Простая учебная аудитория. Белые парты, черные стулья. Кроме белой доски,
на которой пишут разноцветными маркерами, больше никакой мебели нет. В комнате тринадцать человек. Двенадцать 3молодых людей – девушек и юношей лет восемнадцати-двадцати. Еще юные лица, же ищущие глаза. Свет в комнате такой яркий, что высвечивает макушки студентов филологического факультета. Рассыпанные солнечные блики в волосах пшеничного, каштанового, пепельного, черного цвета. Удивительное дело – свет: как много оттенков он может подчеркнуть и выявить в пространстве, предмете, человеке.
Перед ними, грузно опираясь на свои тяжелые ноги, стоит учитель, женщина пятидесяти лет, с пышными формами и черными как смоль волосами. Блики от искусственного освещения мешают разглядеть ее глаза в квадратных очках. Темные или светлые, добрые или злые, равнодушные или заинтересованные? Как сильно можно исказить свою внешность, надевая просто обыкновенные очки. Своими пухлыми пальчиками она открывает огромную, старую книгу в кожаном переплете. «Сегодня, – громогласно начала Учитель, – я хочу вам показать одну старую книгу. О ее происхождении мало что известно. Название этого артефакта так же
загадочно, как и само содержание: „Каннибализм и бедность. Сказки для взрослых детей“. Итак, начнем историю…» И все двенадцать присутствующих «взрослых детей» провалились в темную точку первой фразы первой главы повествования.
5
Глава 2
Даремский госпиталь
Девушка брела по пустынной улице.
Было около восьми вечера. Свет фонарей медленно провожал падающий, редкий снег, который бывает в конце ноября.
«Мрачно и холодно», – пронеслось в голове у нее. Ей было лет восемнадцать. Темно-серое платье, выглядывающее из-под такого же серого пальто, размывало силуэт молодой барышни в сумерках промозглой английской погоды. Безликий, размытый… На голове шерстяная косынка. Русые волосы выбились из-под платка, мягко спадая на высокий лоб славянского лица. Она может быть жительницей любой европейской страны. Только слегка нависающие верхние веки выдавали в ней что-то азиатское. Печальное смятение в юных глазах делало ее старше. Жизнь вдруг потеряла для нее смысл. Так молода…
Она монотонно шла мимо большого каменного здания в четыре этажа, автоматически читая вывеску: «Даремский госпиталь. Для тех, кто нуждается». Каменные стены внушали холодное величие местной архитектуры, превращая человека в ничтожно малое.
«Странное название», – медленно подумала Элис.
Ноги сами стали подниматься по ступенькам. «Раз, два, три, четыре… десять, одиннадцать, двенадцать… двадцать два», – само собой считалось в голове девушки. «Тихо как…» – опять мысли. Постояв минуту перед массивной деревянной дверью, Элис на мгновение засомневалась. Молниеносно кожа ощутила дуновенье ветра с запахом подвального, сырого, очень непохожего на снег воздуха. Но почему-то она решительно дернула дверь на себя. Дверь поддалась легко, как будто ее петли только что смазали.
Элис оказалась в обычной больнице с каменными широкими лестницами, длинными коридорами желтовато-песчаного цвета и металлическими дверями. Тихая взрослая женщина в длинном белом халате, перевязанном на талии поясом, и косынке серого цвета плавно и быстро подошла к гостье. Тронув ее за плечо, она участливо спросила: «Тебе к профессору?»
Элис не заметила, что цвет кожи у приемной медсестры был серовато-землистого оттенка. На фоне впалых глаз создавалось впечатление глубоко порядочной и скромной женщины. Девушка молча кивнула. Не торопясь они двинулись по песочного цвета коридору. Под ногами каменный пол был ледяным, и от этого становилось темно и зябко на душе.
Войдя в просторный, тускло освещенный кабинет, Элис осталась без сопровож- дающей. Профессор встретил ее внимательно и по-доброму, как хороший дедушка встречает внучку. Предложив сесть на стул, он налил ей теплого молока и настойчиво посоветовал выпить: «Пейте!»
Вздохнув, девушка подчинилась. Осторожно глотая молочную жидкость, Элис почувствовала, как она обволакивала ей рот, пищевод и разливалась теплом в желудке. Вдруг за много дней она ощутила покой, надежду и защищенность. Она подняла глаза на профессора. На нём был сероватый халат с длинными рукавами. Из-под халата виднелись серые брюки в узкую белую полоску и старые черные начищенные ботинки. Мелкие трещинки были тщательно заполированы кремом для обуви, и от этого почему-то становилось тоскливо на душе.
«Почему такие старые?» – на задворках внимания пронеслось в голове у Элис.
Лицо мужчины с крупными носогубными складками и мягким, почти женским ртом было гладко выбрито. Светлые с седыми прожилками волосы были волнами заче- 9 саны назад. Круглые очки на переносице ловили блики света отовсюду и делали глаза неуловимого цвета.
– Как твое имя?
– Элис Нортон, – машинально ответила она.
– Расскажи свою историю, – ласково попросил профессор.
Элис очнулась от разглядывания деталей кабинета. Это была просторная комната с дубовым письменным столом и множеством простых табуретов. Не было ни одного кресла, дивана или чего-то напоминающего комфорт. Вдоль стен стояли глухие коричневые шкафы, а на стене около двери висела огромная картина в позолоченной раме. Портрет неизвестного мужчины лет двадцати в полный рост, в костюме офицера. Светловолосый военный серьезно смотрел вперед своими голубыми глазами. Смущало только то, что этот офицер босой стоял на табурете, точь-вточь как в этом мрачном кабинете.
– Год назад, – начала девушка, – я познакомилась с молодым человеком, моим ровесником. Мне сейчас восемнадцать
лет. Это случилось просто на улице, у газетного киоска, – нежная улыбка коснулась ее губ. – Мы влюбились друг в друга и стали встречаться. Я из небогатой семьи. Мои родители – учителя в школе для детей из бедных семей. Но мой возлюбленный воспитывался состоятельным отцом и учился в военной академии. Через полгода наши родители узнали о наших отношениях. Из-за классовых различий и нарушения правил и традиций отец Питера отправил его на службу в Африку. Меня устроили работать в интернат для слабоумных, где я жила эти шесть месяцев. В какой-то момент я встала со своей железной кровати
в моей подвальной комнатке интерната и ушла на улицу с полным опустошением в сердце. И вот я здесь. В этом странном госпитале. У вас в кабинете.
– Что ты ищешь? – с глубоким интересом спросил пожилой мужчина.
Элис распахнула глаза, и ей показалось, что так же распахнулось ее сердце.
– Помощь и надежду, – выдохнула она.
– Меня зовут Томас Рот. Я главный врач этого госпиталя. Я помогаю людям обрести веру в себя, разобраться в себе, добиться гармонии, обновить измученное пережи- ваниями тело. Если хочешь, я помогу тебе.
