Ольга Лаптева - Песни Поморья

Интонация северной сказки позволяет связать три исторических пласта: настоящее (жизнь современных поморов, сохраняющих или не сохраняющих традиции своего народа), далекое прошлое (мифы/мифологизированные истории, песни и сказки) и XX век (время, когда серьезные изменения коснулись Русского Севера, время испытаний и перемен). Многие поморские былины подробно рассказывают о промысле народа – о добыче соли и жемчуга, об охоте и рыбалке. Поэтому через материалы этнографических экспедиций, комментарии исследователей и рассказы современных жителей Поморья создается портрет народа в прошлом и настоящем. Строгая красота северной песни передает характер поморов.

Таинственная атмосфера северной сказки, погружение в мир, наполненный музыкой и шумом моря, другое бытие, где «все от моря», где в порыве отчаяния люди обращаются к Океяну-Батюшке, где не ропщут на судьбу, если «море взяло» чьи-то суда, чьи-то жизни. Все от моря, и песня льется, как холодная, чистая вода, и отражается в ней Северное солнце.

Путешествие в деревни и поселки Архангельской области, фольклорное наследие поморов – песни, отличающиеся от деревни к деревне. Общей остается только тематика: свадьба, уборка урожая, проводы в армию. Особенности исполнения (и диалекта) в каждом из поселений.

Фильм-путешествие открывает невероятные красо́ты Севера, мощь и силу Белого моря, потрясающие восходы, закаты, северное сияние. В нем представлены четыре сезона природы. Лучшие эксперты, музыканты, этнографы и фольклористы рассказывают о поморской северной песне. О ней же говорят жители поморских деревень. Это удивительное и масштабное полотно, сплетенное из истории песни, истории края, стихии природы. В фильме разнообразно, мощно, лирично, мелодично, ярко и красиво звучит поморская песня.

«Поморская песня и есть стихия, как таковая, энергия, мощное самостоятельное явление. Она будет жить, покуда жив Север…»

Ольга Лаптева, режиссер

На мила дружка,

На дружка ли на серде… ой,

На дружка на серде… ой сердечныва.

Наша Нёнокса богатая:

Хлебом-солью тороватая.

Хлебом-солью тороватая,

У нас домы высокие…

Ой, ты ли-то не бойся, мой да любезнай,

ой, да до зорюшки пораньше разбужу…

– А чем песня помогает?

– Даже не знаю, чем она помогает. Я всю жизнь пою, не знаю. Вот видишь, девяносто семь годов прожила, а не знаю, что помогает.

– Жить помогает…

– Поморы – это, конечно, удивительные люди. Это человек свободный. Там никогда не было крепостного права. Многие из них были старообрядцами, то есть, они достаточно бережно относились к традициям, к памяти. Люди, которые действительно могут быть жёсткими. Это семьи, где роль женщины была чрезвычайно высокой, потому что мужчин по полгода может дома не быть и поэтому, в общем-то, можно говорить даже о равноправии. Это грамотность почти повсеместная, что удивительно. Есть же такой стереотип, что русский Север такой… заповедник древнерусской культуры: там былины, сарафаны, эпос, песни… И так далее…

– Отмечено исследователями, где лучше всего сохраняется эпос. Эпос встречается и остается наиболее сохранным, и вообще он популярен, как вид какой-то деятельности. Рассказывание эпоса, в тех краях, где русское население соприкасается… оно граничит с какими-то другими народами. И эпос подчеркивает вот эту идентичность русскую. То есть, носители эпоса – это всегда люди, которые граничат с другой культурой. И которым нужно, может быть, каждый день или время от времени, себя утверждать в том, что они к этой культуре принадлежат.

Дмитрий Баранов:

– Отношение к морю, к лесу, не как к объекту, который можно изменить, покорить, переделать, а как к субъекту, как к партнеру по диалогу, равноправному диалогу, и важно договориться с ним. Не «я – оно» – не эта модель реализуется, а «я – ты». И вот всякие приметы, персонификация – «Море-батюшка», «Морской царь» и так далее… Всё свидетельствует о том, что мы живём в этом поле взаимодействия равных участников в этой игре как бы большой, которую поморы ведут с внешним миром.

Сядем, миленькой, поедем

За дальние города,

Где солнышко греет,

Луна – никогда.

– Эта церковь была построена мои братом Павлом Григорьевичем по его инициативе. Потому что здесь служил мой прапрадед.

– Чем заняться? Раньше сети ставили, народу много было, мужиков – ставили сетки, ловили рыбу. У нас ведь рыболовецкий колхоз, дак. Вот и сёмгу ловили, селёдку ловили, а теперь этого ничего нет. Сейчас колхоз весь распался. Ну, так есть вот немного – тут еще сколько-то колхозников работает. А мы раньше-то что? Мы на ферме работали… У нас ферма вон там большая была на горе. Тут еще была ферма, и кони были, у нас всё было: и овцы были, и свиньи были в колхозе. А теперь людей нет, все уезжают. Всё…

– Яркие моменты? Вот пример. Кончается сенокос, идут они с дальних участков. Там много женщин. В посевную всё женщины, женщины, женщины… И вот хор их старинных песен. Далеко, слышно, идут. В деревню зайдут и потом по домам расходятся, и уже последняя там, и всё. Я это очень хорошо помню. Вот «борода» заканчивается – уборка картофеля там, ячменя и прочее-прочее… Тоже называют «борода»… И тоже соберутся женщины тут на угоре, на пригорушке, в магазин сходит бригадир, всем по рюмочке… И песни – во всю силушку. Хорошие песни, голосастые. Хорошо пели женщины, уже современные такие песни… Старину-то они знали тоже, но как-то уже более вот такие…

– Если супу надо, так я… Снег нападёт, куропатки. На угор я поднялся, тут кусты начинаются ивовые… Куропаток навалом. Сил десяток поставлю, пришел – две-три куропатки есть. Всё, мне на неделю хватит.

Михаил Майзеров:

– Никто уже не споет старинные песни, нет. Теперь дюже вот это дописывается. А того уже, того хора нету. Только в архивах может быть где-то.

Сарафан-то с косой оборочкой, да....

Сарафанчик раздувается,

Ой, сарафанчик раздувается, да…

Ко мне милый в гости ладится.

Татьяна Пунанцева:

– И всё забудется. И теперь уж они не поют. Тех не знают, а мы старые, так уж тоже стали забывать всё.

– Это – музыка родины моего отца. Это музыка, на которой я осваивала профессию музыковеда.

Сейчас я передаю знания детям в детской музыкальной школе искусств. Преподаю на отделении «Музыкальный фольклор», учу их играть на традиционных инструментах именно традиционную музыку так, как она могла звучать в начале двадцатого века.

Рассказываем о традиционной культуре, чтобы они, когда вырастут, понимали в чём разница, и могли найти именно настоящее искусство и понимали его. Чтобы оно было для них доступным, чтобы им было понятно, о чем здесь говорится.

Потому что, конечно, прошло очень много лет, и без специальных знаний можно это слушать только по большой любви. Но, если получить эти знания, понимать, что звучит, как звучит, почему звучит, то, я уверена, найдется очень много людей, которым понравится эта музыка. Она действительно очень красивая и ее очень много – разной. На любой эстетический вкус найдется что-то, что поразит до глубины души человека.