© Peter Carey, 2000
© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2018
© Издание на русском языке AST Publishers, 2018
* * *
К рассвету по меньшеймереполовинашайкиКеллибылапереранена,и воттутв тылуполицейскихцепейи появилосьчудовище.Ничегочеловеческогов немнебыло,этосталоочевиднымсразуже.Вместоголовытолькооченьдлиннаятолстаяшеяданеобъятнаягрудь.Медленнойнеуклюжейпоходкойонодвинулосьпрямоподградпуль.Выстрелыследовализавыстрелами,неоказываяникакогодействия,и непонятнаяфигурапродолжаланадвигатьсянаполицейских,иногдаостанавливаясьи медленно,механическиповорачиваябезголовуюшею.
Я, б- -ский Монитор[1].
У полицейских были новейшиевинтовкиГенри-Мартини,нопулиотскакивалиоткожичудовища.Иногдаоноотвечалоревольвернымивыстрелами,ночащебилосебярукояткойревольверапошее,и в утреннемвоздухеударыэтигремели,будтомолоткузнецабилпонаковальне.
По детям стреляете, ё- -ныпсы.Менявамнезастрелить.
Когда фигура двинулась к овражкувозлесухихэвкалиптов,полицейскиепринялисьстрелятьещечаще.Нофигурапо-прежнемудержаласьпрямои продолжалананоситьстранныеударыпособственнойшее.Затемонаостановилась,механическаябашенкаповернуласьвлево,в сторонуневысокоготолстячкав фетровойшляпе,которыйспокойностоялрядомс деревом.Чудовищеподнялопистолет,выстрелило,и человекв фетровойшляпеневозмутимоопустилсянаодноколенопередним.Затемподнялсвоювинтовкуи выстрелилдваждыпочтибезпаузы.
Мои ноги, ублюдок.
Фигура закачалась, зашаталась, точнопьяная,и черезнесколькосекундупалау сухогобелогоствола.Ещечерезнесколькосекундпримитивныйстальнойшлемв формеперевернутоговедрабылсорванс плечупавшего.ИмбылНедКелли,затравленныйдикийзверь.Смертельнобледный,содрогающийся,лицои рукиокровавлены,грудьи бедраоблегаетстальнаяброняв четвертьдюйматолщиной.
Тем временем человек, ответственныйзапроисходящее,задернулсвоюзанавеску,делаявид,будтои выстрелы,и воплираненыхегонекасаются.
В сумерках полицейский эскорт сопроводил его с супругой из их коттеджа прямо на специальный поезд, так что он не присутствовал и не принимал участия в распродаже брони, и огнестрельного оружия, и волос, и патронов, устроенной в Гленроване 28 июня 1880 года. Тем не менее этот человек хранил сувенир о Бесчинствах Келли, и вечером двадцать восьмого тринадцать пачек замусоленных листов, все до единого исписанные характерным почерком Неда Келли, были отправлены в Мельбурн внутри металлического коффра.
Недатированное, написанное от руки сообщение в коллекции Публичной библиотеки Мельбурна (V.L. 10453).
Пачка 1
Его жизнь до 12 лет
Бланки Национального банка. Почти наверное забраны из филиала Национального банка в Юроа в декабре 1878 года. Всего 45 листов среднего размера (примерно 8 × 10 дюймов), пробитые вверху дыроколом и одно время грубо сшитые. Сильно замусолены.
Содержит сообщения о его первых соприкосновениях с полицией, включая обвинение в трансвестизме. Некоторые воспоминания о семействе Куиннов и о переезде в селение Авенел. Утверждение, что его отец был несправедливо арестован за кражу телушки у Муррея. История, объясняющая происхождение кушака, теперь хранящегося в музее Исторического общества Беналлы. Смерть Джона Келли.
Отца я потерял в возрасте 12 л. и знаю каково это расти на лжи и умолчании моя милая доченька ты пока еще мала и не поймешь ни единого слова которое я пишу но история эта для тебя и лжи в ней не будет гореть мне в аду.
Даст Бог я доживу увидеть как ты читаешь эти самые слова и твое удивление и увижу как широко раскрываются твои темные глазки и рот раскрывается когда ты наконец поймешь всю меру несправедливости которую мы бедняки ирландцы терпели в нынешнем веке. Какой непонятной и странной должна она казаться тебе и все грубые слова и жестокости о которых я теперь рассказываю остались далеко в старых временах.
Твой дедушка был тихим и скрытным человеком его забрали из родного дома в Типперери и отправили на корабле в тюрьму Вандименовой Земли не знаю что с ним там делали он никогда про это не говорил.
Когда они кончили его пытать то освободили и он переплыл через море в колонию Виктория. К тому времени ему сравнялось 30 л. и был он рыжим в веснушках с глазами навсегда прищуренными от солнца. Мой батя зарекся иметь дело с полицией и когда увидел что улицы Мельбурна кишмя кишат полицейскими куда там мухам он прошел 28 мл. до селения Доннибрук и тогда или чуть попозже увидел мою мать. Эллен Куинн было 18 л. она была темноволосая и тоненькая и на лошади верхом он никого прекраснее не видывал но твоя бабушка была как ловушка расставленная Богом для Рыжего Келли. Она же была Куинн а полиция проходу Куиннам не давала.
1-е что я помню мамка разбивает яйца в миску и плачет потому что Джимми Куинна моего дядю 15 л. арестовали траппы. Не знаю где в тот день были мой батя и моя старшая сестра Энни. Мне было 3 г. Пока моя мать плакала я зачерпнул ложкой сладкое желтое тесто и съел его а крыша над чугунной печкой текла и каждая капля упав на нее шипела.
Моя мать положила колобок в тонкую тряпицу и завязала ее. Твоя тетя Магги была младенцем и моя мать завернула и ее потом вышла с узелочком и маленькой под дождь. Ну и мне надо было идти за ней вверх по холму и уж никогда не забуду лужи цвета горчицы и дождь коловший мне глаза как иголками.
Мы добрались до полицейского участка Бевериджа промокшие до костей и наверное от нас разило бедностью точно псиной такой у нас был запах и по этой или какой другой причине нас выставили из комнаты сержанта. Я помню как сидел подсунув ручонки все в цыпках под дверь и чувствовал кончиками пальцев чудесное тепло от огня. И все же когда нас наконец впустили я смотрел не на весело пылающий огонь а только на огромного с красными брылями англичанина который сидел за письменным столом. Я не знал его имени а только то что сильней его никого на свете нет и он может если захочет погубить мою мать.
Приблизься говорит он будто был алтарем.
Моя мать приблизилась и я подбежал рядом с ней. Она сказала англичанину что испекла колобок для его арестанта Куинна и будет весьма благодарна передать его ему потому как ее мужа дома нет а ей надо еще масло сбить и накормить свиней.
Никакого колобка арестанту сказал трапп а я чувствовал его чужацкий пряный запах и были у него усы поперек лица и череп просвечивал сквозь волосы.
Сказал он никакого колобка арестанту без моей проверки сперва и он взмахнул своей большой мягкой белой рукой таким образом указав чтоб моя мать поставила корзинку на стол. Он развязал тряпицу ногтями до того чистыми будто их вымыли негашеной известью и по сей день я вижу это синеватые инструменты как они разломили пополам колобок моей матери.
Не бедность я ненавижубольшевсего
и не вечное пресмыкание