© Аскольд Алексеевич Де Герсо, 2021
ISBN 978-5-0055-2998-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Память устала жалить,
Мысли летят невпопад.
Жизнь стремилась ударить,
Как всегда, наугад.
Только вышла промашка,
Я предвидел удар.
И отметить спешу я,
Есть всегда «Солнцедар».
Есть «родопи» в кармане,
Проблемы выпустить в дым.
У тихой речки поляна
Шумом встретит родным.
Песня льётся знакомая,
Тост звучит под гармонь.
Тут же шутка нескромная…
Да только нынче всё сон.
* * * * *
Мне бы вновь вернуться в моё детство,
Где зеркальная поверхность серебристых вод.
Где ещё неведомо мне чувство —
Огорчений от взвалившихся невзгод.
Где восходы солнца дарят радость,
Озаряя синеву небес без края.
Где ещё неведома усталость,
И где мечтаешь, время обгоняя.
Где бы отыскать мне ту лазейку
В детство окунуться хоть на миг.
Но нельзя; и как бы мне в отместку —
Лишь напомнит журавлиный крик.
Журавлиный клин в осеннем небе,
Пролетит курлыча в дальние края.
Я ж лелеять буду мысли о побеге,
В детство, где нет ада и ни рая.
* * * * *
Стоял задумчиво художник у мольберта
И серый день заглядывал в окно.
По полу комнаты разбросаны портреты,
Эскизы, зарисовки, натюрморты и панно.
Холст загрунтован, краски под рукой,
И очертанья, в дымке перед ним.
Вот уголёк холста коснулся тонкой
Чертою. Лицо Христа, над головою нимб.
Лицо он это видел не однажды
И эти карие бездонные глаза.
Что два тысячелетия таят надежду,
Но люди, как и прежде прутся в ад.
* * * * *
И снова в городе весна,
Сквозь запах дыма аромат
Черёмухи, цветущей у окна,
Что смогла пробиться сквозь асфальт.
Бетонные кирпичные коробки,
Что высятся на девять этажей.
И бесконечные автомобилей пробки,
Лишившихся спокойствия людей.
А где-то за чертою городскою,
Зелёный бор, размеренная жизнь.
Деревня, озеро и дышит всё покоем,
И птичий гомон, как весны сюрприз.
* * * * *
Был вечер. Девушка стояла на перроне,
Шаловливый ветер всю причёску растрепал.
Музыка звучала где-то, помню, Мариконе
Когда несмело к ней я зашагал.
Змейкою блестят стальные рельсы,
Приглашая заглянуть за горизонт.
По стране проехать через версты,
Десятки часовых пересекая зон.
Но никуда не еду, всё без смысла,
Куда бы ни поехал – чернота.
Приплыли господа! Сушите весла!
О, как же прав был Бендер, ты, Остап!
* * * * *
Деревья расступились и предстала взору
Деревья расступились и предстала взору,
Деревня, позабытая людьми.
И на мир глядят немым укором
Глазницы окон, почерневшие с тоски.
Посредь села покинутая церковь,
Крестами устремилась в небеса.
А ведь когда-то здесь крестились и венчались,
Тому свидетельница неба синева.
На шумных улицах гуляли свадьбы,
Играла детвора, не заглушая смех.
Вершили жизнь здесь мужики и бабы,
И радости, и горя поровну на всех.
В субботний день топились бани,
Стлался по деревне ароматный дым.
А вечером бутылочку да под гармони
С огурчиком, хрустящим и родным.
Но после люди стали разъезжаться,
Бурьяном стали зарастать дворы.
И стало тихо в шумной некогда деревне,
А сколько их – покинутых в стране.
* * * * *
Едва заметен посреди крапивы
Почерневший деревенский дом.
Хозяев нет, а может быть не живы,
И вот он коротает день за днём.
Дверь покосилась, окна перебиты,
А ведь когда-то жили здесь.
Дым над трубою вился спозаранку
Семья с утра готовилась поесть.
Но годы шли и жизнь ушла из дома
Признали нерентабельными их.
И сад, как будто после бурелома
И никому не нужно яблок наливных.
А сколько их разбросано в России
Не малых сёл, а целых городов.
Не потому ль духовно нынче нищие,
Что позабыли родину дедов.
Выходят на Бессмертный полк с плакатом,
А дед в слезах от виденного вкруг.
Едва ль мечтал искореняя он фашистов,
Что поросли подымутся не там, не вдруг.
Не думал он увидеть ту разруху
В стране, что уничтожила фашизм.
Он проклял бы и внука, и старуху,
Что вновь у нас царит капитализм.
* * * * *
Ты, где бы ни прошёл, повсюду за собой,
Ты оставляешь трупы, исковерканные судьбы.
Лишь горстка тех, что движимы тобой
Пока изображают некое подобье дружбы.
И всё же веришь в избранность свою,
Наивно полагая, что сие извечно.
Но только вечна – синева над головой,
А остальное, остальное – быстротечно.
Ведь даже горы, что веками возвышались
Однажды рушатся – уж такова природа.
И годы, годы, не смотря на всё умчались,
Всё ближе к смерти: у Вечности, у входа.
И как ты объяснишь Властителю всего?
Как оправдаешь властолюбие своё?
Что миру ты принёс? Совсем уж ничего?
И нынче райское ты пожелал житьё?
А знаешь ты, в раю таким нет места,
Да и в аду едва ли уголок найдёшь.
Ведь можно замесить повторно тесто,
А жизнь повторно, жизнь не проживёшь.
Что сделал и не сделал – записалось,
Да что мне пост твой и твои молитвы?
Ты мне скажи: что за тобой осталось?
Несчастные и нищие? Так извини: Увы….
Нет места изуверам на святейших небесах,
Земля, коль соблаговолит принять.
Был взвешен ты на жизненных весах,
Зло перевесило, я вынужден признать.
* * * * *
И снова погружаюсь в глубь веков
В мир замков и дворцов средневековья.
Но вижу я, как спины бедняков
Прогнулись гнётом дворянского сословья.
Монарх и свита, щедрый стол в Версале,
Зимний ли дворец в Санкт-Петербурге.
Мужчины в масках, дамы под вуалью
И редкий господин средь них безрогий.
Но сколько спеси, громких слов о чести
Да слишком ей ничтожная цена.
И здесь готовы погубить лишь ради мести,
Такие нравы и такие времена.
* * * * *
Мне как-то странное привиделось виденье:
То явь была или игра воображенья?
Всё вокруг лишь проявление сознанья,
Что ежечасно подвергаемо сомненью.
В виденье том был седовласый старец,
Глубокая река и горные хребты.
И виделось далёкое мне море,
Где дикий пляж, где берега пусты.
Но что-то в старце привлекло вниманье,
В словах не передашь эмоции прилив.
Он говорил о чём-то давнем, но сознаньем
Я понял малое из его речи уловив.
Или, возможно, он вещал о предстоящем,
О том, что ожидает род людской?
Чего мы не способны видеть в настоящем,
Всецело суетой поглощены мирской.
«Беда придёт, прольётся много крови,
Лишь малое число войну переживёт.
Но не поймут они той благодати, снова,
Старуха в чёрном урожай пожнёт.»
Он что-то говорил ещё, но слишком тихо,
Слова не долетали до моих ушей.
Единственное понял: «не будите лихо»,
И с тем пропал. Тревогу, заронив в душе.
* * * * *
Он утопал в снегу, но пробирался
И разделяло нас лишь метров сто.
Я взял ружьё, уже почти собрался,
Но тут заметил на снегу листок.
Пожухлый, почерневший лист осины,
Мне намекнул: всему свой срок.
Ты человек, но чем ты лучше псины?
И это был наглядный мне урок.
Ничем не лучше, а возможно хуже,
Земля с трудом выдерживает нас.
Оружием и злобой мир загружен,
Истратим всё, останется в запас.
А волк всё продвигался вдаль по снегу,
Не стану врать. Завидовал ему.