Рассказ
О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды.
(Хилон из Спарты, VI век до н. э.)
Мимо Жмуркина прошли два зачуханных типа в тёмных бейсболках и почти одинаковой одежде, больше напоминающей ему обычную строительную робу. Один из них вёз за собой двухколёсную тележку, а другой семенил за ним и, приплясывая, дурашливо потрясывал головёнкой, напевая какие-то слова, что явно выдавало в нём придурка.
У своего подъезда Жмуркин, в недалёком прошлом кандидат в мастера спорта по боксу, задержался, беседуя со знакомыми парнями с их двора. Они посторонились, когда мимо них проехал автобус с широкой чёрной полосой на всю длину белого и уже замызганного кузова.
– «Афганец», из крайнего подъезда, – сказал один парень, оценив вопросительное выражение на лице Жмуркина.
– Тёща с женой задолбали мужика – он и удавился! – бодро пояснил другой.
– Безработный, давно уж… прозябал, – добавил третий сокрушённо. – Жалко… пацанчик у него остался – и о чём эти бабы думают?!
Жмуркин, как и эти парни, толком «афганца» не знал и даже не мог припомнить его физиономию, но сочувственно кивал головой, сожалея о смерти бывшего воина-интернационалиста. Разговор у них дальше не клеился, и он попрощался с парнями, услышав вдогонку чей-то уважительный голос:
– Держись, Жмур… удачи тебе!
Жмуркин тоже был безработным, жил с женой в квартире тёщи, папашей ещё не стал, но и его, как и «афганца», регулярно и очень часто беспричинно пилили проживающие с ним женщины. Напутствие дворовых приятелей оказалось кстати. Вечером, после очередного женского натиска, который он выдержал вполне достойно, не позволив ему перейти в семейную ссору, Жмуркин надумал искать жизненную удачу в другом городе.
Утром, прихватив документы, с одной лишь спортивной сумкой через плечо, он налегке отправился в те места, где когда-то появился на божий свет…
Зябликов был холост, но к своим двадцати шести годам уже пережил три несчастные любви. От второй и не самой болезненной у него осталась особая примета – татуировка «Наташа» на левом запястье.
Школу Зябликов не закончил и после девятого класса поступил в местный лесотехникум, в котором доучился до конца и с грехом пополам получил диплом техника-лесовода. Из своего провинциального городка он впервые отправился в столицу в конце восьмидесятых.
Впечатлений было много и очень разных, но самым ярким оказалось то, как Зябликов спустил две сотни рублей в толкучке у «напёрсточников», недалеко от Ленинского проспекта, где находилась скульптурная композиция с фигурой первооткрывателя космоса Юрия Гагарина, устремлённой ввысь.
Однако крепче всего Зябликов почему-то запомнил синеватые тату на пальцах снующих рук у ловкого «напёрсточника» да ещё в придачу импортные сапожки с точёными ножками одной зрительницы, соблазнительно уходящие вверх под её короткую клетчатую юбку.
Тогда ему едва хватило денег на один день проживания в белокаменной и обратный билет домой. Во второй свой визит Зябликов был уже умнее и подготовился к нему основательно. В столице он купил подходящий себе вузовский диплом и в настоящее время работал в областном министерстве. Зябликов числился перспективным чиновником и не без оснований рассчитывал в скором будущем на должность заместителя начальника одного департамента.
После приобретения фальшивого диплома и особенно после последней и наиболее злосчастной любви, Зябликова почему-то больше тянуло к уединению на природе, и на это его новое увлечение, наверное, повлияли годы учёбы в лесотехникуме. И в самом начале календарной зимы, в то время ещё совсем не лютой, он отправился в малоснежный, но сказочно заиндевелый лес…
Жмуркин доехал на рейсовом автобусе до первого поворота на автотрассу. Ещё раньше он решил, что будет добираться до намеченной цели автостопом, но две машины проскочили мимо, не обратив на него никакого внимания. Жмуркин задумался, поглядывая на пустующую и враждебную дорогу, которую окружал молчаливый лес, сверкающий своим зимним нарядом. Лес притягивал и манил к себе, и Жмуркин, приметив в придорожном мелколесье тропку, ведущую в глубины лесного царства, направился не спеша по едва заметной узкой дорожке.
Когда Жмуркин углубился в дубовую рощу, за которой протекала река, то он, чтоб отвлечься от грустных мыслей, включил карманный радиоприёмник. Покручивая диск настройки, Жмуркин продолжал думать, пока не наткнулся в радиоэфире на весёлые голоса ведущих какого-то канала. Они дурачились и шутили по поводу древнего крокодила, который жил в гордом одиночестве в большом пруду на землях одного поселения в далёкой и загадочной Индии.
Крокодил был удивительно мирным и даже ласковым существом, и никогда не нападал на людей. Радиошуты смеялись над миролюбивым крокодилом, называя его самым странным вегетарианцем из всех рептилий, предположив, что именно он послужил писателю Эдуарду Успенскому прообразом обаятельного крокодила Гены.
Сквозь пошловатый юмор болтливых и шумных ведущих Жмуркину вроде бы послышался короткий человеческий крик. Он выключил радиоприёмник и стал прислушиваться, но в лесу стояла тишина, зато Жмуркин впервые почувствовал запах дыма. Он продвинулся ещё немного и вскоре заприметил костёр, недалеко от лесной тропки, а впереди, за деревьями, уже виднелся крутой спуск к реке. Через несколько минут он находился на берегу и осматривал окрестности. Жмуркин обратил внимание на довольно большую полынью с обломанными краями льда. Она находилась поблизости от берега, и у него сразу же возникло подозрение, что кто-то совсем недавно мог здесь провалиться под лёд. Река покрылась им недавно, лёд был не совсем прочный и местами ещё зияли тёмные промоины и полыньи.
Жмуркин прошёлся по берегу вдоль русла реки, но ничего подозрительного не увидел и вернулся к тому месту, где догорал костёр. Там, около старого дуба, он обнаружил небольшой, разборный мангал, несколько коротких шампуров из нержавейки и рюкзак. В нём Жмуркин нашёл литровую банку с мясом в рассоле, видимо, для шашлыка, краюху хлеба, несколько луковиц и четвертушку водки. Когда он увидел в эмалированной кружке маленькую пачку индийского чая в полиэтиленовом пакете, то уже не сомневался, что на берегу реки произошла трагедия.
«Направился за водой на речку… и провалился у ближней полыньи, приняв её за прорубь, – тоскливо размышлял Жмуркин. – Течение на этой стороне приличное… Несчастного затянуло под лёд и теперь, и теперь он будет кормить раков…»
За дубом, среди валежника, приготовленного, похоже, ещё осенью, Жмуркин увидел маленький туристский топорик и захотел прихватить его с собой, но в последний момент передумал. Он притушил остатки костра, с минуту постоял под раскидистым дубом, а потом отправился в обратный путь.
