В конце шестидесятых начале семидесятых годов, теперь уже прошлого века, я жил в небольшом городе, скорее даже в посёлке городского типа, на берегу реки Камы. Городок наш со всех сторон был окружен лесами, среди них попадались маленькие деревушки, буквально в несколько домов, не более двадцати или тридцати, в свою очередь окружённые полями на которых выращивались пшеница, рожь, гречиха. В лесу водилась дичь. Не так может быть и много, но местные охотники-любители частенько возвращались с добычей. Из животных это в основном зайцы, попадались лисы, за отстреленных волков охотхозяйством даже выписывались денежные премии, поскольку уж слишком много их развелось, и они наносили ущерб животноводам в колхозах. Из пернатых стреляли на озёрах уток, чирков, в лесу рябчиков, тетеревов. Ну, а на крупную дичь (кабаны, лоси) нужна была лицензия, которую выдавали в местном охотобществе.
Мой родной дядя был страстным охотником-любителем и старательно приобщал к этому мужскую часть родни. Меня же увлечь этим было легче всего. Что может быть интересней для мальчишки походов по лесу с ружьём, воображая себя по меньшей мере Зверобоем, а то и его другом знаменитым вождём могикан Чингачгуком! Лет с десяти, как только надвигался осенний сезон охоты (в зимний сезон дядя не охотился) я начинал приставать к нему, ныть и упрашивать взять меня ну хотя бы на открытие охоты. А открытие это, надо сказать, был самый шик! Все, у кого было ружьё и пусть даже не было охотничьего билета стремились встретить утреннюю зорьку в день открытия на природе. Огромное количество мужиков ехало в лес и на озёра, запасаясь закуской и выпивкой. Многим горе-охотникам и ружьё не очень-то надо было, а была бы компания. О дне открытия давали объявление в местной многотиражке. Как правило это был конец августа. Но в зависимости от пожароопасности в районе при засушливом лете, день открытия мог быть перенесён. Поучаствовать, приобщиться к открытию охоты, да ещё в хорошей компании и пострелять на утренней зорьке хотелось многим. Подавляющее большинство, отстрелявшись на рассвете по пустым бутылкам, или просто проспавшись, уезжало и потом уже в этот сезон на охоту не ездило. Потом уже, когда у меня появилось своё ружьё и охотничий билет, насмотрелся я и на такие компании, и на настоящих охотников. Вот про некоторые свои охотничьи похождения я и хотел поведать. Но сначала расскажу коротко как сбылась моя мечта об обладании ружьём и охотничьим билетом.
Года два-три взрослые брали меня на охоту просто как на природу, грибы пособирать, благо их в тех краях было довольно много, побродить по лесу, мол пусть лучше к природе приобщается, чем попусту по улице шляться целыми днями. Меня это вполне устраивало. Лес я очень любил, нисколько не боялся ходить по нему в одиночку, правда и очень далеко старался от спутников не уходить. Обычно я ходил с кем-нибудь из взрослых. Один отправлялся в лес только когда уже все возвращались и старался держаться неподалёку от стоянки. Ориентировался в лесу по какому-то наитию, не пользуясь ни компасом, ни какими-то приметами, но всегда знал в какую сторону идти обратно к палатке. Позже, уже став счастливым владельцем ружья, я в одиночку забирался довольно далеко в лес.
Дядя мой работал тогда в ДОСААФе не знаю кем, но знакомых у него в самых разных областях деятельности было очень много. В том числе были и охотинспекторы. В сезон охоты не редки были случаи конфискации ружей у тех, кто охотился не имея охотничьего билета, без лицензии или за другие нарушения, предусматривающие в виде наказания конфискацию ружей. Конфискант сдавался в охотничьи магазины и поступал в продажу по очень низким ценам. Если ты заходил в охотничий магазин в день продажи конфисканта, то мог реально приобрести практически новое ружье по цене раз в десять дешевле его номинальной стоимости. Естественно о дне начала продажи знали в основном только хорошие знакомые реализаторов, тем более, что такого товара как ружья бывало обычно не более двух-трёх единиц зараз и расходились они мгновенно, частенько не доходя даже до прилавка. Дядя мой был в числе тех счастливчиков, кто имел доступ к сведениям о дне начала продажи конфисканта. Таким образом и было приобретено ружьё с которым я потом ходил на охоту. Это была двуствольная ТОЗовка шестнадцатого калибра. Причём курковка, что было дополнительным плюсом для меня. Гораздо эффектней перед выстрелом взводить курки, чем просто банально сдвинуть предохранитель. Тем более, что я хорошо помнил рассказы моего старшего двоюродного брата, который был настоящим охотником профессионалом. Один из его рассказов впрямую касался курковки.
Он жил в тайге, где-то далеко в алтайском крае, в собственной построенной им самим избушке. Зарабатывал на жизнь охотой, добывая дичь и сбывая в государственные приемные пункты шкуры соболей, куниц, белок и других зверей. Тогда за шкуры платили не малые деньги, особенно за соболей, но и добыть их даже профессионалу было очень нелегко. Видел я его всего два раза в жизни. В первый его приезд я был совсем маленьким и ничего практически не помню. Зато второй раз, когда он приезжал к нам не только в гости, но и по делам, я запомнил и его самого и его рассказы. Он был высокий, худой, жилистый. Волосы слегка волнистые, тёмно-русые, непослушные. Спокойный, полный достоинства, знающий себе цену. Прямо вылитый герой рассказов Джека Лондона. Мне казалось, что он всё умеет. Да, наверное, так оно и было, и должно было быть, поскольку живя в одиночку в тайге необходимо уметь очень многое. Он ставил силки, выделывал шкуры, умел вкусно готовить, различал целебные травы не говоря уж о грибах. А стрелял вообще, как Длинный Карабин из романов Фенимора Купера. Это я видел сам. Он приехал в начале осени, была открыта охота и один раз он ездил с нами на тетеревов. Вот это было зрелище! Сгоним стайку с гречихи (тетёрки кормились там в поле на вечерней и утренней зорьке), они летят мимо нас. Мужики палят без передыха и всё мимо, а братан вскинул ружьё и почти не целясь с одного ствола бабах! И две штуки упали. Со второго бабах!! И ещё две упали. Вот это да! Я ни до, ни после никогда не видел, чтобы так стреляли по летающей дичи, да ещё из незнакомого ружья. Больше он с нами не ездил. «Я – говорит, – не для этого приехал. У меня и дома такого удовольствия с избытком». Со мной он разговаривал абсолютно на равных, как со взрослым. Одна из целей его приезда состояла в том, чтобы добыть детали для постройки снегохода. Надоело, мол, зимой болтаться на лыжах проверять силки да капканы, лучше на технике ездить. Ну, а поскольку детали требуют денег, он привёз с собой триста шкурок то ли сурков, то ли сусликов, то ли хорьков точно не помню. Шкурки были необработанные. Брат купил кучу бутылочек уксусной эссенции и вылил в ванну. Не знаю в какой пропорции он разбавил это водой, но вонь стояла страшенная. Проходя по коридору мимо ванной комнаты все чихали и ревели. Замочил шкурки в этой адской смеси. К счастью мокли шкурки не долго, сутки или двое, но выветривалось потом всё очень небыстро. После замочки мы с ним утащили шкурки на огород. У нас был там небольшой деревянный домик и на его стенках, хорошо хоть снаружи, шкурки были развешаны для просушки. Но не просто повешены, а растянуты по стене, прибитые очень аккуратно по краям маленькими гвоздиками. Сохли они дней пять, причем по мере высыхания шкурки съёживались, и мы их перевешивали чтобы не порвались, переколачивая гвоздики. После сушки надо было острым ножом осторожно, чтобы не повредить шкуру, убрать с внутренней стороны оставшиеся прослойки мяса. Последним этапом брат очень аккуратно зашил тоненькой капроновой ниткой не многие, но всё же кое на каких шкурках имеющиеся, прорехи. Получились отличные, выделанные и красивые шкуры. Они были сданы оптом в пошивочное ателье, не торгуясь и, по-моему, за триста штук получилось три тысячи рублей, что были по тем временам очень неплохие деньги.
