Костер весело трещал, бросая в ночное небо снопы искр, озаряя отсветами пламени мужественное, покрытое седой щетиной лицо мужчины. И грел, грел все его тело после долгого похода и холодной погоды. Вытянутые к огню ноги отдыхали, влажные, местами грязные берцы источали легкий пар, начиная просушиваться. А после глотка водки из фляжки даже на душе стало теплее, не говоря уже об организме. Рядом, на вещмешке, лежал автомат, по периметру поляны была натянута сигналка, в рюкзачке за спиной – редкий, многофункциональный, а потому дорогущий артефакт «мумие», который кроме прочих способностей еще и отпугивал всякую нечисть.
Человек был спокоен, он не боялся нападения ночных мутантов, поэтому мог себе позволить сосредоточиться на тексте мятой бумажки, что лежала в ладони. В отсветах костра неровные детские строчки словно источали дополнительное тепло и добро. А еще – жалость. Ведь писала этот текст маленькая дочурка, уже месяц лежавшая в больнице с роковым диагнозом. И писала она папе откровенные и полные нежности слова…
Папуля, когда ты уже придешь? Я скучаю и очень-очень жду тебя. Тетя Зина говорит, чтобы ты скорее приезжал, она все время плачет и улыбается. А еще отворачивается. Всегда, когда я смотрю на нее. И опять плачет. Даже когда у меня не болит голова. Вчера сильно болела. А сегодня немножко. Но я сильная, ты же говорил мне, когда уезжал, чтобы я была сильная. Папа, я у тебя молодец. Я терплю и буду терпеть. Но ты приезжай. Мне плохо без тебя. Когда я скучаю по тебе, голова еще больше болит. Папа, а еще… вчера меня вырвало. Я плакала… Папуль, ты обещал привезти мне камушек красивый. Я теперь знаю, кто такие геологи. Тетя Зина сказала. Они уезжают надолго в горы и ищут красивые и дорогие камушки для своей Родины. Найди мне тоже камушек. Чтобы светился и теплый был. Я хочу держать его в руке и вспоминать тебя и маму. Я тебя люблю. И жду. Вот нарисовала тебе камушек, который жду. Такой можно? Приезжай, любимый папочка. Пока. Твоя доча Настя.
Мужчина перечитывал эти строчки только за вечер уже пятый раз, а сколько раз он впивался в них взглядом за прошедшую неделю – не поддавалось счету. Он смахнул с грязной щеки слезу, сжал бумажку в кулаке и долго сидел не шевелясь. Потом снова развернул письмо и стал смотреть на цветной рисунок дочки, выполненный карандашами, – бриллиант, испускавший лучи, словно солнце. Как она угадала, что камушек должен быть похож на тот амулет, что у мужчины сейчас был на шее? Почти прозрачный, искрящийся, похожий на кварц, точнее, на горный хрусталь. А на самом деле – священный камень, по сути, артефакт. Рука машинально вынула из-под одежды висевший на груди амулет, отблеск пламени в гранях камня приятно удивил. «Вот этот камушек я и несу тебе, доченька! А еще – лечебный артефакт «мумие», который спасет тебя. Ты только не умира… не… ты держись, Настиша моя! Я завтра перейду кордон, к вечеру буду в городе. А уже утром с доктором я смогу быть у тебя. И исцелить твой недуг. Только не уми… Держись молодцом. Ты и правда у меня сильная!»
Мужчина спрятал амулет. Темень за пределами светового ореола костра продолжала молчать и слушать мысли одинокого путника. Зона ему благоволила, потому что он был ее аборигеном, искателем и странником, который возвращался из долгого изнурительного рейда с бесценным артефактом для больной дочери. И Зона не только разрешила ему забрать этот святой дар, но и отпускала частичку себя прочь, за Периметр. Ведь этот человек давно стал неотъемлемой частью Зоны, ее Легендой…
Глава 1. «В спину, сзади!..»
Отряд скрытно продвигался в сгущающихся сумерках вдоль опушки леса. Вдоль, но не выходя за его пределы, дабы не быть замеченным возможными противниками, коих здесь, в Зоне, хватало с избытком.
Бойцы ГОНа[1] дело свое знали, они слыли матерыми воинами: шли аккуратно и шустро, не привлекая внимание даже местных тварей. За истекшие двое суток рейда парни – «гонщики», как их называли здесь, – прошли тридцать километров, выполнили поставленные руководством задачи и попутно «полечили» Зону, то бишь уничтожили, кроме рассадника ренегатов в Лиманске, еще и четверых сталкеров, трех бандитов и кучу мутантов.
Ликвидировать «незарегистрированных лиц» в зоне отчуждения и зачищать ее от злобной звериной нечисти тоже входило в обязанности вояк помимо охранения границ закрытой территории и проведения специальных операций в ней.
Полчаса назад командир группы, старший лейтенант Долгушин (позывной Долг), доложил в штаб о выполнении задания и возвращении на базу, а также о месте нахождения группы, от которого до конечного пункта оставалось пара часов ходьбы. Ничто не предвещало трагедии, бойцы шли уверенно, вереницей, не теряя бдительности, не имея «двухсотых», а лишь двоих легкораненых.
И тут замыкающего группы, сержанта Гресько (позывной Шпик), угораздило заметить в распадке между холмами, во тьме, мерцающий огонек. И боец – как снайпер подразделения, имеющий СВД[2] с громоздкой ночной оптикой, – решил изучить природу этого светлячка. И изучил…
– Шпик, ты чего там застрял? – пикнула гарнитура радиосвязи на ухе Гресько.
– Сталкерятиной пахнет, – шепнул сержант, высматривая в оптику костерчик в низинке, в полукилометре от группы. – Бродяга у огня греется. Верняк, сталкер!
– Пошли уже. Мы почти дома, какого лешего застревать тут? – Напарник снайпера, спецназовец с позывным Чок, тоже в звании сержанта, подкрался на полусогнутых, присел у куста рядом с товарищем.
– Не-е, обожди, Димон, я аккуратненько так сниму его, и пойдем дальше.
– Кончай палить тут. Тишина – вона какая! Лес за спиной, до базы всего ничего осталось. На кой черт громыхать, зверье собирать? Да и летеха[3] не одобрит нарушения маскировки.
– Я быстро, чики-пуки, и все! Ты потише говори, командир и не услышит. Во-он он, бедовый, сидит спиной к нам… Не-е, точно сталкерюга! Ручаюсь.
– Вот ты, блин, стрелок, черт побери! Лишь бы пощелкать кого-нибудь. Не настрелялся, что ли, в рейде? – Чок пристально вглядывался в далекое оранжевое пятнышко.
– Да помолчи ты! Накличешь тут…
В наушнике раздался строгий голос старшего лейтенанта Долгушина, шагающего где-то впереди группы:
– Шпик, Чок, что там у вас? Почему отстали?
– Накликал, чтоб тебя!.. – чертыхнулся сержант Гресько, смахивая рукой каплю пота со лба, и искоса грозно взглянул на товарища. – Командир, тут это… сталкер на три часа. У костерка кашу варит, надо бы снять.
– Сталкер, говориш-шь? Почему так реш-шил? – прошипела гарнитура связи. – У меня КПК
