Дрожащими руками мужчина достал фотографию, погладив большим пальцем бумагу. Затертое изображение улыбающейся девушки на протяжение двух лет не покидало его нагрудный карман, став горьким напоминанием о былом счастье. Тяжело вздохнув, опустился на стул, положив фото на стол перед собой. Вмиг его фигура осунулась. И вместо крупного, перегораживающего своей фигурой дверной проём пожарного, оказался убитый горем, потерявший покой и смысл жизни человек. Человек, чья молодость закончилась в одночасье, стоило осознать всю глубину трагедии, случившейся в его жизни.
Он смотрел перед собой, не моргая, удерживая бумагу кончиками пальцев, словно боясь отпустить её и потерять последнюю ниточку, связывающую его с дочкой, надежда увидеть которую до сих пор теплилась в его душе, не позволяя опускать руки.
Мая сидела, поджав ноги под стул, переплетя на столе пальцы рук. Она смотрела на мужчину напротив, стараясь не показать тех эмоций, что произвел на неё его вид. Готовясь к этой встрече, она тщательно изучила дело и ожидала встретить огромного мускулистого спасателя, мелькавшего одно время в новостях, рядом с которым любой нормальный человек будет выглядеть лилипутом. Но к подобной реальности она оказалась не готова. Почему-то всегда хочется верить, что мужчины сильнее женщин и, несмотря на трудности, способны сохранять хотя бы видимость силы. И по какой-то причине очень часто забывается, насколько каждый из нас уязвим, независимо от пола, возраста, нации или расы. Всем известно, что человек - очень хрупкое существо, но гораздо легче повредить не его оболочку, а то, до чего не дотянуться рукам или самыми современными технологиями – душу. Ведь она – единственное, для чего не существует лекарств. И ранив однажды, её невозможно восстановить вновь.
Мая стеснялась напрямую рассматривать мужчину, но и отвести глаза в сторону у нее не выходило. Никогда она не видела человека, настолько сломленного горем и разочаровавшегося в жизни. И даже сдав экзамены по психологии на отлично, она терялась, не зная, как именно должна себя вести. Ей было больно смотреть на то, как сильно случившееся сломало его, и невыносимо от того, что ни полиция, ни государство не желали ему помочь. Все давно уже закрыли глаза на дело Вероники Сувориной, как и на десятки похожих дел. И пусть они твердили, будто предпринимают какие-то попытки отыскать бесследно пропавших девушек, Мая знала об истинном статусе дел. Раз в несколько месяцев с них стряхивали пыль, протирая полки, даже не раскрыв папку. Никто не искал девушек, никто не собирался помогать их безутешным семьям, никому не было дело до их пропажи. Никому, кроме их родных.
— Сергей Николаевич, — заговорила она, привлекая его внимание.
Мужчина медленно поднял взгляд от фотографии к собеседнице, задержав на ней внимание, слегка улыбнувшись, словно извиняясь за свое состояние.
— Сергей Николаевич! Спасибо, что согласились встретиться со мной.
Мужчина лишь кротко кивнул, продолжая смотреть на неё глазами-призраками.
— Я соболезную вашей потере. И хочу хоть как-то помочь вам и многим другим людям, попавшим в подобную ситуацию.
Мая выждала несколько мгновений, боясь оттолкнуть этого человека напором, и в результате стать одной из тех, что намеренно игнорировали его весь последний год.
— Вы знаете, Мая, — тихо заговорил он, — наверное, это неправильно или странно, но я не верю, что кто-то способен помочь мне или таким, как я. Более того, я не считаю, что помогать нужно нам.
— Тогда кому, Сергей Николаевич, если не вам?
— Знал бы я ответ на этот вопрос, мы бы не разговаривали сейчас с вами, — устало проговорил он, снова словно инстинктивно погладив фотографию.
— Мне известна ваша история, известны ее детали, и я верю, что могу что-то сделать, всколыхнув общественность, и тем самым обратить её внимание на происходящее под самым носом.
— Вы так юны, Мая, — с горечью сказал он. – В вас еще пылает огонь жажды справедливости, желания сделать мир лучше. Но хотите, открою секрет? Миру не нужно, чтобы его спасали. Это отвратительное место, погрязшее во лжи и самообмане. Вы думаете, кому-то действительно есть дело до чьих-то там детей, погибающих, голодающих, исчезающих? Скажите, Мая, с позиции человека, которому предстоит жить среди этого равнодушия и эгоизма долгие годы, вы действительно верите в это?
Девушка замерла, обдумывая ответ на вопрос мужчины. Верила ли она в то, что возможно изменить мир? Нет. Именно поэтому она старалась сделать что-то действительно хорошее такому количеству людей, насколько хватит сил и жизненной энергии. Она не могла наблюдать без щемящей боли в груди равнодушие к чужим несчастьям и бедам, поглощающее в последнее время все больше мужчин и женщин. Не могла смотреть на беззаконие и коррумпированность тех, кто поклялся защищать общество и делать его жизнь если не лучше, то спокойнее. Не могла смотреть на стремление многих ударить окружающих посильнее, заставив корчиться в агонии. Именно поэтому она стала журналистом. Мая верила, что раскрывая людям глаза на правду, пробуждает в их сердцах человечность. И пусть не все сразу способны откликнуться на зов совести, но даже, если её слова смогут достучаться всего до нескольких сердец, тогда ее миссия не напрасна.
— Я знаю, что миру не требуется спасение, как и то, что не смогу этого сделать в одиночку за тысячу лет. Но также мне известно, если я не буду прикладывать усилия и стараться сделать жизнь хотя бы одного человека лучше, то как я тогда, вообще, смогу жить в ладу с собой, зная, как много людей вокруг меня страдают. Понимаете?
— Понимаю, —кивнул он, посмотрел мимо неё на посетителей кафе, беззаботно обедающих за другими столами. – Когда-то и я был таким, верите?
— Верю, — искренне ответила она.
— Именно поэтому пошел в пожарные. И знаете, я действительно любил свою работу. Боялся и любил одновременно. И боялся не своей смерти, а не успеть. Всё время боялся, что мне не хватит каких-то там долей секунды для того, чтобы вытащить несчастного из огня. На моём счету десятки спасенных жизней. Людей, которых удалось вызволить из горящих домов. Мне казалось, я делаю что-то настоящее, помогая им, понимаете? И что я получил в благодарность за свою службу? Безразличие. Никому нет никакого дела на то, где моя девочка, как и те другие девочки, чьи родители до сих пор верят в их возвращение. Я будто сам оказался заперт в горящем доме, и никто не идет мне на помощь.
Девушка не перебивала собеседника, позволив ему выговориться, с горечью осознавая правдивость его слов. Ком, вставший у нее в горле, затруднял дыхание. Его горе было настолько осязаемо, что невольно она прочувствовала его каждой клеточкой тела. Всё в ней мучилось от безысходности вместе с этим человеком. Она слишком хорошо знала детали расследования и не могла не сопереживать несчастному отцу.
