Пройдет лет сто, – меня уже не будет!
На улицах, как прежде, стает лед,
И зацветут сады, – рассвет пробудит
Шального соловья; стрижей в полет
Направит первый луч!
Меня – не будет…
Осенний лист падет на первый снег,
Сады увянут, и ветра раскрутят
Влюбленного, что не смыкает век,
Забыв про сон.
Меня – уже не будет…
Пройдут еще года, еще… еще…
Но может, эта ночь не позабудет
Хоть сколько лет спустя мое лицо!..
Ночь к рассвету устремилась
В жаркие объятья.
Ночь в рассвете растворилась, —
Так крепки пожатья.
Так сильна любви горячка,
Так бессильна воля
Перед жаждой обладать.
Не умеют чувства ждать, —
Вечное стремление к мечте.
Фонарь. Сиянье лиц. Вечерние молитвы, —
Стремление к Любви рождает мимолет.
Помятая постель. Без битв проходят битвы.
Хоть плавится крыло, а хочется на взлет!
Усталая мадам поправила прическу, —
Дешевые слова ей все равно к лицу.
С заката до зари я в роли недоноска
Целую ей меж ног продажную звезду.
И пошловатый смех раздразнивает душу, —
Так хочется с разгона врезаться в бетон!..
Но сплюнув, я смеюсь и ем гнилые груши,
Идя через вагон в очередной вагон.
Резвись, любовь! Пора пройдет,
Но чувство жить не перестанет.
Морщины исказят лицо;
Она, как дым, в лучах растает,
Но память сохранит ее.
Пройдут года, ворвется старость,
Чело покроет седина, —
Улыбкой вспомнится весна,
И в грудь опять вернется младость.
Ночь. За окном дожди.
Комната. Тишь… да тишь.
Легкий огонь свечи
Угол обводит лишь.
Книга. И в ней – Она.
Ищет меня в ночи!
Повесть Ее легка,
Руки Ее мягки…
Даль. И вдали – заря.
Взор, устремленный ввысь.
Кажется: нет! не зря
Мысли за Ней неслись.
Сон размягчил глаза.
Ветр затушил свечу.
Веруя в чудеса,
Давней мечтой дышу.
Тягостно и грустно вспоминать,
Лежа под вечерней синевой.
Солнце уходящей теплотой
Обдает лицо… – кричать! кричать!
Удивленно кликает кукушка, —
Эй! Кукушка! Прокукуй мне срок!
Раз… два… три…! Глазами на восток, —
С Запада освещена опушка…
Лучше не смотреть… не вспоминать…
Голову зарыть в сырую траву! —
Умереть, иль выспаться на славу…
Только б Ваших глаз не поминать.
Только бы молчать, – не говорить
Ни о Вас, ни уж тем боле с Вами…
Что такое было между нами,
Что тоски по Вам не утолить?
Эх, раба дешевого похмелья!
Тошно мне смотреть на твой наряд.
Прикрываясь приторным весельем,
В вены ты пускаешь только яд.
Холоден твой взгляд, стервозен голос;
Лестью бьешь в под дых, да невпопад.
Юбку задерешь за медный волос,
А за золотой – сойдешь и в ад.
На горизонт устремлены с мечтой глаза, —
Во всем душа моя желает вдаль вонзиться,
И если б можно было сердцу уцепиться
За ту звезду, что наперед лишает сна!
Она мила, но этим словом не сказать
Всего того, что свет ее во мне рождает, —
Она сама о красоте своей не знает!
Вошло в привычку у нее не понимать…
Ах, если б сердце со звездой могло летать!..
Не вслед, не наперед; не под, не врозь, – а вровень!
Я жил бы миг, – но с нею миг – вполне огромен;
Вполне достаточно, чтоб существом дышать!
Ах, если б сердце со звездой могло страдать…
Мне было девятнадцать лет…
В саду, где я тобой дышал,
Где я себя счастливым знал,
Сегодня умер старый цвет.
Он в прошлом нам благоволил,
Он источал амбре любви
В минуты наших визави, —
Он был рожден не для могил!
Не для ранимых милых дам
Он распускал с зарей бутон, —
Лишь нам отвешивал поклон,
Тянулся лишь к твоим рукам.
И вот – сегодня он пропал,
А вместе с ним пропали Мы;
И от померкнувшей весны,
В которой душу мне ласкал
Твой взгляд, остался лепесток, —
Я подобрал его с земли,
Как память наших визави,
Что уберечь – увы! – не смог.
Где ты? С кем ты, милая звезда?
В сумерках теряюсь без понятий.
В памяти – тепло твоих объятий,
За окном – несутся поезда…
Где и с кем ты? Не найти ответа, —
Жив ли я, иль в ревности погиб!
Талии твоей изгиб
В мыслях, – протянуть бы до рассвета!
Можно ль быть покойным, если миг —
Вечность бытия; столетье;
Отвергает разум междометья, —
Сквозь дремоту видится твой лик.
Сквозь дремоту, милая Мария, —
Аве МариЯ! Аве МариЯ!
Милая Мария, – Аве, Аве!
Аве МариЯ…
Вечер. Я дышу, дрожу пред небесами,
Пью дешевый спирт, разбавленный вином;
Почему-то принято ходить под колпаками,
Только мой колпак не годен под дождем!
Не из робких я, мне незачем бояться
Ни сплошных костров, ни тучи грозовой;
Но сегодня вынужден я по глазам скитаться,
Чтоб хотя б в одних глазах узнать Ее.
Вера и любовь – спасенье для заблудших!
Верую и я, и может быть – люблю;
В мире не сыскать ни ангелов, ни худших, —
Именно поэтому за худших я ропщу.
Пусть они поймут, пусть душам станет легче,
Пусть пошлет им Бог удачи и любви!
Я ж – дышу, дрожу, и надо мною вечер,
И хоть мне паршиво, я промолвлю: Се Ля Ви!
Если мне порой тоскливо,
и грустинка так некстати
каплей падает на грудь, —
Я сметаю беззаботно,
будто старый лед в апреле,
надоедливую пыль.
Сердце давеча любило,
и шептало на закате:
«Идеал не позабудь!»…
Но звезда вернулась к плоти,
за окном – концерт капели, —
снег пылающий остыл.
Но – плевать! Смывает слезы
с разогретого асфальта
вновь зашедшая Весна… —
Я сдуваю беззаботно,
будто мертвый лед в апреле,
надоедливую пыль.
В чашке стынет чёрный кофе.
Утро! Свежая заря
На стене рисует профиль
Пасмурного сентября.
Сигаретный дым клубится,
Вспоминается лицо, —
То, в которое влюбится
Было в прошлом суждено.
Солнце, из-за туч прорвавшись,
Нежит сонные глаза;
По стеклу течёт, сорвавшись,
Капля, – вечности слеза.
Я слышал: тысячи дорог
Гудели.
И сын метели
Занемог.
Метель завыла, придыхая, —
«Умираю!»,
Кричал ей сын сквозь ветер,
Погибая
В останках снов.
Под щелканье часов
Разбитых,
Он шел по снежной улице,
Убитый,
Разбитый на осколки, будто лед.
Его подруга
– лунная походка —
Любовью сердце нежно растопила.
Любовь касаньем бедного убила, —
«Я умираю!» – восклицал лишь он,
И все смеялся, приняв смерть за сон.
Я знаю: ты где-то рядом.
Дыханием чую, взглядом,
Что пара шагов – и вдруг
Покажешься ты, мой друг.
Я верю, – придёт секунда;
Забудутся доллар, фунты;
И рубь улетит под люк, —
Останешься ты, мой друг.
Последняя сигарета! —
Мы бросим к чертям и эту.
Не грея замерзших рук,
Мы скажем друг другу: «Друг».
Зимой улетают птицы, —
Проводят их наши лица,
И после, в круженьи вьюг,
С тобой мы простимся, друг.
Грусть моя! Ты лишь приснилась,
Ты – лишь прошлого зола;
Было: сердце колотилось
От любовного вина.
Ошалев от страсти юной,
От бессонницы и грез,
Очарованный подругой,
Я не знал ни бед, ни слез!
Ревность сладко отзывалась
В каждом атоме души;
Безотчетно рисовались
В голове
Ее черты…
Нынче – лишь напоминанье;
Отзвук! Выцветший портрет…
