29 июля, Онежское озеро
За спиной огромным костром полыхал Кижский погост.
Дыхание сбивалось, то ли от бега, то ли от паники. Наёмник прямо на ходу грубо ткнул меня в спину, кажется, просто стволом дробовика. В отблесках огня я не увидел край деревянного пирса под ногами, споткнулся, выматерился, чуть не перелетев через доски в воду. Удержался, замахав руками.
– Стоять! – голос Бирюкова перекрывал даже грохот падающих досок и треск пламени. – Руки за спиной свяжи им!
Наёмник снова приставил мне между лопаток ствол. Я не стал спорить или сопротивляться, сейчас нужно было убираться как можно быстрее, искры от пожара начинали долетать до лодок. Кругом бензин, запах его смешивался с гарью, вонью от горелого пластика, и, почему-то, палёной шерсти. За спиной щелкнули затягивающиеся пластиковые наручники, рядом матерился Даня, Ольга предпочла молчать, испуганно озираясь в сторону горящего погоста.
Пирс дрогнул под ногами, сзади послышался глухой грохот, звон металла, треск камня и дерева. Все резко обернулись в сторону храма – между причалом и деревянными строениями разверзлась огромная дыра, куда прямо сейчас проваливалась Покровская церковь, и откуда выбивались гигантские языки пламени. Спорим, такой эффектной подсветки в Кижах никогда не было? Ну какая же чушь в таких ситуациях в голову лезет…
Кладбища уже не было, колокольня тоже начала заваливаться в зияющий провал. Языки пламени лизнули её раз, другой – и огонь схватился, вгрызся в некогда шедевр зодчества. Теперь уже бывший. Вдалеке наконец-то послышался вой сирен, может, хоть самую главную церковь спасут?
– Быстро грузимся! – это снова Бирюков.
Я не стал спорить, быстро перешагнул надувной борт и почти упал на пластиковую скамейку. Со связанными руками держать равновесие даже в такой большой лодке было сложно. Даню и Ольгу затолкали во вторую лодку, туда же залез Бехтерев.
Наёмники уже почти запрыгнули в лодки, когда из провала вырвалось несколько сгустков черного дыма, настолько тёмных, что даже сейчас, в темноте, прерываемой лишь отблесками пожара, их можно было без труда разглядеть на фоне ночного неба. Сделав вираж, клубки дыма устремились к нам. У меня сдали нервы.
– Ходу! Ходу, вашу мать, убьют же нахрен!
Взревели парные японские Ямахи по сто тридцать лошадей каждая, лодки буквально выпрыгнули от причала. Дымы стремительно приближались.
– Свет! Свет на них!
Наёмники судорожно и синхронно направили стволы с фонарями в сторону клубков темноты, пока лодки с рёвом летели через протоку между островами. Тьма уворачивалась, постоянно маневрируя, уклоняясь, меняя скорость и высоту.
Выскочив из протоки, лодки развернулись и помчались в сторону Вытегры. Преследователи начали отставать, а вот тряска стала нещадной.
– Мужики, ну куда я денусь от вас? Развяжите руки, дайте фонарь! Стрёмно же!
Бирюков повернул голову в мою сторону.
– Откуда ты узнал про свет? – он старался перекричать рёв моторов.
– Развяжи, расскажу. Или я самоубийца по-твоему?
– Ну храм же сжёг? Чем не самоубийца? – адреналин начал отпускать, всем хотелось выговориться, и Бирюков не был исключением.
– Там всё рассчитано было! – я чуть не слетел со скамьи на очередной волне.
Берег приближался, огни, обозначавшие вход в Волго-Балтийский канал, становились всё ярче. Я поёрзал на сиденье, пытаясь не отбить окончательно пятую точку. Лодки продолжали нестись, не сбавляя скорости.
Краем глаза я успел заметить движение слева по борту. Здоровенный сгусток тьмы мчался наперерез лодкам, на лету разделяясь и оставляя за собой шлейф черного дыма. Я сумел лишь оттолкнуться ногами, заваливаясь спиной на пластиковое дно и стиснув зубы.
Дымы ударили в лодку одновременно. Черный сгусток влетел в стекло рубки, сшиб охранника, стоявшего слева от штурвала, затем смял рулевого и снёс сам штурвал. Бесформенный ком из тел, тьмы и металла вырвал правый борт рубки вместе с куском борта. Звонко лопнул леер, уносясь свободным концом куда-то к корме – этот звук я почему-то услышал даже сквозь рёв двигателей и дикие крики уцелевших.
Лодка потеряла управление и начала поворачивать в сторону маяка, это я натурально почувствовал спиной, не имея возможности подняться со связанными руками. Моя голова болталась между сапогами наёмника, сидевшего сзади, я видел, как он изо всех сил вцепился в лавку пальцами левой руки. А правой… А остатками правой руки он просто болтал в воздухе, пытаясь схватиться за автомат и не понимая, что благодаря лопнувшему лееру его кисть уже где-то в Онежском устье.
В этот момент тьма нанесла второй удар. Однорукого бедолагу выбило с места, словно бревном, перед глазами мелькнул его левый ботинок, угодивший мне прямо в лицо.
Я потерял сознание на секунду или две, а затем лодка подпрыгнула, вылетев на каменистый берег. Наверное, будь она целиком алюминиевой или пластиковой, я отделался бы испугом, но в данном случае случилось то, на что транспорт явно не был рассчитан. Стеклопластиковый корпус встретился с полуметровыми валунами, носовой баллон спружинил и лопнул, один из моторов сорвало с транца – я успел увидеть сюрреалистичную картину в свете маяка – и в ту же секунду меня выбросило из лодки.
Прямо на лету треснул пластик наручников, я разглядел, как по камням кувыркается мотор. Валуны перед глазами за секунду увеличились в размере, заняв всё поле зрения, а затем для меня наступила темнота.
Вячеслав Седов. 18 июля, вечер. Кудеверь
УАЗик уверенно пёр через зелёные заросли, сминая то кусты, то траву, порой доходившую до верха дверей. Тент я скинул, поэтому слепни то и дело норовили устроить себе обед, тем более, что одновременно держаться за трубы каркаса и отмахиваться Даня с Алисой особо не могли. Мне было ещё сложнее, потому как приходилось обеими руками держаться за руль, чтобы машина не попала в очередную канаву. Не хотелось вот по этой траве ползать, собирая всех возможных насекомых средней полосы. Да и одежда на нас была не то чтобы располагающая к такому отдыху – трекинговые кроссовки, легкие брюки-карго, рубашка на мне и футболки на ребятах. Даже головных уборов мы не брали, ехали совсем налегке.
Об этом месте я услышал от знакомого на работе, дескать, природа мало тронута вездесущими двуногими, вода чистая, и берег неплохой. Деревня Кудеверь в центре Псковской области самим названием навеивала какую-то древнерусскую романтику, былинные образы и прочие все эти ваши Лукоморья с неординарными кошками на деревьях.
И сейчас вот в эти малопопулярные места с хрустом проламывался наш Хантер, загребая грязевой резиной траву и раздвигая кустарник то черным кенгурятником, то белыми бортами, крашеными в раптор.
