Крестьянская война под руководством Степана Разина – кульминационное событие «бунташного» XVII века. Данная тема всегда была одной из приоритетных в отечественной исторической науке. Это восстание, помимо неурядиц социальных и экономических, выявило еще одну серьезную проблему тогдашнего российского общества – проблему взаимодействия церкви и государства. При этом смеем предположить, что именно она стала одним из главных триггеров восстания, хотя сложилась и развивалась она, так сказать, «по ту сторону» Разина.
В целом проблема взаимоотношения церкви и государства, сотрудничества или, наоборот, соперничества этих институтов принадлежит к числу наиболее популярных в исторической науке. Однако в нашем случае рассматривается аспект этой темы, редко становящийся предметом исследования, – взаимодействие церкви как социального института с антиправительственными движениями. Обычно церковь рассматривается скорее как фактор стабилизации социума или даже как один из инструментов подавления любых выступлений масс против сложившегося общественного и государственного устройства. Поэтому традиционно религиозные элементы идеологии любого народного движения, начиная с городских ересей Новгорода и Пскова и заканчивая гапоновщиной, считаются их слабой стороной.
Однако религия в целом и церковь в частности – гораздо более сложный институт. В истории немало примеров, когда в среде самой церкви происходило некоторое размежевание, что позволяло самым разным социально-политическим силам использовать религию в качестве идеологии, а возможности церковной организации – как существенное подспорье в своей деятельности. К числу подобных размежеваний принадлежит, например, раскол.
Мы хотим обратить внимание читателя на то, каким образом русская православная церковь (или ее часть), взятая не только как священная иерархия, но и как реальная совокупность социальных групп и религиозных деятелей, приняла участие в трагических событиях крестьянской войны 1670–1671 годов. Обратить внимание на очевидное участие в ней опального патриарха Никона и некоторой части русского духовенства, явственно следующее из документов того времени.
Как правило, считается, что Никон играл в этом народном движении опосредованную роль, будучи более символом протеста, нежели его участником. Историки, в том числе историки церкви, отрицали связь Никона с восставшими, одни объясняя сведения о такой связи «агитацией Разина», а другие «дутым, искусственно собранным» врагами патриарха материалом.[1] Однако то, что в «Деле» Никона особое место занимает обвинение его в «государевой измене», указывает, что современники всерьез рассматривали возможность связи Никона и восставших.[2] Сам царь – Алексей Михайлович Тишайший – из десяти подготовленных вопросов к плененному Разину три посвятил Никону, два из которых – его предполагаемому участию в народном восстании.[3] Некоторые факты биографии Никона также позволяют допустить, что низложенный патриарх был больше субъектом, нежели объектом событий, разыгравшихся в конце 60-х – начале 70-х годов XVII века в России.
В дореволюционной науке была поставлена проблема церковных реформ Никона в формировании причин и предпосылок разинщины. Однако рассматривалась она именно через призму противостояния восставших и церкви. Основанием для этого являлись, безусловно, убийство Астраханского митрополита Иосифа и многочисленные примеры прочих антицерковных действий и религиозных девиаций разинцев. С точки зрения первопроходца темы С. М. Соловьева и современного ему историка русской церкви митрополита Макария (Булгакова), движение Разина было антицерковным.[4] Другие исследователи уже тогда обращали внимание на связи повстанцев с опальным патриархом Никоном, хотя и не приходили к выводу о том, что Никона следует считать действительным лидером крестьянской войны.[5] Впервые мысль о том, что Никон действительно мог быть союзником С. Разина в борьбе с царем и боярами была озвучена уже в советское время историками С. И. Тхоржевским, и вслед за ним Б. Н. Тихомировым.[6]
В этой связи, важен труд профессора Варшавского университета М. В. Зызыкина. Находясь в эмиграции ученый в 20-х годах XX века написал фундаментальное исследование охватывающее анализ идей патриарха Никона и их влияния на состояние русского общества и историю страны.[7]
Советская историография оказалась зависимой от оценки разинщины основоположниками марксизма. Маркс утверждал, что Разин и его единомышленники «в одном месте… возмущали православных за гонимого патриарха», в другом – «подущали старообрядцев враждою против нововведений этого самого патриарха».[8] Исходя из этого, А. М. Борисов утверждал, что во время восстания церковь играла исключительно реакционную роль.[9]
Гораздо большее значение для развития представлений о взаимодействии восставших с духовенством возымели предпринятые советской исторической наукой масштабные проекты публикации источников о крестьянской войне и событиях 1670–1672 годов.[10] В цикле этих публикаций особняком стоят источники иностранного происхождения, которые содержат подробности, неизвестные по русским документам.[11] В комментариях к изданиям специалисты поднимали вопрос о роли патриарха Никона и вообще духовенства в событиях крестьянской войны, хотя и не делали окончательных выводов. Благодаря этим проектам стало возможным создание целостной концепции восстания Степана Разина В. И. Бугановым[12] и А. Н. Сахаровым[13], которая, впрочем, оставила за Никоном роль пропагандистского «знамени» бунта.
В постсоветской исторической науке, с одной стороны, получили дальнейшее развитие концептуальные подходы советского времени, с другой стороны, продолжаются исследования в разных областях, имеющих отношение к заявленной теме. Здесь важными стали социально-психологический анализ действий восставших, предпринятый О. Г. Усенко, и комплексные исследования эпистолярного наследия патриарха Никона, сделанные С. К. Севастьяновой, а также новая концепция соловецкого восстания О. В. Чумичевой.[14] Следует отметить новые исследования биографии Степана Разина и патриарха Никона, придворной жизни первых Романовых, которые позволили пролить свет на неизвестные ранее обстоятельства их деятельности.[15] Введение в оборот новых источников, особенно иностранного происхождения, в свою очередь, также дало возможность сделать определенные заключения.[16]
Принимая во внимание остроту своих выводов, мы, главной опорой своего исследования делаем источниковую базу, основа которой – документы приказного делопроизводства, связанные с организацией борьбы с восставшими и их последующим уголовным преследованием. Для реконструкции событий основными методами исследования выбраны хронологический (выявляется логика последовательности событий), историко-географический (анализируются цели военных операций повстанцев с точки зрения географии их действий) и биографический (анализируются факты биографий исторических личностей как первого, так и второго плана) аспекты.
