М О С К В А 2 0 1 7
Роман С. Cупремова очень метко определяет ценности жизни —
ту планку абсолюта, к которой человек, если он понимает умом и
сердцем свое предназначение на земле, должен стремиться всю
свою жизнь. Используя богатую художественную образность, автор
повествует о пути героя через джунгли Семизонья к красоте Сада,
который скрыт внутри каждого из нас. Издание предназначено для
широкой читательской аудитории.
Кто твой охранник?
ГЛ А В А 1
– Когда буду тебя спрашивать, что ты видишь, назы-
вай только то, на чем держится твой глаз, уяснил?
– Да, папа, понял. Я и в прошлый раз тебе говорил…
– Не нервничай, легче… теперь целься!
Я натягивал тетиву и наводил мушку. Восьмая мишень,
семь остальных пройдены, и, конечно, росло беспокой-
ство. Ладони вспотели, пальцы неприятно скрипели по
тетиве, и все оттого, что осталось каких-то три мишени.
Будь их семь или пять, такого страха не было бы, но ведь
восьмая, и промазать будет так обидно!
– Что ты видишь? – разогнал тревожные мысли го-
лос отца.
– Мишень, кончик стрелы вижу… – помешкав, я до-
бавил: – Палец свой вижу.
Отец ничего не ответил, а я выстрелил и – промазал.
Так досадно, что не описать, а он мне снова:
– Целься, не хнычь! Перечислишь только то, что ви-
дишь… только, что видишь…
Девятая мишень уже дрожала, или это рука так, но мне
не удавалось вернуть настрой, пригодный для хорошей
стрельбы, к тому же, ныло предплечье – вероятно, от
подтянутой накануне тетивы.
– Что видишь? – снова внезапно одернул меня голос
отца.– Мишень вижу, еще рука дрожать начала, гуляет на-
водка… еще неровная траектория, ветер мешает. – Я
отпустил правую руку и сфокусировал взгляд на девятке
– на этот раз я попал. Но былого трепета, радости уже не
было. Оставалась самая ответственная, квалификацион-
ная мишень, и все прошлые достижения померкли перед
этой целью.
Отец положил руку на мое левое запястье и силой
опустил мой лук. Он стал призывать меня настроиться,
перестать нервничать, поскольку это не последняя в моей
жизни мишень. Папа долго говорил о вере, я должен ве-
рить, что попаду, верить в себя. Неважно, сколько будет
промахов, вера в себя не должна пропадать, потому что
проигрывает тот, кто сдался, а не тот, кто делает много
ошибок. Я не понимал, что он говорит, и он догадывался,
что до меня с трудом доходят его слова, и тогда он переи-
начивал и рассказывал то же самое, но в других выражени-
ях. Одно я запомнил даже очень хорошо.
– Ты сомневаешься, что попадешь. Признайся!
– Да, боязно, осталась последняя цель.
– Видишь, ты уже проиграл – еще не выстрелив,
промазал. Так нельзя, кто тебя так учил, я не учил сомне-
ваться в себе. Целиться – учил, не смотреть по сторонам
– учил, а сомневаться – нет. Кто тогда тебя надоумил?!
Я ответил, что не знаю, это само происходит, и я не ви-
новат. На это папа строго возразил, что виной всему мое
нежелание дружить с покоем.
– Ты зыркаешь по сторонам, волнуешься, видят или не
видят тебя другие, и разбазариваешь все свое равновесие.
Когда покой теряется, тебя захватывают сомнения: «Ой,
последняя мишень, предпоследняя мишень, я смогу, я не
смогу». Кто же так делает?! Мать твоя тоже волновалась,
что расскажут о ней на работе, что глупой посчитают, не
поверят, если она скажет правду. Но она же не учила тебя
стрелять, учу я! Покой ушел – пришли сомнения, а по-
явились сомнения – возникли тревоги, и твой настрой,
прицел на победу – все это порушено. Скажи, ты пони-
маешь, о чем я говорю?
Я закивал головой, но повторить за ним не смог бы.
Поупражнявшись в красноречии, отец стал по новой за-
ставлять меня целиться, крепко сцеплять пальцы, держать
спину и равномерно дышать – все то, что я уже слышал
сотни раз. На каждом этапе он произносил: гони сомне-
ния, не нарушай уравновешенность, а потом еще и еще
раз повторял эти слова, пока, в конце концов, правая рука
не прекратила слушаться и не стала бесконтрольно дро-
жать. Но вместо конца занятий отец разрешил полчаса от-
дохнуть и снова принялся пилить своей мудростью.
Сколько прошло времени, сейчас не вспомнить, только
к концу дня он спросил, когда я одеревеневшими руками
держал лук:
– А сейчас что ты видишь?
16
Из-за его гипнотических фраз типа «долой сомнения»
и «держи внутренний баланс» я мало что видел и мало
чем интересовался.
– Говори, что видишь.
– Цель.
– Что еще?
– Цель только…
– Хорошо, хорошо, может еще что-то?
– Цель… – мне уже ничего не было видно, кроме
крохотной черной дырки в двадцати метрах от меня.
– Стреляй!
Я попал. Потом попал еще раз и еще, но почему-то от
этого не ликовал, а продолжал целиться и попадать. Я не
видел ничего, кроме цели, и, по мнению папы, именно по-
этому не мазал.
– Никогда не сомневайся в себе, никогда! – после
этих слов он отпустил меня в дом, а за ужином добавил:
– Брось неверие в себя, тогда ни пацаны, ни занудные
взрослые, ни царь, ни Бог не будут тебя донимать, и ты
всегда на безопасной стороне; а стоит засомневаться, гля-
дишь – тут как тут пожаловали несчастья: и царь тебя не
любит, и Бог не жалует, и пацаны придираются.
17
ГЛ А В А 2
Реле пряталось от меня и не находилось ни под одним
кожухом, а до сумерек оставалось не больше двух часов.
Было понятно, что ночь пройдет в зоне «D» и надо обя-
зательно измотать себя какой-нибудь работой. Я никак не
мог придумать, что же сделать, чтобы истощиться физиче-
ски или умственно, – наверное, зона так влияла, что ни
одно решение не задерживалось в голове дольше несколь-
ких минут.
Я принялся бессмысленно стучать монтировкой по
трубке, которая казалась мне главным контуром. Бил
больше от отчаяния, нежели в попытке устать.
«Ну, что я делаю? – думал я, – ведь это глупость».
Но я все равно, как упрямый ребенок, стучал по каналу,
начиная подозревать, что он заполнен газом, а не пустой,
как мне казалось сначала.
«Идиот, ведь газ может быть ядовитым или воспламе-
няющимся… В джунглях есть такие смеси, которые реа-
гируют на изменение температуры в 40—50 градусов по
Фаренгейту. Надо, по меньшей мере, надеть очки». Но
из-за бестолкового исступления я не отдавал себе отчета
в том, что делают руки.
«Бряк-бряк-бряк», – с тонким присвистом звякала
железка о железку. Давно мне не было так мучительно не-
спокойно, как в тот первый день в зоне «D». Как только
18
я представлял себе, что прекращаю стучать и наступает
тишина, мне делалось неуютно и страшно, и я увиливал
обратно в бездумный барабанный бой и проклинал себя
за потерю самоконтроля.
– Сейчас стемнеет! – предупредил голос из динами-
ка на высокой ветке дерева, приятный и даже дружеский
баритон. Динамики попадались в разных частях джунглей
и вещали для тех обитателей, которые могли услышать, и
