуть ярче, а покрывала на диванах сами собой расправляются. Мама говорила, Бэй слишком уж его любит, прямо как прабабушка Мэри. Сама Бэй прабабушку Мэри не застала и все же отчетливо понимала: в устах ее матери это отнюдь не комплимент. Мама, хотя и выросла в этом доме, никогда не чувствовала себя в нем по-настоящему своей.
Все еще пытаясь отдышаться после пробежки по осеннему холоду, Бэй прошла через переднюю в гостиную, обставленную старой мебелью еще тех времен, когда прабабушка Мэри держала здесь пансион. Оттуда направилась в просторную кухню, оборудованную по последнему слову техники. Подошвы ее кроссовок, почти скрытых под обтрепанными штанинами мешковатых джинсов, заскрипели на натертом полу.
В воздухе висели клубы приторно пахнущего пара. У плиты (их здесь было несколько) Бэй обнаружила свою тихую тетю Клер; ее короткие темные волосы были забраны разномастными заколками, явно позаимствованными у Марии, девятилетней дочери Клер. За этим самым занятием в этой самой застывшей позе Бэй видела свою тетку последние четыре месяца: она помешивала все в тех же медных тазах смесь сахара, воды и кукурузного сиропа и разливала ее по все тем же формочкам.
Когда-то у тети Клер был вполне успешный бизнес по организации и обслуживанию банкетов, «Уэверли кейтеринг». О том, что Клер умела готовить из съедобных цветов, растущих вокруг кривой яблони на заднем дворе, ходили легенды. Все знали: если поручить Клер праздничный стол к юбилею, она сделает чесночный майонез с настурцией и бутоны тюльпанов, начиненные апельсиновым салатом, так что гости будут расходиться по домам, испытывая одновременно зависть и возбуждение. А если заказать у нее угощение ко дню рождения ребенка, она подаст крошечные, на один укус, клубничные кексики с засахаренными фиалками, от которых дети все как один будут примерно себя вести и хорошо спать днем. Еда, приготовленная руками Клер, обретала поистине волшебные свойства, когда она добавляла в нее свои цветы. В роду Уэверли женщины вообще были не такие, как все, но Клер уродилась самой необычной в их семье необычностей. И Бэй это очень в ней нравилось.
Но когда Клер чуть менее года назад организовала «Сласти Уэверли», все изменилось. Всю прошлую зиму Клер отчаянно искала средство, которое помогло бы вылечить вечно больное горло дочери, из-за чего та постоянно ходила без голоса и вынуждена была пропускать занятия в школе. Когда Мария заболевала, в воздухе повисало буквально-таки осязаемое напряжение, как будто дом ломал руки. В один из таких дней, когда Клер не находила себе места от волнения за снова заболевшую ларингитом дочку, она услышала, как в ее кабинете, примыкавшем к кухне, что-то упало. И когда она пошла посмотреть, что случилось, то увидела на полу один из старых кухонных дневников бабушки. В нем-то Клер и нашла тот самый рецепт леденцов: он гнездился между страницами с описанием способа отвадить от сада переливчатых зеленых букашек и списком ингредиентов для торта, приманивавшего мужей.
Леденцы исцелили больное горло дочери Клер, после чего весь город задался целью непременно попробовать новинку. Ведь во всем, что исходило от Уэверли, просто обязано было проявляться что-то необычное. Когда мамаши из школы прослышали про леденцы, они начали появляться на пороге у Клер в два часа ночи: им требовалось волшебное снадобье, способное облегчить боль в горле, что не давала детям (а следовательно, и их матерям) сомкнуть глаз всю ночь напролет.
К исходу зимы леденцы – нарядные, похожие на драгоценные камни конфетки размером с яйцо крапивника, обсыпанные сахарной пудрой, – стали сначала просить добавлять к заказам на праздничные застолья, которые организовывала Клер, а затем и вовсе заказывать оптом к сладкому столу на выпускных вечерах и свадебных банкетах. Именно на свадьбе Люкса Ланкастера в Гарольд-Мэноре, где в качестве сувенира всем гостям преподнесли подарочные пакетики, в каждом из которых была маленькая баночка лавандовых леденцов с медовой начинкой от Клер, их впервые попробовала кузина Люкса, работавшая в журнале «Жизнь в южном стиле». На обратном пути домой, в Алабаму, она прямо в самолете одним духом накатала статью о магических лиловых карамельках. Слова изливались из нее сплошным потоком. Она практически не помнила, как писала, охваченная эйфорией и чувством легкого опьянения. Стоило статье появиться в журнале, как она мгновенно разлетелась по социальным сетям, и на Клер обрушилась лавина заказов. Теперь, когда слава Клер вышла за пределы Бэскома, всем хотелось побольше узнать об этих странных леденцах и о странной Клер Уэверли, которая их делала.
