Если ты читаешь сейчас эти строки, значит, мечты сбываются. Конечно, они будут сбываться вне зависимости от того, читаешь ли ты слова автора перед началом произведения или нет. И все же, я благодарен тебе за то, что ты не проскочил их, стремясь как можно быстрее погрузиться в мир по ту сторону времени.
В качестве признательности, я не стану здесь углубляться в рассказы о том, как и почему была написана эта книга. Если ты захочешь, ты сможешь сам об этом узнать, изучив Приложение. Я хочу сказать лишь о том, что еще в начале этого года я и представить не мог, что подобная история родится на свет. Я и не догадывался о существовании целого мира, в путешествие по которому тебе предстоит отправиться. Да, возможно, ты сможешь посетить лишь маленькую его часть. Но не беспокойся – лучшее еще впереди.
Ну и конечно, я не могу не сказать спасибо моей жене Даше, без которой этой книги бы не было. Я очень благодарен моим родителям, которые всегда поддерживали меня во всех моих творческих начинаниях, и моей сестренке, напоминающей мне о том, что всегда есть время для творчества. Особое спасибо хочется сказать всем моим друзьям, кто отважился отправиться в путешествие в мой мир, когда он был еще в процессе создания, не боясь стать жертвами недоработок демиурга.
Я мог бы еще долго выражать благодарности, но думаю, тебе уже пора отправляться. Приятного путешествия! И да, будь осторожен.
Владислав Макаренко
25 июня 2020 года
Продвижение толпы, сметавшей все на своем пути, сопровождалось стрельбой и давкой. Продвигаясь к центру города, люди грабили жителей и разоряли их дома. Меньше всего повезло тем гражданам, кто по каким-то причинам оказался на улице во время всего этого безумия. Некоторые из бунтовщиков без зазрения совести стреляли в несчастных, оказывающих сопротивление.
Несколько молодых людей, забравшихся на купол Капитолия, спускали флаг под торжествующие крики толпы. Последнее сопротивление столичной городской охраны было сломлено. Старому обществу был положен конец. Десятки тысяч людей с восторгом смотрели, как, на смену старому, над зданием центральной администрации возносится черно-красный флаг. Шумное ликование было прервано властным жестом поднявшегося на ступеньки Капитолия человека.
– Теперь это место будет называться Солисбургом. – торжественно провозгласил он – Всему безумию прошлого теперь положен конец. Город наш, и теперь мы и только мы решаем, как нам жить.
Дэниэл проснулся от странного шума над головой. Стук молотка, доносящийся откуда-то с потолка, прервал его и без того не слишком спокойный сон. Вокруг него было темно. Совершенно темно. В комнате не было окон, поэтому источником света могла служить только прикроватная лампа, но она, как ни странно, не проснулась вместе с ним от шума где-то наверху. Такую темноту, говорят, даже можно попробовать на ощупь. Однако делать это у Дэниэла не было ни малейшего желания: лежа в непроницаемом мраке, он хотел лишь одного – снова заснуть.
И все же, это было не так уж и просто. Стук настойчиво напоминал о себе каждые несколько секунд. Вставать Дэну совсем не хотелось – он прекрасно понимал, что стоит ему только подняться с кровати, как его шансы выспаться стремительно рухнут вниз. Эту обратную пропорциональность несчастный уже успел усвоить – сосед, страдающий бессонницей, и раньше проявлял желание разделить свой недуг с кем-то еще. Поэтому вырванному из объятий сна бедняге оставалось только валяться в постели и размышлять о странности происходящего.
Возможно, в грохоте от стука молотка вовсе нет ничего странного. Но не в третьем же часу ночи! И кому же там не спится в такое время? Уже третьи сутки подряд. Никогда ему еще не приходилось сталкиваться с таким наплевательским отношением со стороны соседей. Он все никак не мог понять, как это кому-то могла прийти в голову такая дурацкая идея. Конечно, Джон, его сосед сверху, всегда казался ему чудаковатым, но раньше он ничего подобного не вытворял. Неужели он не понимает, что все люди спят в это время?
Дэну всегда было сложно понять, что толкает людей на нарушение правил. Для него вовсе не имело значения, о каких правилах идет речь. Будь то государственные постановления, правила внутреннего распорядка на работе или просто правила приличия, все они для него были равно священны и нерушимы. Он свято верил в то, что правила имеют какое-то высшее предназначение, они – над нами. Он прекрасно понимал, что человек существует для правил, а не правила для человека.
«Надо будет поговорить с Джоном на работе. Не помешало бы выяснить, чем он там занимается. Если он откажется говорить, придется написать на него жалобу в управление. И все-таки, что же там у него наверху происходит? Этот шум просто невозможно терпеть. Вот уже больше десять лет, как я живу в этом доме. Никогда раньше подобных проблем не было. И почему одному не слишком вежливому соседу сверху вдруг понадобилось нарушать эту идиллию? Может быть, Джон сходит с ума? Или связался с какой-то сомнительной компанией? Не уверен. Что я точно знаю, так это то, что этому нужно положить конец…».
Грохот сверху умолк. Повисшая в воздухе тишина внезапно оборвала ход мыслей Дэниэла. На мгновение он было обрадовался, надеясь, что теперь наконец-то сможет заснуть. Но все же, совсем скоро ему предстояло убедиться в том, что он сильно ошибался. Пару минут спустя мысли с новой силой начали роиться у него в голове. Он вдруг осознал, что навязчивые размышления могут быть куда громче нерадивого соседа сверху.
Дэн поднялся на кровати и включил лампу. Свет, показавшийся ему таким ярким, оттеснил темноту, казавшуюся до этого непреодолимой. Лампа была довольно тусклой, но ее вполне хватило, чтобы вырвать из мрака каждый уголок совсем маленькой спальни. Здесь был совсем небольшой шкаф, столик (на нем и стояла лампа), простенький стул и кровать, на которой еще несколько минут назад мирно спал простой городской рабочий.
В оранжевых оттенках света старой лампы можно было увидеть не только обстановку комнаты Дэна, но и его самого. Это был мужчина, на вид лет тридцати пяти. В его внешности не было практически ничего примечательного. Хотя, вполне возможно, что занимай он более высокое положение в обществе, при свете дня прохожий (а уж тем более, прохожая) мог посчитать его очень красивым мужчиной. Все впечатление портили его глаза. Нет, они не были некрасивыми, просто в них всегда можно было увидеть какую-то тоску и усталость. Этот не слишком приятный портрет дополнялся его неопрятностью. Посмотрев на его лицо и волосы, можно было бы подумать, что он нечасто бывает в душе и вообще не слишком много значения придает гигиене. Подобный образ жизни старил его, затмевая те немногие проявления врожденной красоты, что у него еще остались. Поэтому нет, пожалуй, ничего удивительного в том, что в свои тридцать, он выглядел на пять, а то и десять лет старше.
