Вот и замок.
Экипаж пробирался через дюны, покачиваясь, скользил по рыхлому песку. Юноша выглянул в окно: прямо перед ним над Балтийским морем высился замок. Он оказался не таким, каким юноша его себе представлял. Совсем не таким. Ни башен, ни зубцов, как обычно бывает. Стоял замок на небольшом скалистом островке; стены незаметно переходили в светлые отвесные скалы, будто сотни лет подряд росли прямо из них. А кругом простиралось под осенним небом мрачное и спокойное море. Лишь у самого берега пенились волны: казалось, вода сердится на угрюмые и надменные угловатые утесы.
Известняковую скалу, на которой стоял замок Инститорисов, окружало еще несколько крохотных необитаемых островков, каждый едва ли больше дома. Юноша насчитал четыре, но когда экипаж повернул и островки показались под другим углом, он заметил пятый, до тех пор скрытый замком. На нем виднелся старый маяк, выкрашенный в красную и белую полоску. Он походил на бездыханного циклопа, чье горящее око давным-давно погасло. Лишь орланы-белохвосты ютились на перилах маяка: оттуда они зорко следили за морской гладью.
Птицы… Юношу восхищало величественное спокойствие, с каким они парили над этой пустынной местностью: нескончаемой береговой линией, песчаными дюнами, редким ольшаником, притаившимся в низине, изогнутыми ветром соснами и зарослями дрока. Но взгляд его то и дело возвращался к замку. Там его новый дом.
Чем ближе подъезжал экипаж, тем больше юноше удавалось разглядеть. Замок Инститорисов, как и остров, где он стоял, формой походил на подкову. Во внутреннем дворе зеленела кипарисовая роща; деревья были выше самого замка и заслоняли центральную его часть. Зато восточное и западное крыло – в три этажа высотой, такого же серого цвета, как и море, – хорошо просматривались. Окна тянулись длинными рядами, по три друг над другом, и белые рамы еще сильнее подчеркивали, что в большинстве окон не горел свет. На крутых скатах крыши выстроилась целая рота черных каминных труб; над некоторыми, поднимаясь к пелене облаков, вился дымок.
– Кристофер…
Юноша не привык к женскому голосу, а тут его назвали по имени, да еще так нежно. Он смущенно отвернулся от окна и улыбнулся своей новой матери.
Та отложила в сторону книгу, которую не выпускала из рук всю дорогу, но так ни разу и не открыла, и участливо наклонилась к нему.
– Кристофер, – повторила она, словно стараясь привыкнуть к этому имени, – на самом деле замок гораздо уютнее, чем кажется. Тебе там понравится, вот увидишь. – Слова ее звучали так, будто она много раз твердила их про себя в надежде, что однажды они окажутся правдой.
Однако Кристофер и не думал грустить, он был счастлив. По-настоящему счастлив. Конечно, волнение и смутный страх перед неизвестностью немного омрачали радость. Но Кристофер, несомненно, чувствовал себя счастливым. По крайней мере, ему так казалось. Сказать наверняка он не мог, ведь сравнивать было не с чем.
На Шарлотте Инститорис была причудливая шляпа, украшенная гирляндой ракушек. Очень необычная. Волосы Шарлотта подобрала, лишь несколько черных как смоль локонов выбивалось из прически. Из-за высоких скул ее лицо – узкое и бесцветное – казалось еще и слишком вытянутым. Шарлотта была далеко не красавица и старалась чаще улыбаться, чтобы придать своим чертам мягкости.
– Я уверен, мне понравится. – Слова Кристофера прозвучали немного натянуто.
Брат Маркус, настоятель сиротского приюта, учил Кристофера: «Как бы там ни было, говори, что тебе все нравится. Ничего другого мы тебе не найдем».
Чтобы Шарлотта не подумала, будто он говорит так только из вежливости, Кристофер поспешил добавить, хотя и некстати:
– Я умею грести на веслах.
Шарлотта удивленно взглянула на него и ласково улыбнулась.
– Милый, нам не придется грести самим. Для этого есть слуги. Они уже ждут нас на берегу.
«Милый». Так она назвала его уже несколько раз. И Кристофер чувствовал себя неловко. Ему семнадцать лет – уже почти взрослый мужчина, а Шарлотта обращается с ним, как с ребенком. Своим ребенком. Ведь отныне он – ее сын.
Кристоферу вдруг захотелось чихнуть, и он засопел носом. Шарлотта заботливо протянула ему чистый платок. Как раз вовремя.
«Ну вот, теперь она подумает, что взяла какого-то заморыша», – забеспокоился Кристофер. Он ведь не болен, даже не простужен. Все дело в запахе – запахе книги. У Кристофера на него аллергия.
Наконец лошади остановились.
Кристофер подождал, пока Шарлотта выберется из экипажа, и последовал за ней. Ноги утопали в мягком песке. В лицо веяло морской прохладой. Через несколько мгновений он ощутил вкус соли на губах.
Длинный пирс выдавался далеко в море. У самого края была пришвартована яхта со спущенными парусами. Навстречу прибывшим, громко топая по деревянному настилу, вышли трое матросов и поклонились Шарлотте. Поприветствовали они и Кристофера, почтительно склонив головы. Такого с ним еще не бывало, юноша едва не рассмеялся. Что ж, придется привыкать.
Поклонившись на прощание, кучер развернул лошадей, подстегнул их, и экипаж покатил прочь через дюны.
Вскоре Кристофер уже сидел рядом с Шарлоттой в каюте. Яхта отчалила. По палубе ходили трое матросов, и каждый их шаг громко и гулко отдавался здесь, внизу. Кристофер попытался выглянуть наружу, но оба иллюминатора были покрыты коркой соли, и ему ничего не удалось разглядеть. Шарлотта ласково посмотрела на Кристофера, будто хотела погладить по щеке.
«Наверное, ей кажется, что я радуюсь, – подумал он. – Пожалуй, она права».
Яхта вышла в море и взяла курс на замок.
– Здесь всего пятьсот метров, – сказала Шарлотта. – А кажется, что далеко, правда?
Кристофер кивнул. Он об этом как-то не думал. Вот если вплавь, то пятьсот метров – это, действительно, много.
Кристофер молчал, но Шарлотта не обижалась. Книгу, запах которой так досаждал ему, она убрала в сумку. И мало-помалу он снова стал дышать свободно.
Шарлотта с любопытством поглядывала на Кристофера, а он тем временем задумался.
Задумался об экипаже, о деревне, о первой в своей жизни поездке на поезде, к тому же в одиночку. О большом детском приюте в Любеке. Ему вспомнились постоянные крики, духота общей спальни, шепот под пропотевшими простынями, ссоры, вражда.
Скучать он будет по брату Маркусу – и только. Именно благодаря ему Кристофер всегда верил, что у него есть будущее. Теперь это будущее лежит перед ним, вон там, прямо по носу яхты. Одинокий утес в море.
