Первое, что я отметила – глаза. Огромные, как у анимешного персонажа, с большими тяжёлыми веками, искусно накрашенными в сложных медных тонах, обрамлённые наращенными ресницами премиум-класса, густыми и мягкими, как мех норки. Потом волосы – гладкие, но пышные, спадавшие до середины груди тугими кольцами, и кожу, безупречно чистую и очень белую. И одежду – роскошную шёлковую блузку, лабутены. И наконец, сумку – огромную сумку «Биркин 40» классического оранжевого цвета. Тогда я не знала всех подробностей, но, как большинство людей, понимала, что такие сумки – абсурдно дорогие и абсолютно бесполезные. Всё это я к тому, что женщина, стоявшая в дверном проёме кофейни по соседству от моего дома, выглядела очень богатой. Богатой, как туристы из Азии. Как китайцы с материка. Богатой-пребогатой.
Конечно, я была удивлена. За те почти двадцать лет, что мы не виделись, она изменилась так, что уже вообще ничем не напоминала мою соседку по общежитию в первый год учёбы. У неё даже голос изменился. В Стэнфорде у неё был сильный певучий акцент. Каждое слово, которое она произносила, закруглялось на конце, как лист латука. Ей не удавалось смягчать звук «з», он выходил грубым: зэбра, зэлень. Теперь я бы далеко не сразу поняла, что она из Китая. Когда она назвала свою фамилию по телефону, она прозвучала почти как «фен». Ава? Это ты? Это Винни Фееенг.
С какой стати она вообще захотела со мной пересечься? Где она взяла мой телефон? Теперь-то я могу предположить, что она велела своему частному детективу вычислить мои данные, но когда я у неё спросила, она беззаботно ответила: ой, да просто нашла тебя в списке выпускников.
Я не стала расспрашивать подробнее. Я согласилась выпить вместе кофе лишь потому, что мне было любопытно посмотреть, что с ней стало. Она так резко бросила колледж в середине первого учебного года. Никто из моих друзей с ней не связывался, в соцсетях её не было, во всяком случае, под настоящим именем. Время от времени до меня доходили слухи: что она вернулась в свой родной Сямэнь и закончила учёбу там, что она перебралась в Вирджинию ухаживать за больной тётей, что вышла замуж за американца и почти сразу развелась. Подруга моей подруги говорила, что наткнулась на Винни в Лос-Анджелесе во время экскурсии в дорогую частную школу с полным погружением в китайский язык – там, по всей видимости, Винни преподавала чистописание.
Женщина в дверном проёме меня увидела. Ава! – воскликнула она и помчалась ко мне, распахнув в объятии одну руку – раскинуть другую ей мешала увесистая «Биркин». Работники кофейни взглянули на неё с ленивым любопытством, может быть, приняв её за кого-то из инвесторов, а потом вновь уткнулись в свои экраны.
Я постаралась одеться получше, сменила привычные леггинсы на нормальные штаны на молнии, нанесла консилер под глаза. Но сейчас я чувствовала себя заурядной, как коричневый бумажный пакет.
Винни заказала двойной эспрессо и, взяв чашку и блюдце кукольного размера, подсела ко мне. Первым делом я спросила, что привело её в Сан-Франциско, и она ответила, что она тут по делам – производство сумок, тоска смертная – и рассеянно отмахнулась, продемонстрировав кольца вечности[1], унизанные изумрудами и сапфирами. Подумать только, я оставила дома обручальное кольцо, чтобы не показаться слишком броской!
Вижу, ты удивлена, почему я позвонила, сказала она. Она объяснила, что её близкому другу в Китае понадобилась пересадка печени, и он хочет, чтобы операцию провели в США. Мой муж ведь хороший хирург – могу я дать его контакты? Конечно, она понимает, что он очень ценный специалист.
Ещё раз: мы двадцать лет не общались! Неправильно истолковав моё выражение лица, она сказала: я понимаю, после выборов трансплантаты для иностранцев почти не достать, но, пожалуйста, твой муж ведь может просто поговорить с моим другом?
Ладно, пообещала я, передам Оли. Она рассыпалась в благодарностях, а потом сказала: ну а как ты вообще, Ава? Расскажи мне всё. Мы столько лет не общались.
Я быстренько пробежалась по списку (пока она усердно делала вид, что частный детектив ей всё это не сообщил). Муж, Оливье, о котором она, судя по всему, уже немного знает, наполовину француз, наполовину американец, женаты четыре года. Малыш Анри двух лет – хочешь посмотреть фото? Вот он в нашем саду, да, мы живём на этой же улице, чуть правее.
А с работой как?
Я дала стандартный ответ: оставила юридическую фирму, когда родился Анри, и теперь работаю из дома, так удобнее, баланс и всё такое. Пока я говорила, я изучала её лицо, пытаясь понять, что изменилось. Конечно, пластика век, сильная подтяжка лица, включая лазерную хирургию и микротоковую терапию, качественное наращивание волос, дизайнерская одежда. Но дело было не только в этом. Сидя напротив меня, прихлёбывая кофе из крошечной керамической чашечки, Винни выглядела спокойной, расслабленной, выглядела как человек, который вписался в этот мир.
Что произошло с той полноватой серьёзной девочкой, которая вошла в нашу комнату, таща за собой пару потёртых ядовито-розовых чемоданов, набитых, как потом выяснилось, акриловыми кардиганами и плохо сидевшими брюками из полиэстера? С этой самой минуты стало ясно, что мы не подружимся.
Почему, спросите вы? По обычным стереотипным причинам, которые так важны для подростков. Она была неловкой, нелепой, запуганной. Страшно запуганной. Только что с корабля.
Нет, я тоже тогда была не особенно крутой, но мой случай был не критичным. Я понимала, что хорошие друзья по колледжу меня исправят, а плохие утянут на дно, и что у меня лишь крошечный клочок времени, чтобы сделать правильный выбор.
Понимаете, детектив, мне тогда казалось, что я всю жизнь ждала возможности попасть в Стэнфорд. Я выросла в пригороде Бостона – в Ньютоне, если вам интересны подробности – и была тихой зубрилой, которую никто не замечал. Ну то есть учителя, конечно, замечали, потому что у меня были отличные оценки, но постоянно меня путали с Розой Ши, моей такой же тихой зубрилой-подругой. Ещё несколько похожих на нас ребят со мной дружили, но для всей остальной школы, для нормальных её учеников, я была невидимкой.
Хотите пример? Однажды брат приехал домой на каникулы, мы пошли за мороженым и наткнулись на Митча Паулсона, его бывшего партнёра по теннису. Парни пожали друг другу руки, похлопали по плечам, ну и я помахала рукой этому Митчу. И клянусь вам, лицо Митча ничего не выражает. Гейб ему говорит: это Ава, моя младшая сестра, – а Митч отвечает: очень приятно, рад познакомиться.
