Апрель, 2002г
Саша Тарасова никак не могла заставить себя протянуть руку к ненавистному будильнику. Из открытого окна тянуло сквозняком, по полутёмной комнате бесцеремонно разгуливал колючий холод. Покидать тёплый кокон одеяла не хотелось до слёз, но бьющий по ушам механический лязг настырно разносился по всей округе и наверняка уже разбудил соседей сверху. Такой мощный мозгозвон воскрес из хлама после того, как девчонка четыре раза подряд проспала в школу, не слыша писка маленьких китайских часиков. Не на шутку рассерженная мама, недолго думая, без сожаления избавилась от бесполезной безделушки, монотонно убаюкивающей и без того не слишком-то организованную дочь (хотя, если честно, где-то вдалеке, сквозь глубокий сон, слышалось тихое, ненавязчивое пиликанье, но действовало оно в обратном направлении, и веки смыкались ещё плотнее). В пыльных залежах кладовой отрыли старый советский будильник, верещавший так, что обычно девчонка бодренько подскакивала вместе с одеялом, лишь бы быстрее отключить чересчур громкий, раздражающий нервы звук, но этим утром на исходе апреля что-то пошло не так.
Ну, пожалуйста, ещё минут десять хотя бы…
Нет, сам он не заткнётся…
Наконец она на секунду выскочила из укрытия, стремглав нажала на боек звонка и ещё быстрее устремилась обратно, успев за короткий миг замёрзнуть окончательно. Драгоценное тепло моментально покинуло с трудом согретую телом постель, и девчонка, стараясь тщательнее укутаться, беспокойно ёрзала на смятой льняной простыне.
И зачем я только окно оставила открытым, теперь такая холодрыга. Прямо не квартира, а какая-то ледяная избёнка.
В памяти всплыли картинки из книжки народных сказок, которую папа читал в детстве.
А с закрытым окошком не выветрился бы сигаретный дым. Отец запах учует – скандал закатит катастрофический. Пойдут клочки по закоулочкам.
Николай Петрович – отец Саши, в жизни своей сигареты в руках не держал, а от запаха табака задыхался. Человек, имевший неосторожность рядышком с Тарасовым закурить сигаретку и выпустить серый ядовитый дымок, вмиг превращался в злейшего врага всего человечества, окружающей природы, вселенной и множества одушевлённых и неодушевлённых предметов, начиная от лошадей и заканчивая комнатными обоями, которые под губительным действием никотина некрасиво желтеют, не выдерживая варварского отношения. Варианты несчастных предметов и существ, подвергавшихся опасности никотиновой угрозы, менялись в зависимости от настроения отца и от новостей, поразивших его за день. Иногда доводы казались нереальными, например, что в табак добавляют амбру – рвоту кита или цианистый водород, который использовали во время войны фашисты с целью геноцида. В пример приводилась бабушка, мирно отдыхавшая на балконе в тёплые летние месяцы, повязывая шарфики и шерстяные носочки на зиму любимым внучкам, в то время как её беспечный сосед, проживавший тремя этажами ниже, легкомысленно дымил в распахнутое окно. Не чуявшая беды пожилая женщина, поневоле став пассивным курильщиком, получила рак лёгких и умерла в страшных мучениях.
– А ведь она даже не курила сама! А сосед её и того хуже…
Николай Петрович делал в этом месте страшные глаза и, не договорив фразы, с любопытством ждал реакции невольного слушателя. Заинтригованный курильщик всегда с нетерпением ожидал продолжения истории, но концовку повествователь так и недосказывал. Вымученно вздыхал, затем печально отводил глаза в сторону, что создавало впечатление полного трагизма ситуации. Весь вид намекал – мужчину, погубившего себя и хоть косвенно, но повинного в чужой смерти, постигла такая жестокая участь, что вслух даже вымолвить страшно.
При прочтении поучительной лекции имели значение: пол курильщика, возраст, род деятельности. Конечно же, самые шокирующие доводы предназначались для прекрасного пола. Отец всегда был готов отчитать за курение и привести в изобилии имеющиеся аргументы в пользу отказа от чёртовой зависимости. Бывало, при очередном знакомстве у Николая Петровича просыпалась искренняя симпатия к новой персоне, человек даже соответствовал его представлениям о настоящем хомо сапиенсе, но один лишь намёк на пагубную привычку сводил на нет всё хорошее впечатление, а авторитет опускался до уровня плинтуса.
Откуда у отца такая нелюбовь к сигаретам, Саня (так Сашу кликали друзья-знакомые) не представляла, но понимала – нарываться точно не стоит. Потому и не закрыла окно на ночь. Пускай вся комната вместе со скудным содержимым покроется корочкой мохнатого инея, да и сама дурёха пусть посинеет от холода, продрогнув до молодых костей, – сама виновата, лишь бы папаня ничего не заподозрил. Отец и мать трудились в ночную смену, вот и позволила себе дочь вольность, но к приходу родителей ничто не должно выдавать, чем она тут занималась.
Подняться с постели и закрыть окно мешал не только холод, без боя захвативший спальню, но и страшный недосып. Веки тяжёлым грузом опускались на сонные карие глаза, мозг отказывался воспринимать реальность. Разумеется, девчонка могла бы проснуться бодрой и жизнерадостной, если бы легла спать вовремя, но увлёкшись остросюжетной фантастикой, позабыв о времени и о необходимости позарез выучить биологию, погрузилась в сновидения почти в два часа ночи. Правда, перед тем как вырубиться, Саня всё-таки приступила к изучению параграфа, но, как назло, именно в это время тело налилось смертельной усталостью, в зрачках зарябило от перенапряжения, а уже через пару минут навалился глубокий сон. И вообще, она не виновата в том, что антропогенез оказался не таким интересным, как путешествия по галактике, иначе её и до утра невозможно было бы от учебника оторвать.
Собрав волю, отказывающуюся просыпаться вместе с хозяйкой, в слабенький девичий кулачок, с натянутым по самую макушку одеялом Саня босыми ногами прошлёпала к окну. На подоконнике небрежно валялась добитая накануне пачка сигарет, послужившая напоследок пепельницей, припрятав внутри себя пару окурков. Когда, наконец, створка деревянного окна с грохотом плотно захлопнулась, а источник утренней свежести перестал проникать в комнату, девчонка снова повалилась на постель.
Что за дурак придумал сегодня идти в школу? Завтра вторник, первое мая, два дня будут выходными, неужели жалко было и понедельник сделать выходным днём? Мне было бы не жалко. Пусть бы люди отдыхали целых четыре дня себе на здоровье…
Подниматься и идти в школу не хотелось прямо до изнеможения. К тому же нешуточное волнение вызывала встреча с биологичкой и по совместительству классным руководителем 11 «В» класса, в котором, собственно, и обучалась Тарасова. Саня знала наверняка, Тамара Михайловна держит на неё зуб и сто процентов испортит предпраздничное настроение, вызвав к доске.
