Если бы Нину Фадееву попросили: назовите самый ужасный поступок, который вы совершили в жизни, она бы ни секунды не сомневалась в ответе. Назвала бы год, месяц и число того злополучного дня, когда мерзкий бес подбил ее на пакость. Да что день? Она с легкостью сообщила бы время, вплоть до секунды. Шестое августа, девятнадцать часов, двенадцать минут, шесть с половиной секунд. С этого момента затикал будильник, отмеряющий кому-то жизнь, а кому-то… Нет, это слово произнести-то страшно!
Почему? Ну почему мы крепки задним умом? Отчего так несдержанны? К чему все это упрямство, баранье бодание на мосту, перетряхивание грязного белья и перечисление чужих ошибок? Разумеется, ей, Нине Илларионовне, дипломированному экономисту тридцати семи лет от роду, человеку, далекому от сантиментов, вспышек ярости и вообще каких бы то ни было эмоций, ясно, как божий день: разборки, поиски правды и справедливости в отношениях между мужчиной и женщиной только усугубляют положение. Тот, кто утверждает обратное – либо лицемер, в поисках тотального одобрения готовый поступиться любыми принципами, либо полнейший кретин. И никак иначе, как говаривала начальница Нины.
Сама по себе ситуация, о которой Фадеева вспоминала теперь с содроганием, не стоила выеденного яйца. Если бы не последствия. Но так уж вышло, что некрасивая сцена размолвки закончилась исчезновением одного из ее участников, и это все изменило. Слова, брошенные в пылу ссоры две недели назад, горели теперь клеймом на языке, а рука, вышвырнувшая спортивную сумку с вещами на лестничную клетку, мечтала о том, чтобы ей отсохнуть.
С Паней, как в шутку называла Нина своего жениха, Паранина Николая, они познакомились больше трех лет назад. Оба не первой свежести, о чем любила напоминать Нине все та же начальница, оба с негативным опытом за плечами и кучей эксклюзивных тараканов в голове, они вдруг словно приросли друг к другу. Так вот раз – и через три месяца они уже съехались.
Территорию для проживания выделила Нина. Ютиться в хибарке, гордо именуемой Николаем «загородной недвижимостью», экономист Нина, коренная горожанка, не пожелала. А Николай оказался непритязательным. Город – значит, город. И все-то у них пошло гладко, и все-то хорошо, если бы не одно «но»: сухой черствый экономист вдруг оказалась жутко ревнивой натурой. Она ревновала Николая двадцать четыре часа в сутки. Надо отдать должное, большую часть времени ей удавалось держать эмоции в узде, но иногда, как, например, шестого августа, плотину прорывало, снося все преграды, и Николай окунался в резервуар с каловыми массами. Аллегорически, разумеется.
Перед Ниной Паранин никогда не извинялся. От нее, впрочем, извинений тоже не требовал. Сколько бы ни бузила Нина, сколько бы ни бунтовала, все равно к нормальному состоянию придет. Надо просто переждать грозу, и будет тебе счастье. Но на этот раз Нина зашла слишком далеко. И Николай всерьез обиделся, впервые за три года. Вспылил, выдал что-то оскорбительное и шагнул через порог.
Нина дулась минут десять, потом до нее стал доходить абсурд ситуации. Зачем, ну зачем она унизила хорошего человека? Для чего усложнила и его, и свою жизнь? Смысла в разладе нет. Все равно через пару дней все вернется на круги своя. А что, если нет? Что, если на этот раз чаша терпения переполнилась? Ведь даже Паня, с его безграничным терпением, может не выдержать давления. У каждого терпения есть свой предел. Нет, такой вариант Нину не устраивал. Надо действовать, причем действовать быстро. Нужно вернуть Паню, а вместе с ним мир и душевный покой.
Где искать Николая, догадаться нетрудно. Его «загородная недвижимость» в виде дачного дома, приспособленного под круглогодичное проживание, – единственная альтернатива городской квартире Нины. Адрес ей известен, способ, которым Паня обычно добирается до дачного поселка возле деревни Локотня, не менялся за три года ни разу. От станции метро Тушинская он не ездит никогда, предпочитает прогуляться до Мякинино и сесть возле МКАД. Там автобус останавливается регулярно, а промежуточная станция позволяет избежать суеты и толкотни. Что поделать, если Паня жутко не любит толпу?
Дело за малым: бери такси и гони. Точного расписания рейсового автобуса Нина вспомнить не смогла, а тратить время на его поиски побоялась. Приехать на станцию и помахать уходящему автобусу платочком? Слишком киношно.
Таксист принял заказ, но, учтя спешку пассажирки, зарядил плату, в три раза превышающую реальную. Нина не торговалась, скользнула на переднее сиденье и махнула рукой в знак готовности выдать означенную сумму. Прибыв на станцию, наскоро расплатилась и сразу побежала к кассам. Пани видно не было. Она отыскала взглядом табло с расписанием пригородных автобусных рейсов, сверилась с часами. По ее подсчетам получалось, что до ее приезда Паня уехать не мог, просто не было подходящего рейса. Согласно расписанию, его автобус отходил через десять минут.
«Едва успела. Господи, только бы он был здесь! – мысленно взмолилась Нина. – Все, больше никогда! Никогда не позволю эмоциям взять верх». Повторяя слова, как мантру, она побежала к площадке с номером «шесть», где проходила посадка на автобус, следующий на Тучково. Еще не добежав, Нина поняла, что Пани в числе пассажиров нет. Высокий рост, под метр девяносто, красивая, с серебряным отливом шевелюра и своеобразная манера одеваться всегда выделяли Паню из толпы. Из любой толпы.
«Ну, где же ты, где? – Нина остановилась и усердно водила головой из стороны в сторону, методично изучая панораму. – Не может быть, чтобы я ошиблась. Тебе просто больше некуда податься». И тут она его увидела. Вдруг. Резко. Неожиданно… А ведь искала же, искала…
Увидела и застыла. И снова омерзительно липкая ревность поползла к сердцу, попутно проникая в кровь, пока не добралась до мозга или что там от него осталось. Обещания, которые твердила минуту назад, были забыты. Единственное, о чем могла думать Нина, – он садится в незнакомую машину. Кто за рулем? Женщина? Его женщина или он подцепил себе первую встречную? Красива ли она? Молода ли? «Да что же это за напасть! Просто болезнь какая-то!» Нине удалось прервать ход негативных эмоций, и в дело тут же вступил рационализм: Паня сам машину не водит и друзей с авто не имеет, с частниками не связывается, платным попутчиком не напрашивается и вообще привычки свои вдруг не меняет.
Тогда почему она видит то, что видит? Вот он, серебристый автомобиль, не новый и не старый, в меру пыльный, в меру ухоженный. Распахнул свое чрево, собираясь поглотить Паню. Именно поглотить. Забрать насовсем, увезти далеко, чтобы обратно дороги не нашел. Почему так тревожно? Отчего сердце щемит? И ног от земли не оторвать, и язык к небу прилип. Ни окликнуть, ни подбежать.
