Женя прижала телефон к груди и медленно сползала по стене вниз. Ей очень хотелось разреветься, да как следует, будто качественным рёвом она могла что-то изменить, сделать так, чтобы всё это стало неправдой, чтобы жизнь встала на свои места. Но крик будто застыл в груди. Застыл, скомкался и застрял. И это добавляло боли. Слёзы катиться не хотели, но глаза защипало, и им стало больно. Казалось, она не моргала целую вечность.
«Этого ведь не может быть, правда?» – Спрашивала она у самой себя, у пустоты комнаты. Но ответ был очевиден – это может быть, и это есть, это случилось. Сейчас реальность казалась женщине такой жестокой, холодной, несправедливой. «Но как, как это могло случиться?» – её сознание буквально разрывалось от этого вопроса. «Как же так, как?».
Сколько так просидела, у стеночки, с прижатым к груди телефоном, она не помнила. Только от того, что рука сильно затекла, а ноги онемели, она начала приходить в себя. Это заставило её пошевелиться и сделать попытки встать. Получилось не сразу. Но всё же Женя потихоньку добралась до кухни, где обрушилась на стул.
Мысли путались, в грудной клетке всё сжалось, не было сил дышать. На улице было темно, и она пустым взглядом уставилась на вечерние огоньки соседних окон. Время от времени, в них появлялись какие-то силуэты. И это навевало мысли о том, что она стала совсем одинокой. Совсем. Горячая слеза, всё-таки, вырвалась и покатилась по щеке, быстро остывая. За ней прорвалась следующая, и так далее. И тут, наконец, эмоции полились наружу. Сначала тихо, потом в голос, Женя сидела, опустив голову на руки, сложенные на столе, и ревела, ревела, ревела. Потом уже совсем обессиленная, она добрела до дивана и легла, не раздеваясь, свернулась калачиком и провалилась в тёмную бездну.
Телефонное пиликанье пробилось сквозь сон, Женя машинально взяла трубку, не глядя, кто звонит.
– Да! – автоматически ответила она.
– Женя, тебя чего на работе-то нет? – голос коллеги, а по совместительству, и подруги Инны заставил проснуться в один момент.
– Как нет? – почему-то спросила Женя.
– Женя, ты чего? Ну, вот так. Нет тебя на работе.
– А сколько времени?
– Половина десятого, Жень.
– Я заболела. – пришло в голову Жене.
– Жень, ну ему (имелось в виду начальство) я так и сказала, а на самом деле?
– Ой, Инна, приезжай после работы, новость – капец. А ему я сейчас объяснительную напишу на почту.
– Да, голос у тебя вообще какой-то… не знаю даже, какой.
– Да и я никакая, не только голос, Инн.
– Что, так всё плохо?
– Да, Инн. Всё кончено. Окончательно.
– Слушай, я сейчас отпрошусь и к тебе. Чувствую, нельзя тебя в таком состоянии оставлять.
– Выходит, что можно. Он так решил.
– Ладно, ты держись, я скоро.
После того, как Женя положила трубку, снова на неё навалилась гнетущая тишина и чувство дикого одиночества. Она так и застыла на своём диванчике с опустошённым состоянием и взглядом в никуда до приезда подруги. Из транса Женю смог вывести домофон, который громко и неожиданно запиликал. Инна ввалилась в квартиру со своей большой дамской сумкой, полной всяких нужностей и пакетом с едой.
– Голодная, наверное, ой, вся зарёванная.
– Угу. – тихонько хмыкнула Женя, послушно продвигаясь за подругой-бронепоездом на кухню.
Там Женя снова бессильно опустилась на стул и наблюдала, как Инна хлопочет, нарезая бутерброды и раскладывая фрукты и другой провиант по тарелкам. Затем Инна села рядом. Всегда в рубахе и джинсах, стилю своему предпочитающая не изменять, полная, но душевная, откровенная, иногда (равно часто) резкая и импульсивная женщина с голубыми глазами и светлой короткой шевелюрой посмотрела на измождённую печалью подругу.
– Женя, – твёрдо сказала она, начав какую-то решительную речь. – Я знаю, что ты переживаешь, и знаю, как это больно, поэтому даже не знаю, что посоветовать.
Концовка фразы была неожиданной, начало предвещало, будто, решение проблемы у неё в кармане. Чувство разочарования расползлось по сердцу и заставило тяжело вздохнуть Женю. Инна тоже была одинока. Ну, не совсем тоже. Инна была одинока давно, года три, а Женя стала только вчера. Вернее, окончательно стала одинокой только вчера. И для неё это было новое, неприятное и непонятное ощущение.
Инна, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, включила потихоньку какую-то музыку на телефоне и начала рассказывать про свои разводы. А их было три. Детей она ни с одним мужем так и не нажила, это её, конечно, тяготило, но она то ли привыкла к этой мысли, то ли смирилась. И принимала участие в жизни племянника, которому уже было двадцать лет. Но заботу девать некуда, поэтому парень попадал по полной программе.
Женя что-то жевала, как в забвении, не понимая даже, что именно, просто складывала на автомате какую-то еду с тарелок в рот. Пыталась проглотить, но ничего не лезло, приходилось силком себя заставлять, запивая чаем. И слушала, слушала нескончаемый поток Инниной речи о её передрягах в личной жизни. Этими рассказами Инна хотела даже не подбодрить, а показать, что в своих бедах-то Женя, как раз, не одинока. У всех такое бывает. И вот, Инна, живёт себе одна, да и радуется. Мол, ничего, и ты переживёшь, привыкнешь, жизнь пойдёт своим чередом и без этого Сухова, будь он неладен.
Женя знала все эти истории наизусть, не раз уже слышала обо всём об этом. Временами она начинала подозревать, что Инна завидует ей. Что Инна одиночка со стажем, а эти живут себе душа в душу. А тут такое. Повод порадоваться. Но Инна была, вроде, не из таких, насколько знала её Женя. А знала она её довольно давно. Завистничеством она, кажется, не страдала, слава Богу. Как будто даже искренне переживала и за Женю, и за свою сестру, которая тоже долго воспитывала сына одна, потом выходила два раза замуж неудачно, но потом нашла-таки мужчину нормального. Но в это время сын уже и сам стал мужчиной. Поэтому этому нормальному мужчине не пришлось воспитывать чужого ребёнка. И Инна, на самом деле, радовалась, что сестра «устроилась».
Также Инна переживала за племянника, который учился в институте и пытался работать то там, то сям. За всех Инна переживала в виду своего врождённого чувства эмпатии, так виделось Жене. Всем старалась помочь. Хотя бы своим присутствием, разговором, какой-то заботой. Такая всея мама. И Жене эта самая забота была сейчас просто необходима, потому что она в один миг потерялась в этом мире.
– За вещами-то придёт? – Инна набралась смелости задать такой болезненный вопрос.
– Не знаю, – с надрывом прозвучал ответ, и слёзы полились из глаз Жени, и она снова зарыдала.
– Жень, ну, Жень! – обняла за плечи подругу Инна. А та уткнулась в её большое мягкое плечо и рыдала, не переставая довольно продолжительное время.
