*
–Исполним вечернюю молитву нашу Господеви,– провозгласил священник из алтаря.
– Господи, помилуй,– ответил хор.
Настя стояла в притворе храма, прислонившись плечом к белой холодной стене. Под высоким, залитым светом сводом, она была лишь небольшим тёмным пятнышком. В воздухе витал пряный запах ладана и тающего воска. Поля икон сверкали позолотой, когда жёлтые огоньки свечей и лампад, отражаясь от гладких рамок, создавали приятные блики. Большое паникадило освещало всё пространство храма, за исключением отдалённой части купола, куда из маленьких окошек просочилась тень. Со стороны правого клироса доносились различные голоса: некоторые из них были высокими и скрипучими, другие низкими и вибрирующими, похожими на голос трубы или контрабаса. Все они, соединяясь в один поток, раздавались в воздухе хрустальным оркестровым пением, которое многократно отражалось от выбеленных шероховатых стен, так что создавалось впечатление будто звук исходит от неба. Девушка стояла одна, в стороне от других прихожан. Ей казалось, что взгляды окружающих направлены на неё и что они видят её насквозь. Потухшие карие глаза опустились на выложенный плиткой пол, чтобы сосредоточиться на словах молитвы, но мысли девушки были где-то далеко. Она чувствовала себя так, будто вместо сердца в её груди бьётся тяжёлый камень с огромной болючей трещиной и тянет её вниз к земле. «Мне так неуютно здесь. Может уйти?..»
Воспитание в религиозной семье и внутренняя привычка противились подобной мысли, и она оставалась на месте. Со временем храм наполнялся всё больше и больше, Настя чувствовала себя окружённой. В определённый момент ей овладела тревога: дышать стало тяжело, её неожиданно бросило в жар. «Всё… Я не могу… Я хочу уйти…» Она наклонила голову и зажмурила глаза, чтобы даже случайно не столкнутся взглядом с какой-нибудь иконой, как вдруг свет погас. Люди вокруг поспешили тушить свечи, оставив только разноцветные огоньки лампад. На середину храма вышел чтец с небольшой книгой и свечой. Его голос был на порядок тише, чем хора и куда менее мелодичнее: он чётко проговаривал слова псалмов в определённом темпе, создавая необходимый настрой. Настя осторожно подняла глаза и осмотрелась: все вокруг ровно стояли на своих местах, опустив головы вниз. Посторонние звуки исчезли, осталась только тишина и равномерный голос чтеца, резонирующий в ней. Постепенно в темноте начали проявляться лики святых на иконостасе и отдельных иконах, стены храма улавливали малейшие фотоны света с улицы, создавая внешние очертания предметов. Взгляд девушки привлекла икона, находящаяся справа от царских врат. На ней изображён Спаситель с поднятой для благословения рукой и раскрытой книгой. Тревога ушла куда-то прочь, девушка успокоилась и осталась на месте. Слова молитвы из воздуха через уши попадали прямо в сердце, согревая его и делая мягче. Настя выдохнула с облегчением, стараясь раствориться в моменте и насладиться драгоценными минутами мира. «Это ненадолго, наверно.» Она обратилась к подсвеченному в темноте лику, словно маяку, боясь потерять время и заговорила про себя:
– «Господи, что со мной? Мне так одиноко и тошно, я никого не хочу видеть, ни с кем не хочу разговаривать, меня не понимают. У меня нет сил что-то делать, да и делать мне нечего. Я лишняя, где бы мне не пришлось находиться»,– она старалась продумать каждое слово, но в итоге говорила не о том, что нужно. Она не знала какие слова подобрать для своего объяснения и в чём корень её печали. К горлу начал подступать ком, ей казалось, что, как бы она не давила на жалость, её никто не услышит. Глаза начали слезиться, все мысли куда-то исчезли.
– Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего, несть мира в костех моих от лица грех моих,– донесся голос чтеца.
Настя наклонила голову вниз и зажмурила глаза: две большие слёзные капли упали на холодный плиточный пол. Эта фраза задела какой-то самый глубокий уголочек её души так, что сжалось сердце. «Почему на мне грех от того, что я страдаю?» Эта фраза вырвалась из тех же глубин каменной мышцы. Горячие слёзы периодически пробегали по её щекам, пока она старалась не терять связь с молитвой чтеца.
– Услыши мя в правде Твоей и не вниди в суд с рабом Твоим, яко не оправдится пред Тобою всяк живый.
«А кто же тогда оправдается?» Она сразу вспомнила своего отца. Он всегда был настоящим примером христианского благочестия и повторял ей одну и ту же фразу: «Помни, что Бог не такой как мы». «Он лучше нас», – додумала её маленькая Настя. Сейчас ей очень хотелось снова в это поверить. Она подняла мокрые глаза на уже знакомый лик.
– «Господи, я верю, что ты любишь меня, пожалуйста, помоги мне…» – девушка хотела продолжить, но резко включившийся свет ослепил её.
Белые лучики снова распространились по всему храму, прогоняя тень.
– Миром Господу помолимся,– раздался громкий пробуждающий голос из алтаря.
– Господи, помилуй,– ответил хор.
На улице было уже темно, горели фонари и шёл небольшой неприятный дождик. Настя сняла с себя шёлковый нежно-голубой платок, аккуратно сложила его и убрала в маленькую сумочку, боясь намочить. Этот платок принадлежал раньше её маме, которая, после долгих уговоров, подарила его ей. Длинные волосы цвета горького шоколада, получив свободу от платка, упали на покатые плечики девушки и закрыли её спину. Путь предстоял долгий, идти до дома ещё пол часа. Настя очень полюбила Петербург за этот месяц. Она уже успела привыкнуть к его широким проспектам, красивым домам, в которых когда-то жили выдающиеся люди из разных областей, изобилию памятников и музеев. Улицы города освещались не только фонарями, но и красочными неоновыми вывесками, фарами многочисленных машин и небесными светилами, когда небо было чистым. Сейчас же сквозь тучи не было видно даже лунного света, не говоря уже о звёздах. Небо было так близко и высоко одновременно. Его мраком поглощались лучики, исходящие с улиц, переплетённых друг с другом. Дома стояли очень близко, иногда они создавали сплошную стену. Общая картина ночного города напоминала светящийся лабиринт, лежащий под непроглядной пеленой чёрных туч. Капли нарастающего дождя блестели в тёплом свете фонарей. Настя ускорила шаг, так как не брала с собой зонт и уже вымокла. Любимое драповое пальто было сырое, волосы перестали пушиться стали гладкими и тёмными, её смуглое личико блестело. Людей на улице было много, и Настя старалась идти ближе к дороге и не смотреть на прохожих. Вскоре она разглядела вдали высокий купол Спаса-на-Крови.
Ключ осторожно повернулся в замочной скважине и дверь открылась. Свет горел только в прихожей, остальные комнаты были в тени. Девушка сняла обувь и заглянула в комнату справа от неё: отец уже спит. Повесив своё мокрое пальто сушиться, она направилась в комнату, располагавшуюся напротив входной двери. Около окна стоял небольшой стеклянный столик, на котором появился пышный букет одуванчиков. Настя потянулась к нему и вдохнула цветочный аромат. Она невольно улыбнулась и присела за него, разглядывая маленькие солнышки, но уже через минуту её глаза были на мокром месте. Только очень близкие люди знали, как сильно она любит эти цветы. Отец по весне часто приносил такие букеты, ещё жёлтыми, когда они жили в Воронеже. Мама не разделяла её любовь к «сорнякам» и ругалась, когда белый пух разлетался по всему дому. Папа тоже ругался, но вскоре приносил новый букет. Настя переоделась в сухую одежду и наконец-то согрелась. Не смотря на усталость, Настя совсем не хотела спать. Её излюбленное место было на подоконнике в гостиной, откуда открывался красивый вид на город и храм Спаса-на-Крови. Ночами здесь можно думать о чём-то своём в одиночестве, а иногда лить слёзы. Не изменяя привычкам, девушка открыла окно и села в комнате, освещённой лишь одной настенной лампой, прижав колени к груди. Её пустые глаза бесцельно смотрели на улицу. Дождь продолжал лить с новой силой, создавая приятный шум и прохладу.
