[Мария].
— Что ты тут делаешь? — Марк удивленно смотрит на меня, приоткрыв дверь. Хорошо, что он снимает квартиру, а не живет в общежитии. Было бы неловко приехать под вечер и в таком растрепанном виде предстать еще перед несколькими незнакомыми парнями. Я глупо улыбаюсь, не веря собственному счастью. Я вижу его. Боже, три месяца прошло. Как целая вечность. Мое сердце бьется, заглушая разум. Я все смотрю и смотрю, отмечая каждую деталь. Густые ресницы, четко очерченные брови, чувственный рот, ссадина на щеке. Куда же без синяков и ушибов. Неугомонный Марк.
— Маша, прекрати улыбаться, как идиотка. Зачем ты приехала? — Холодный тон отрезвляет меня, но я еще во власти эйфории. Безумно бесконечно счастлива. Я вижу его глаза, растрепанную шевелюру, сильные мускулистые руки, держащие дверь. Все тот же Марк. Только выражение глаз другое, чужое, отстраненное с примесью раздражения. Я бледнею, чувствуя, как на смену любовной горячки приходит ледяной страх и смущение.
— Извини, я думала…
Марк сердито передернул плечами и, схватив меня за руку, грубо затащил в квартиру. Хлопнув дверью, иронично оглядел меня с головы до ног. Я сбежала на вокзал сразу после занятий в школе. На мне простое серое приталенное пальто, из—под которого виден подол клетчатой юбки, кожаные ботиночки без каблука, школьный рюкзак и пакет со сменной обувью, а волосы заплетены в густую косу. Но я накрасила губы и ресницы, пока ехала в поезде.
В глубине его глаз я вижу вспыхивающие смешинки и чертики. Это мой Марк. Он любил подтрунивать надо мной по любому поводу.
— Мама в курсе, что ты здесь? – его тон все также неумолимо холоден.
Я потерянно переминаюсь с ноги на ногу, отрицательно качая головой. Он грозно возвышается надо мной.
— Маленькая дурочка, — Марк качает головой, в его взгляде бесконечно сожаление, – Давай, раздевайся.
Он помогает снять мне шарф и пальто. Потом я плетусь за ним на кухню. Квартира чистая и уютная. Удивительно, что девятнадцатилетний парень поддерживает свой дом в порядке. Как у него на все времени хватает? Хотя эту задачу мне не решить никогда. Марк – вундеркинд. Самый, что ни на есть, настоящий.
Только выглядит он не как чахлик-ботан в очках. А как модель для рекламы мужского нижнего белья.
Пока я тихонечко пью свой горячий чай с каким-то засушенным пирожным, Марк изучает что-то в своем ноутбуке, полностью игнорируя меня.
— Почему ты злишься? – спрашиваю я, не выдержав напряжения. Марк бросает на меня раздраженный взгляд.
— Потому что ты – глупая маленькая девочка. Я думал, что мы все решили! Отец явно дал понять, что если мы не прекратим, то меня ждут крупные неприятности. И у меня нет оснований ему не верить. Он выкинул меня из дома, лишил материальной поддержки, запретил приезжать домой даже на каникулы. И ты считаешь, что после всего этого, я буду счастлив тебя видеть? Ты серьезно? – он вскидывает бровь, и я вся сжимаюсь под этим обвиняющим взглядом. Мне ужасно стыдно, и по моим щекам текут слезы, которые я не в силах сдержать.
— Я поеду домой, — потеряно бормочу я, пытаясь встать. Он хватает меня за руку, рывком заставляя сесть на место.
— Сидеть. Домой она поехала. Следующий поезд до Твери только в семь утра. Ты понимаешь, что еще больше усложнила ситуацию? Они подумают, что мы тут черт знает, чем здесь занимались! Тебе не пять, ты должна хоть немного думать не только о себе. — отчитывает меня Марк. Я молчу. Что мне еще остается? Но от чувства несправедливости сводит зубы. Он валит все на меня, словно я виновата в том, что произошло. Словно я это начала. Хотя, может, быть, и я, но все равно обидно…. От обиды и боли поток слез только усиливается. Марк нервно меряет шагами кухню. Никогда не видела его таким взбешенным и напряженным.
— А гостиница? – перестав всхлипывать, начинаю думать.
— У тебя есть деньги? У меня – нет. Я тут выживаю, как могу. В МГУ учится недешево, а если еще родные мать и отец предпочли тебя бесконечной толпе приемышей… — он осекается, заметив, как широко распахнув глаза, смотрю на него с недоверием и потрясением.
— Это я тоже? Да? Приемыш? Так ты считаешь? – мой голос дрожит, набирая силу. — Но знаешь, каждый рубль мы отработали сполна. И давай не будем забывать про пособия, государственные премии и награды, которые получают родители. То, что они делают, нужно, прежде всего, им самим.
— Как ты запела, — криво усмехнулся Марк. — Забыла, как тебя чуть не отправили обратно в интернат три месяца назад? Но нет, тебя опять понесло на подвиги.
— Никто не отправил бы меня в интернат, Марк. Я слышала, что сказал отец…Я думала, что ты тоже хочешь увидеть меня, — Тихо произнесла я. — Думала, что мы любим друг друга.
Марк рассмеялся, глядя мне в глаза. Это было не настолько неожиданно, насколько унизительно.
— Ты красивая девушка и у тебя сногсшибательная фигура, и я просто трахнул тебя, потому что ты сама хотела. Наверное, мне не стоило этого делать. Потому что ты слишком молода, и мы нарушили табу на отношения в семье, и в итоге все открылось. Однако я уже наказан, поэтому не считаю, что должен извиняться за то, что говорю правду. Скажи, в каком месте я сейчас обманул?
Наверно, после демонстрации недовольства моим приездом, последние слова не стали откровением. Я не понимала, для чего или для кого он устроил этот фарс. Понятно, что ни он, ни я, не верим в произнесенные слова.
— Ты скажи, Марк, — произнесла я холодно. Мои слезы высохли.
Заметив перемену во мне, он вздрогнул и натянуто улыбнулся.
— Я уже все сказал, — тихо ответил Марк. — Я постелю тебе на кухне. Через полчаса ко мне придет девушка. Будь добра, веди себя разумно.
Я отшатнулась, словно он меня ударил. Да, вот это было действительно больно. В его лице что-то мелькнуло, и Марк протянул руку, чтобы коснуться меня, но снова спрятался в своей скорлупе подонка, и, сжав руку в кулак, убрал за спину.
— И она останется на ночь. Утром мы проводим тебя на вокзал. — это доносилось уже из комнаты. Я опустилась на небольшой диванчик у стены, на котором мне, видимо, придется спать. Я не могла поверить, что все происходит наяву, а не в страшном сне. Еще два часа назад я была счастлива, я ждала встречи с парнем, который не только был моей первой любовью, но и лучшим другом с момента, когда я переступила порог дома приемной семьи. Я была номер восемь. Сейчас у родителей пятнадцать детей, и они решили остановиться. До ухода из семьи Марка нас было десять. Еще пятеро покинули дом раньше, завели собственные семьи. Но даже десять – это много. На самом деле мы все разные и по-своему привязаны друг к другу, но Марк с самого начала стал для меня близким человеком. И когда он говорит такие страшные вещи, я не могу поверить, не могу принять…. Это невозможно.
