Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович, Т. Нешумова - Хризалида. Стихотворения

Название:	Хризалида. Стихотворения
Авторы:	Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович \| Т. Нешумова
Жанр:	Биографии и мемуары
Серия:	Серебряный век. Паралипоменон
ISBN:	Нет данных
Год:	2013

О чем книга "Хризалида. Стихотворения"

Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович (1869, Киев – 1954, Москва) – автор почти четырех тысяч стихотворений. Первые ее сохранившиеся стихи датируются 1883-м годом, последние написаны за год до смерти. Подруга Льва Шестова и Елены Гуро, Даниила Андреева и Игоря Ильинского, переводчица Бернарда Шоу и «Многообразия религиозной жизни» Уильяма Джеймса, Малахиева-Мирович – старейший автор неофициальной литературы, оставшийся до конца дней верным символизму, но открывший внутри символистской системы возможности иронически отстраненного реалистического письма.

Основу издания составил свод избранных стихотворений поэта, никогда не появлявшихся в печати, а также единственная изданная при жизни книга стихотворений «Монастырское» (1923) и немногочисленные прижизненные публикации.

Бесплатно читать онлайн Хризалида. Стихотворения

РАННИЕ СТИХИ

(1883–1915)

«Задумчиво стою у райского порога…»

Задумчиво стою у райского порога[1].

Перешагнуть его нет сил.

Как погляжу в лицо всеведущего Бога,

Когда он спросит: «Как ты жил?»

[1883]

«Кончен день бесполезной тревоги…»

Кончен день бесполезной тревоги[2]

И ненужного миру труда,

Отшумел, на житейской дороге

Не оставив живого следа.

И в прошедшем так много их было,

Не оправданных будущим дней…

. . . . . . . .

Тщетно солнце доныне светило

Над бесплодной душою моей.

[1887]

«Тихо плачут липы под дождем…»

Тихо плачут липы под дождем[3].

Сладко пахнет белая гвоздика.

А над ней по ставне за окном,

Расцветая, вьется повилика.

Вот и ночь. Душиста и темна,

Подошла неслышными шагами,

Обняла уснувший мир она

И кропит, кропит его слезами.

[1888–1889]

[Дача под Киевом]

«Как тихо. Оливы сплетают…»

Как тихо. Оливы сплетают[4]

Серебряно-серый убор

По склонам террас, что сбегают

Ступенями желтыми с гор.

Как будто своею стеною

Мою оградить тишину

Им велено было судьбою,

Пока здесь навек не усну.

Не слышно ни птиц щебетанья,

Ни чистых мелодий цикад.

Лишь ветер прилива дыханье

Доносит в Забвения сад.

1896

Оспедалетти

«В серебре пушистом инея…»

В серебре пушистом инея[5]

На лесной опушке ель

Смотрит в дали бледно-синие,

Где взмелась уже метель.

Разыгралась, разметалась,

Крылья к небу подняла,

По дорогам разостлалась,

С плачем к ели подошла.

«Жутко в поле ночку темную

Коротать, царица Ель!

Приголубь меня, бездомную,

Бездорожную метель.

Пуховой лесной тропинкою

Легче зайки я скользну,

Ни одной сухой былинкою,

Ни листком не шелохну.

Под сосною, под высокою

Лягу в чаще отдыхать,

Жутко в поле одинокою

Меж сугробов ночевать».

Ель задумалась, качнулась,

Путь-дорогу ей дала,

А метель к земле пригнулась,

По тропинке поползла.

Вьется тихая, несмелая,

Плачет тонким голоском.

Впереди поляна белая

Расстилается ковром.

Как метель к ней подобралась,

Сразу крылья развела,

Разыгралась, разметалась,

По верхам гулять пошла.

С визгом, с ревом, с завываньем

Над вершинами кружит,

Похоронными рыданьями

В чаще эхо ей вторит.

Вся от ужаса шатается

На лесной опушке ель,

И над нею издевается

С долгим хохотом метель.

[до 1898]

«Шевелится дождик под окном…»

Шевелится дождик под окном[6].

Ночь темна.

Что-то шепчут липы под дождем

У окна.

Голос ночи, жалобен и тих,

Говорит:

Отчего утрата дней былых

Всё болит?

Отчего оторванный цветок,

Что упал

С серебристой липы на песок,

Не завял,

Но, оторван, дышит и живет,

И в тоске

Милосердной смерти к утру ждет

На песке?

1893

Имение Линдфорс

в Черниговской губернии

«Я люблю полусон…»

Я люблю полусон[7],

Полусвет, полумглу

Освещенных окон.

В полумгле, на полу —

Зачарованный блеск,

Нежный говор и плеск —

Струй ночных дождевых.

И дыханье живых

Ароматных цветов

У забытых гробниц.

Улетающих птиц

В небе жалобный крик.

Недосказанность слов.

В лицах тайны печать —

И всё то, что язык

Не умеет сказать…

[1897–1898]

[Петербург]

ОСЕНЬЮ[8]

I. «Тихо шиповник коралловый…»

Тихо шиповник коралловый,

Тихо роняет плоды

В лоно туманно-опаловой,

В лоно холодной воды.

Шепчутся ивы плакучие,

Шепчутся в сонной тиши:

Чьи это слезы горючие

Так хороши?

Тихо камыш колыхается,

Тихо засохший звенит:

Кажется, лето кончается,

Кажется, жизнь улетит?

Шепчутся травы поблекшие,

Шепчутся: как же нам быть?

Чем же нам лето усопшее,

Чем воскресить?

II. «Золотясь и пламенно краснея…»

Золотясь и пламенно краснея,

Смотрит лес в синеющую даль.

Как тиха пустынная аллея!

Как светла в ней осени печаль!

Словно реет в воздухе остывшем

Воскресенья радостный обет

И сердцам, безвременно отжившим,

Говорит, что смерти больше нет.

[1897]

[Петербург]

ЖАННА АСКУЭ[9]

Я Жанна Аскуэ, 26 лет от роду, не желаю смерти, но и не боюсь ее; умираю с твердостью, как обреченная Христу.
Из процессов об еретиках

Заря алеет над горами,

Внизу шумит дубовый лес,

И реет ласточка кругами

В прохладе утренних небес.

Как хорошо ей, как отрадно

Про жизнь и утро щебетать

И воздух синий и прохладный

Крылами вольно рассекать.

Заботы нет у Божьей птицы —

Не жнет, не сеет, и готов

На башне сводчатой темницы

От непогод ей тихий кров.

За ней следит глазами Жанна,

Спокойна духом и ясна:

Пускай свобода ей желанна,

Но и тюрьма ей не страшна.

У Жанны – скованные руки,

Кругом – солома, камень, сор…

Сегодня – пыток долгих муки,

А завтра ждет ее костер.

В долине Рейна за горою

Теперь семья о ней скорбит

И завтра с утренней зарею

На площадь казни поспешит.

Какою тьмою несказанной

Покроет душу им печаль!..

Детей глубоко любит Жанна,

Но ей покинуть их не жаль:

Пути укажет им прямые,

И хлеб, и жизнь им даст Христос,

Одевший лилии лесные

В живой атлас и жемчуг рос.

Заря всё выше над горами

Встает, румянит темный лес,

И реют ласточки кругами,

И свод безоблачен небес.

На лес, на небо смотрит Жанна

И с верой думает она,

Что жизнь прекрасна и желанна,

А смерть – близка и не страшна.

[1898]

[Петербург]

СУМЕРКИ[10]

…Часы таинственной отрады,

Когда молчанье говорит,

Тепла вечерняя прохлада,

И сумрак ласковый разлит

В аллеях дремлющего сада.

Часы, когда во мгле тумана

Любовь печальна, грусть ясна,

И, как прибоем океана,

Душа в тот мир унесена,

Где нет надежд и нет обмана…

БЕЛАЯ НОЧЬ[11]

По Неве, где даль речная,

Поздним золотом сверкая

Догорающего дня,

Дымкой вечера оделась, —

Над гранитом загорелась

Блеском чистым

И лучистым

Цепь огня.

Белых сфинксов изваянья

Потеряли очертанья;

С белым сумраком слились

Зданий темные громады,

Их колонны и аркады

Стали тише,

Легче… Выше

Поднялись.

Зыбь угрюмого канала

Почернела, задрожала

Вереницей фонарей.

Желтый свет их заструился,

И под ним зашевелился

Беспокойный

И нестройный

Мир теней.

[1898]

[Петербург]

ДЕТСТВО

Помнишь юные, говорящие,

Вдаль спешащие

Золотые на солнце лучи?

Помнишь сказки их торопливые

И счастливые

Всепобедной всемирной любви?

Сердца детского ликование

И сияние

Куполов с голубой вышины?

И в саду с заалевшими почками

Пух травы с золотыми цветочками,

Утро жизни и утро весны!

[до 1900]

«В полдень жарко смола растворяется…»

В полдень жарко смола растворяется[12]

И по красным колоннам стволов

Благовонным елеем спускается

К божеству, что в дубраве скрывается

Меж зеленых увлажненных мхов.

В полдень травы сплетаются гибкие

И пытают у сонных ручьев:

Кто под нашею порослью зыбкою,

Кто уснул с золотою улыбкою

Меж зеленых увлажненных мхов?

Нежно пчелы звенят неустанные,

Словно арфы далекой струна:

Поклонитеся, травы избранные,

Колосистые, серебротканые,

Богу сна.

[до 1900]

«Упала ночь горячей тенью…»

Упала ночь горячей тенью.

Еще местами небосклон

Кровавой розой и сиренью

Сквозь сумрак ночи напоен.

Но всё властней, всё горячее

Объемлет жаждущая тьма

Садов роскошные аллеи,

Селений скудные дома.

Уже крылом ее одеты

Престолы грозные вершин.

На дальней башне минарета

Сзывает верных муэдзин.

И голос дикий и унылый

Средь виноградников густых

Звучит уверенною силой

Из глубины веков седых.

И сердце грустное тревожит

Наивной веры торжество,

Следующая страница

С этой книгой читают

Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II

Лев Гомолицкий

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, к

Читать

Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Василий Элинархович Молодяков Дмитрий Петрович Шестаков

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются вп

Читать

Морозные узоры. Стихотворения и письма

Борис Александрович Садовской Т. В. Анчугова

Борис Садовской (1881–1952) – заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг – поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х годов писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло полное забвение: никто не подозревал о том, что он жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворений, публикуются неизданные и несобранные стихи и

Читать

Серебряные ведра

Александр Китаев

Александр Виссарионович Китаев (1888–1953) при жизни был известен как художник и педагог, однако его обширное поэтическое наследие – яркая и оригинальная страница русской поэзии 1910–1920-х годов. Отвергая каноны модернизма и преодолев подражание более ранним традициям, Китаев поэтизировал крестьянский труд и быт, степные и волжские пейзажи, не став сусальным «поэтом из народа». Свежий, громкий, нарочито грубоватый поэтический «голос» Китаева, до

Читать

Этюды к портрету «Мы»

Тамара Николаева

«Этюды» – это биография моего времени, протянувшегося из века минувшего в век нынешний. Это история моей страны, где я выросла, и которая так стремительно исчезла. Конечно же, это и моя биография, но главное в «Этюдах» все-таки не – «я». Главное – портрет моего поколения.

Читать

Святая новомученица Татиана Гримблит

Наталья Иртенина

Документально-художественное повествование знакомит читателя с судьбой Татьяны Гримблит (1903–1937), подвижницы милосердия и святой новомученицы, избравшей в самые страшные годы нашей истории путь христианского служения людям – тем, кто, как и она сама, был неугоден советской власти. Помимо фактической канвы биографии в книге рисуется внутренняя жизнь подвижницы на основе её стихов, которые она писала с юности.

Читать

Пилигрим (сборник)

Наталья Громова

«Пилигрим» продолжает цикл архивной прозы Натальи Громовой, где личная судьба автора тесно переплетается с событиями вековой давности. Среди героев книги – Варвара Малахиева-Мирович, поэт и автор уникального дневника, Ольга Бессарабова и ее брат Борис, ставший прототипом цветаевского «Егорушки», писательница Мария Белкина, семьи Луговских и Добровых – и старая Москва, которая осталась только на картах и в воспоминаниях.

Читать

Сорок шесть минут

Максим Кучеренко

РИСОВАТЬ И ПИСАТЬ – это две великие благодати.Даже древние народы использовали вместо слов картинки-пиктограммы. Третья великая благодать – это петь.Но на сцене надо все контролировать и при этом успевать всем нравиться.46 минут – средняя продолжительность музыкального альбома. Так повелось со времён виниловых пластинок. Удержать читателя своими текстами именно столько времени – моя музыкальная сверхзадача.Ради этого я прибегнул даже к созданию с

Читать

Стимул

Юрий Трифонов

«…И вдруг, неожиданно для всех в разговор вступил Ганин.– Я, конечно, не теоретик, – сказал он. – И вообще не спортсмен. Но, по-моему, человек никогда не знает предела возможностей. Тут все зависит от обстоятельств. Вот я, например, однажды в жизни поставил рекорд, очень высокий рекорд, ей-богу. Конечно, не мировой, но, может быть, областной. Или районный, что ли.– По какому же виду спорта? – спросил, иронически улыбаясь, кандидат наук. – Видимо,

Читать

Прозрачное солнце осени

Юрий Трифонов

«…Величкин по временам прерывал воспоминания и вскрикивал возбужденно:– Позволь, в чем дело? Почему ты не пьешь?– Я уже выпил, Толя.– Что ты выпил? Какую-то каплю!Галецкий морщился, крутил головой и одновременно водил своей огромной красной рукой перед носом. …»

Читать

Дорога к парящим землям

Игорь Макеев

Открыв глаза, девочка обнаружила себя в чужом мире. Лишь никогда не унывающий охотник на пару со своим хмурым другом могут помочь девчонке добраться домой, лелея только на удачу.

Читать

Что это было?

Александр Катеров

Удивительные и увлекательные приключения, необычные истории с элементами мистики. Интересные люди и добрые мысли. Содержит нецензурную брань.

Читать