Автор этой необычной книги, тексты которой, спустя много лет после его ухода из жизни, сошлись в этом сборнике воедино, – педагог по призванию. Он подтвердил это десятилетиями педагогической деятельности в самых разных условиях, добиваясь замечательных результатов.
К сожалению, как нередко у нас бывает, для него педагогические победы иногда оборачивались резким противодействием тех, кому его активность мешала жить спокойно и выполнять свои педагогические обязанности спустя рукава. Об этом рассказывают некоторые из приведённых в приложении книг.
Но особенно трагическим образом завершилось его участие в работе группы, занимавшейся подготовкой… педагогического раздела проекта новой Программы КПСС. Этот парадокс требует объяснения.
Известно, что в начале послесталинского периода советского строя шла активная подковёрная борьба за власть. Особенно весомые шансы на победу имели два политика: Никита Хрущёв и Вячеслав Молотов. Педагогу Гариилу Кротову не повезло дважды. Во-первых, он оказался не в той команде. Обе они работали над Программой КПСС (речь идёт лишь о тех, кто занимался педагогическим разделом, об остальных мне ничего не известно), но одна разрабатывала, условно говоря, «хрущёвский вариант», а другая – «молотовский». Во-вторых, способы расправы с теми, кто не на твоей стороне, после смерти Сталина видоизменились, но не ушли в прошлое. Непонятно, на каком уровне после победы Хрущёва было принято решение избавиться от тех, кто оказался волею обстоятельств не на той стороне, пусть они и не участвовали в политической борьбе, но произошло именно это.
Видимо, те, кто осуществлял такую «зачистку», были предупреждены, что политические дела нежелательны для Хрущёва, разоблачавшего сталинские методы. Во всяком случае, судьбы тех, с кем отец участвовал в педагогических разработках, были разнообразны. Комитет государственной безопасности (КГБ) был тогда всесилен и изобретателен. Я слышал от отца об одном из его коллег по этой работе, который был убит на улице неизвестными, и о другом, который после обработки на Лубянке мог только повторять таблицу умножения. Способ устранения отца из общественной жизни был ориентирован на то, что он работал в школе, в доме пионеров, в пионерлагерях. Нетрудно было найти достаточно девочек, которых можно убедить дать показания против учителя (вернее, оговорить его), потому что он вообще плохой человек (как известно серьёзным дядям из КГБ). Если не убедить, то чем-нибудь припугнуть, или вообще скомандовать «так надо!». Короче говоря, оформить учителя по неотмываемым статьям за растление и изнасилование – это вопрос техники. В ход пошли и угрозы обвиняемому: если он не даст признательные показания, ничего этим не изменит, а вот его жене и детям придётся плохо. С другой стороны, пытались давить на жену – чтобы она отреклась и осудила. Но с этим ничего не вышло, хотя пущенные в ход клевета и грязь причинили ей немало боли.
Лишь оказавшись в местах отбывания наказания, отец получил эфемерную «свободу» писать ходатайства и заявления в государственные органы. Но это был горох об стену. Став совершеннолетним и постепенно сориентировавшись в ситуации, я тоже писал в прокуратуру, в партийные и правительственные инстанции, так что формулировки дежурного отфутболивания были мне хорошо знакомы.
Тогда отец решил говорить о том беззаконии, которое продолжало твориться и после Сталина, во всеуслышанье. Писал статьи, давал читать их другим заключённым (среди которых находились, естественно, и стукачи). Пересылал их нелегальными путями на волю (некоторые тексты вроде бы даже печатались в газетах Югославии, которая подчёркивала свою относительную независимость от СССР). Предлагал жене участвовать в их распространении (от чего она уклонялась) и даже прийти с детьми в Югославское посольство, которое якобы готово было обеспечить нашу эмиграцию в Югославию. Почти всё умело перехватывали профессионалы из КГБ. Впрочем, время от времени они для надёжности делали обыски и в нашей комнате. Жену иногда вызывали на допросы, и она рассказывала мне, что её хвалили за отказ от участия в агитационной активности мужа, за нежелание эмигрировать. Хотя вместе с тем упрекали, что она упорно отклоняла их предложения развестись с мужем – заочно, по облегчённой процедуре.
Вот что мне показалось необходимым рассказать во введении к этому сборнику текстов отца, для которого и само повторное судилище послужило возможностью высказаться о своём отношении к происходившему в стране.
Читая повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», роман В. Тевекеляна «Гранит не плавится» и другие подобные им литературные произведения, читатель испытывает чувство гнева, возмущения, негодования. Хочется рвать и метать. Но рвать некого – виновные тихо почили, метать нечего – все подметено.
Открывая эту правду, нам, читатель, надевают шоры, только задом наперед, объясняя в предисловии, что все эти ужасы и несправедливости творились при культе личности. А в рецензии Ник. Кружкова («Огонёк» №49 от 2.12.1962 г.) огромным заголовком утверждают, что «Так было, так не будет».
И мы верим.
Но давайте подумаем.
Тридцать лет мы верим. Верили выступлениям всех ныне здравствующих деятелей, которые убеждали нас в непогрешимости Сталина, наделяя его гиперболическими эпитетами.
Мы верили, но давайте подумаем. А если мы начнём думать, то появится множество вопросов, на которые могли бы ответить те, кто не только мирились с культом Сталина, но и делали карьеру, занимая должности тех, кто был уничтожен. Эти люди вдруг осмелели и начали говорить противоположное, разоблачая мёртвых. А что же стало с живыми?
Творился невероятный произвол. Совершались чудовищные преступления. Достаточно вспомнить про убийство таких лучших людей страны, как Киров и Горький. Да одно имя Горького призывало к мести или возмездию. Виновниками были объявлены Сталин, Берия, Вышинский. Три человека. Но это не были преступники, которые, надев маску и закутавшись в плащ, убивали своих жертв тёмной ночью в глухом переулке. Они действовали широко и открыто, пользуясь услугами людей, потерявших принципиальную убеждённость революционеров.
Прокуратура фабриковала дела, суды творили произвол, администрация мест заключения утончённо издевалась над людьми, кассационные учреждения цинично отвечали на жалобы заключённых. А понесли ли все эти люди наказание? Руденко остался генеральным прокурором, Горкин – председателем Верховного суда, начальник лагеря от погонов лейтенанта дослужился до погонов полковника или получает солидную пенсию «за добросовестное выполнение службы».
