Михаил принял клинок под углом, увел его в сторону и тут же контратаковал. Меч прошел по верхней кромке щита, срезав тонкую стружку железной окантовки и дубовую щепу. Казалось, острие едва дотянулось до шеи противника, но этого хватило, чтобы развалить ему глотку. Тот сразу же позабыл о драке, схватившись за разверстую рану, пытаясь сделать вдох и захлебываясь собственной кровью.
Очередную атаку Романов принял на щит. Положение оказалось неудобным, а потому не до изысков, и защита вышла жесткой. Несмотря на поддевку, наруч и кольчугу, обрушившийся на преграду удар болезненно отозвался в левой руке. Здоровый детина, что тут еще сказать.
Михаил контратаковал щитом. Противник принял ее на свой, и тут приплясывающие лошади их развели. Впрочем, Романова это не остановило. Мгновение, и меч повис на темляке, а пальцы схватились за рукоять метательного ножа. Из-за болтающегося на запястье клинка замах не очень-то получился. Но и половец был обряжен не в серьезный доспех, а всего лишь в кожу. Так что тонкое жало тяжелого граненого клинка без труда пробило защиту и впилось в тело. Убит или ранен, уже не важно. Этот не боец.
Воспользовавшись мгновением передышки, Михаил привстал в стременах, пытаясь охватить всю картину в целом и оценить обстановку. И тут же в грудь ударила стрела. Ламеллярный доспех выдержал натиск бронебойного наконечника, рикошетировавшего от вороненой стальной пластины.
Зато самого Романова ощутимо толкнуло в грудь, да так, что он опустился в седло. Чтобы не упасть, пришлось натянуть повод. Верный конь встал на дыбы, и всадник едва не вывалился из седла, но сумел и сам удержаться, и с животным совладать.
Впрочем, нет худа без добра. Жеребец, отчаянно взбивая перед собой воздух, обрушил копыта на очередного степняка. Тот хоть и сумел прикрыться щитом, но вместе со своей лошадью повалился в ковыль, тем самым ненадолго обезопасив Михаила с этой стороны.
Как ни краток был миг, но Романов успел рассмотреть, что в седле оставалось только двое гвардейцев, сражавшихся в полном окружении. Как и то, что они тщетно рвутся к нему, но силы слишком неравные.
Рубящий удар сзади. Сталь выдержала очередной натиск. Жесткий доспех распределил его по большой площади так, что Михаил ощутил лишь сильный толчок. Потянул повод влево, и все еще вздыбившийся жеребец развернулся на задних ногах. Ладонь опять сжимает оплетенную кожей рукоять меча. Романов замахнулся и одновременно с опускающимся на передние ноги конем нанес сокрушительный рубящий удар. Попытка половца защититься щитом оказалась тщетной, и клинок впился в основание шеи кочевника.
И опять удар в спину, теперь колющий. Но и он не достиг цели. Острие изогнутого меча степняка беспомощно скользнуло по вороненым пластинам. В следующий раз Михаила достали в наборную бармицу. Защита выдержала и шея не пострадала. Но на этот раз перед глазами поплыли разноцветные круги. И опять стрела! Доспех все же не выстоял, и грудь Романова будто взорвалась огнем.
Он замер, охваченный острой болью, не в состоянии вздохнуть. Мгновение, и ему удалось отключить нервные окончания. За это придется заплатить подвижностью. Но какая это ерунда в сравнении с тем, что пробито легкое, и движение доспеха раскачивает древко, а как следствие, и бередящий рану наконечник. Ну и еще немаловажная деталь: никто не даст ему возможности перевести дух.
Очередной удар. И вновь доспех выдержал. Однако сам Романов удержаться в седле уже не смог, завалившись набок и упав под ноги своего коня. Следом прилетел клинок, острие которого проникло в узкую щель между доспехом и бармицей. Михаил отчетливо услышал, как с противным чавканьем развалилась его глотка. Он и без того с трудом запихивал воздух во все еще целое и не забитое кровью легкое. А тут еще и это.
Стремительная потеря крови. Удушье. Да, он отключил болевые ощущения, но ничего не мог поделать с кислородным голоданием. Его сознание поплыло, и наконец он провалился в полную темноту.
– Ну и как наш герой? Пришел в себя? – ввалившись в палату, с порога поинтересовался Щербаков.
– Пока нет, Макар Ефимович, – ответил реаниматолог, и не подумав возмущаться по поводу столь бесцеремонного вторжения.
– А в чем проблема? Вы же больше не вводите ему препараты, – удивился глава проекта.
– Не вводим, но организм сначала должен вывести то, что уже в него закачано. Или же… – Врач развел руками.
– Давайте без загадок, – нервно дернул щекой Щербаков.
– Если его душа, личность, или, как вы говорите, матрица сознания не вернется в тело, то искусственная кома перейдет в обычную.
– Хм.
– Что показывает ваша аппаратура? – поинтересовался врач.
– Связь потеряна, – с досадой произнес Щербаков.
– Похоже, имеет место повторение прошлых неудач. Будем отключать?
– Н-нет. Подождем несколько дней. Все же восемьдесят семь процентов совместимости. Ждем.
– И сколько будем ждать?
– Сегодняшний наш бюджет позволяет продержать его в коме без какого-либо ущерба хоть целый год. Благодаря ему у нас столько материалов, что мы и без того завалены работой по самую маковку.
– Значит, до упора?
– Именно.
О том, что за прочих кандидатов Макар Ефимович так не держался, врач вспоминать не стал. Да и стоило ли, коль скоро он сам же отключал их от аппарата ИВЛ. Грязная работа. Н-но, как говорится, кто-то должен ее делать. Хотя, конечно, если бы правозащитники узнали о том, как именно проходят эти эксперименты… Впрочем, на мышках и собачках тут ничего не получится. Необходим именно человеческий разум. Во всяком случае, иной путь им неизвестен. Да и этот стал доступен благодаря невероятному стечению обстоятельств.
– Ну и как наш подопечный? – входя в кабинет руководителя проекта, поинтересовался Кравцов.
Макар Ефимович поднял взгляд на майора ФСБ и молча развел руками.
– И каков прогноз у врачей? – не унимался фээсбэшник.
– У врачей диагноз. Искусственная кома перешла в обычную.
– Точно?
– Крайний срок действия препаратов истек четыре часа назад. Так что точнее и быть не может.
– Вы бы не спешили его отключать. Все же восемьдесят семь процентов…
– Сережа, вы что же, вздумали меня учить?! – вспылил Щербаков.
Он вскочил с места и, налившись краской гнева, уставился на фээсбэшника, едва не пуская из ноздрей пар. Офицер выставил перед собой руки в примирительном жесте. Но при этом и не подумал тушеваться или потакать светочу современной науки. Наоборот, осуждающе покачал головой. Наконец физик взял себя в руки, прошелся туда-сюда по комнате и рухнул в жалобно скрипнувшее кресло.
– Ничего. У нас уйма материалов для работы. И вообще, мы не сидим сложа руки. Щупаем и сканируем ЕИПЗ. Насколько это возможно. У нас есть маркер матрицы сознания Романова. Конечно, это даже не иголка в стоге сена. Но ищущий да обрящет.
