– Ты нужна мне, Оливия.
Ну конечно. Она, Оливия Эллис, всегда нужна шейху Азизу… для того, чтобы перестилать постели, полировать серебро и поддерживать его парижский дом в порядке и готовности к визиту хозяина. Но это совершенно не объясняло, зачем ее привезли сюда, в роскошный королевский дворец в Кадаре, полный фресок и золотых украшений.
– Что вам требуется, ваше высочество? – спросила она, сдерживая эмоции. Она совершенно не хотела покидать Париж, где вела тихую жизнь – завтракала вместе с консьержем в кафе через дорогу, занималась розами в саду после обеда и не думала даже отказываться от этого покоя ради новизны и неожиданностей. Весь перелет в Кадар она составляла список причин, по которым шейх должен немедленно отправить ее обратно.
– Учитывая обстоятельства, королевским указом повелеваю называть меня Азиз и на «ты». – В его улыбке было очарование, однако Оливия постаралась не поддаваться ему. Она слишком часто видела, как Азиз очаровывает своих многочисленных гостий в парижском особняке, собирала нижнее белье с ковров и наливала кофе женщинам, которые выбирались из постели к завтраку, растрепанные и с припухшими от поцелуев губами. Однако она сама считала, что у нее иммунитет к обаянию «джентльмена-плейбоя», как называли шейха в желтой прессе. Оливия не знала, как одно может совмещаться с другим, но не могла не признать за Азизом определенного обаяния, которое сейчас обрушивалось на нее в полную силу.
– Хорошо. Азиз. Что от меня требуется? – Она говорила коротко, как при обсуждении замены черепицы или списка гостей к ужину. Однако в новом, подавляющем своим убранством месте, наедине с этим мужчиной, деловитое спокойствие требовало куда больше усилий.
Оливия не могла не признать, что Азиз красив. Смоляные волосы, небрежно падающие на лоб; серые глаза, которые порой мерцали серебром; удивительно пухлые губы, складывающиеся в притягательную улыбку. А тело… подтянутое, сильное, совершенное, без грамма лишнего жира. Как красив «Давид» Микеланджело – великолепная скульптура, но не более. Оливия все равно не была способна чувствовать что-то еще ни к Азизу, ни к любому другому мужчине.
Азиз потер подбородок и отвернулся к окну, не глядя на Оливию. Она ждала, ощущая неожиданное напряжение в его молчании.
– Ты работаешь на меня уже шесть лет, – сказал он наконец. – И я всегда был исключительно доволен твоей службой. – Звучало так, словно он собирается ее уволить…
Оливия осторожно вдохнула и выдохнула.
– Рада это слышать, ваше высочество.
– Я же просил – Азиз. Или мне следует издать официальный указ? – Он повернулся, выгнув брови и явно подшучивая.
Оливия поджала губы.
– Если таково ваше требование, я, несомненно, подчинюсь, – холодно сказала она.
– Я знаю. Ты всегда выполняла все наилучшим образом. Именно это мне и нужно от тебя сегодня.
Она ждала продолжения, ощущая мурашки тревоги вдоль позвоночника. Что ему может понадобиться от нее в Кадаре? Оливия не любила неожиданности. Она шесть лет создавала для себя островок безопасности и комфорта и ужасно боялась его потерять. Потерять себя.
– Это задание совсем другого рода, чем присмотр за домом, – сказал Азиз. – Но оно не займет много времени, и я уверен, что ты превосходно справишься.
– Надеюсь, ваше… Азиз.
Он улыбнулся, одарив ее одобрительным взглядом. Оливия ответила короткой профессиональной улыбкой. Азиз подошел к письменному столу из орехового дерева, отделанному кожей ручной работы, нажал кнопку сбоку, и спустя секунду раздался стук в дверь. Вошел тот же человек, который провожал ее в эту комнату.
– Что думаешь, Малик? – спросил Азиз, опираясь бедром о край стола. – Она подойдет?
Малик смерил Оливию взглядом:
– Волосы…
– Легко перекрасить. – Азиз щелкнул пальцами.
– Глаза?
– Не обязательно.
– Она примерно нужного роста. – Малик медленно кивнул.
– Я так и думал.
– Умеет держать язык за зубами?
– Превосходно.
– Тогда, думаю, можно.
– Не можно, Малик, а необходимо. Пресс-конференция через час.
– Через час… – Малик покачал головой. – Времени не хватит.
– Должно хватить. Ты же знаешь, я не могу рисковать очередными домыслами в прессе и беспорядками в городе. – На глазах Оливии Азиз замкнулся, губы сошлись в мрачную линию, лишая его всякого сходства со смешливым, беззаботным плейбоем, которого она знала. – Сейчас одной сплетни достаточно, чтобы все взорвалось как бочка с порохом.
– Воистину так, ваше высочество. Я займусь подготовкой.
– Спасибо.
Малик удалился, а Оливия повернулась к Азизу.
– Что это было? – резко спросила она.
Мужчины говорили о ней словно о… вещи. Она работает на Азиза, а не принадлежит ему и не собирается снова позволять другому человеку контролировать ее.
– Прошу прощения за то, как обсуждал тебя с Маликом. – Азиз поднял руки в смиренном жесте. – Но не было бы смысла продолжать разговор, если бы Малик не счел тебя подходящей.
– Для чего?
Азиз неожиданно тихо выдохнул.
– Полагаю, ты незнакома с условиями завещания моего отца.
– Естественно, нет, меня не посвящают в такие тайны.
Азиз красивым, беззаботным движением пожал плечами:
– Могли просочиться сплетни.
– Я не обращаю на них внимания. – Оливия даже не читала желтую прессу.
Азиз выгнул бровь.
– Ты знаешь, что я помолвлен с Еленой, королевой Талии? – спросил он. Оливия кивнула: о помолвке объявляли публично, а свадьба должна была вот-вот состояться в Кадаре. – Тогда, вероятно, тебя удивило то, как быстро мы собираемся пожениться, за считаные недели.
Он ждал реакции, пригвоздив ее пристальным взглядом. Но Оливия только пожала плечами. Азиз мог считать себя джентльменом, но оставался плейбоем. Ей не раз приходилось выпроваживать его поклонниц, вручая им традиционный прощальный подарок – бриллиантовый браслет и букет лилий.
– Полагаю, теперь, когда ты стал шейхом, тебе надо жениться, – сказала она, и Азиз издал короткий смешок, резкий и совсем на него не похожий.
– Можно и так сказать. – Он снова повернулся к окну, сжав губы в тонкую нить. – Отец никогда не одобрял мои поступки, – продолжил он через минуту. – И меня самого. Полагаю, его завещание было нарочно составлено таким образом, чтобы я был вынужден оставаться в Кадаре, скованный старыми традициями. Или он просто хотел меня наказать. – Азиз пожал плечом.
Он говорил беззаботно, словно о чем-то приятном или незначительном, но в глазах Оливия заметила холод, а может, боль. Однако она немедленно подавила пробудившееся любопытство. Отношения Азиза с отцом ее не касались, как и все остальные его тайны.