Галина Дубинина, Владимир Стоянов - «Под золотым дождём…/Под златния дъжд…». Поэтическая книга на русском и болгарском языках

Художник Леонид Феодор

© Галина Дубинина, 2024

© Владимир Стоянов, 2024

ISBN 978-5-0064-9613-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Солнечная мелодия под золотым дождём. Леонид Феодор

Книга «Под золотым дождем» Галины Дубининой (Россия) и Владимира Стоянова (Болгария) стала первой книгой стихов, выпущенной под эгидой международной общественной академии литературы, науки и искусств «Русский Слог». «Слог – способ выражения мыслей на письме, образ речи, обороты», – читаем мы в словаре Даля. И появление этой книги оказывается удивительно закономерным: странным образом соединяя в себе и современный, и древний русский «образ речи», она способна удивить не только обычного любителя стихов, но и искушенного читателя.

Удивление это сопровождает нас даже не с первых строк, а уже с обложки: давно ли принято равноправно выносить на титульный лист имя не только автора, но и переводчика? С другой стороны, никто не отменял и знаменитое изречение Жуковского – «Переводчик в прозе раб, переводчик в стихах – соперник». Именно такое благородное соперничество мы и видим в книге: стихи Владимира Стоянова даны в переводе Галины Дубининой, и наоборот. И если книги параллельных переводов в нашем обиходе не редкость, то сборников, где поэты и переводчики выступают сразу в обеих ипостасях, кажется, до сей поры не встречалось.

Само собой, в первую очередь обращают на себя внимание стихи Владимира Стоянова, размещенные в первом разделе «Златен Елен» (Золотой Олень): звучание болгарского подлинника превращается в путешествие к общим славянским корням. «Мрежите» в стихотворении «Старуха» благодаря известным пушкинским стихам легко переводится как «сети», «гадюка» на болгарском превращается в изящную «пепелянку», да и само болгарское название сборника «Под златния дъжд» приводит на память что-то из «Слова о полку Игореве».

Еще одним путешествием становятся вошедшие в сборник фигурные стихи, которые поначалу воспринимаются как экзотика: привыкший к «столбику» читатель здесь вынужден следовать за формой, начертанной автором и втягивается в своего рода «квест»: какая буква будет дальше? И во что сложится в конце концов единое целое? Такую форму чтения не назовешь удобной, однако читатель, как и авторы сборника, оказывается здесь сразу в двух ипостасях, заново выстраивая стихотворение и словно заглядывая в творческую лабораторию. А некоторые из этих стихов берут начало даже не в общем «славянском языке», а в японских хокку.

«Сбежал ручеек вниз —

И застыл,

Как во взоре слезка».

Второй раздел сборника, «Живая вода», оборачивает монету другой стороной, представляя читателю стихи Галины Дубининой в переводе Владимира Стоянова. Прочитав сперва русский оригинал, обращаешься к переводу – и оказывается, что и перевод на язык, не очень-то знакомый читателю, может содержать неожиданные и приятные находки. Те же напоминания об общих корнях в строках вроде «звучащите минорно стихове», «от себе си да те спася», которые, кажется, мог бы написать кто-нибудь вроде протопопа Аввакума. Последняя строка перевода стихотворения о Сергее Есенине – «…и жива Есенинска душа» удивительным образом перекликается с переводом финальной строки другого стихотворения «Нам осень мудрая несла» – «за да ни понесе премъдро есента», так что поневоле вспомнишь, что фамилию великого русского поэта принято возводить именно к слову «осень». И такого рода переклички между древним русским и новым болгарским, открывающиеся нам благодаря таланту обоих представленных здесь поэтов и переводчиков, составляют, быть может, главную прелесть книги.

Ладомир. Леонид Феодор

По-дългият живот прилича на монета,

изтрита и издраскана, с която

не можеш вече нищо да си купиш —

освен търпение за друга глътка въздух.

А краткият е стих и сляпо слънце.

Във него се оглежда красотата,

пришпорила задъхано мига.

Хоругвите на глупостта наливат гребени,

а залезът прилича на хвърчило

в дланта на изгорената земя.

И страшно ни харесва да сме варвари,

тъй както ни харесва да сме живи.

Длинная жизнь, как монета старинная,

Исцарапанная и вытёртая, на неё

Уже не купишь больше ничего,

Кроме терпения для нового вдоха.

Короткая – стих, или солнце слепящее.

В ней красота отражается чаще,

Впопыхах подгоняя украденный миг.

Хоругви глупости вздымают гребни,

Закат – бумажный змей в ладонях

Угрюмой пепельной земли.

И очень нравится нам это варварство,

Поскольку нравится нам быть живыми.

Старицата закърпи мрежите

под клоните на дивата смокиня,

целуна въздуха и влезе в къщата.

На следващия ден разказваха,

че тръгнала усмихната в съня си.

И оттогава вятърът възсяда

вместо дима лютив комина.

А приливът уплашено заравя

подобно щраус в пясъка глава.

Старуха залатала сети,

Свисающие с дикого инжира,

И, в дом входя, поцеловала воздух.

На следующий день шли разговоры,

Что отошла с улыбкою во сне.

И ветер с той поры трубу седлает,