Все указывало на то, что преступление совершено на почве страсти. Убийца оставил столько следов, что найти его не составило бы труда и слепому.
Скотленд-Ярд привлекли к расследованию не из-за личности убийцы, а из-за личности жертвы.
Никто не мог сказать, кто она такая. Точнее, никто не знал, под каким именем она жила после 1916 года. Кроме того, непонятно было, что стало с мужчиной и двумя детьми, стоявшими вместе с ней на железнодорожной станции. Лежат ли где-то их трупы или они – лишь плод воспаленного воображения убийцы?
Полиция Дорсета с радостью передала дело Скотленд-Ярду. А в руководстве Скотленд-Ярда его решили поручить инспектору Иену Ратлиджу.
* * *
Все началось достаточно просто. На станции в маленьком дорсетском городке под названием Синглтон-Магна остановился лондонский поезд. Остановки в Синглтон-Магна были короткими. На платформу сошли с полдюжины пассажиров, а их место заняли отпускники, ехавшие на юг, на побережье. Носильщики благополучно выгрузили коробки и мешки. Поезд укатил, когда еще не успел развеяться едкий дым, заполнивший станцию по его прибытии.
Наступил конец августа, и день для конца лета был довольно жаркий. У опущенного окна в вагоне второго класса стоял мужчина, надеявшийся вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Рубашка липла к спине под поношенным костюмом; темные волосы неряшливо падали на лоб. Лицо у него было осунувшееся, в углах рта наметились глубокие складки, под усталыми глазами темнели круги. Хотя лет ему было не так много, он считал себя стариком.
Высунувшись в окно, он наблюдал за тем, как дородный начальник станции помогал сойти со станции какой-то бледной, сутулой женщине. До его слуха долетел ее жалобный голос:
– …такие лишения…
«Что ей известно о лишениях?» – устало подумал мужчина. Сутулая пассажирка путешествовала первым классом, а кожаный дорожный несессер, который она прижимала к себе, стоил больше, чем получали в месяц многие из тех, кому повезло найти работу.
В Лондоне с работой было туго. Но он узнал, что одна строительная фирма в городке Лайм-Риджис вроде бы набирает рабочих. Путешествие по железной дороге было роскошью, которую Берт Моубрей не мог себе позволить. С другой стороны, он понимал, что работа ждать не будет; пришлось напрячься. Он не хотел даже думать о том, что будет, если его неверно информировали и, когда он прибудет на место, его не ждет ничего, кроме мрачного кивка и слов: «Нет, работы нет. Извините».
Моубрей смотрел, как носильщик катит по платформе нагруженную тележку. За ней шли две пожилые женщины. Вагоны поезда были набиты отпускниками, ехавшими на море. В Синглтон-Магна к ним присоединились еще две семьи. Неожиданно его внимание привлекла женщина, стоявшая рядом с соседним вагоном. Опустившись на корточки, она утешала плачущую девочку. Мальчик, намного младше девочки, на вид ему можно было дать не больше двух лет, прижимался к штанине мужчины, который с покровительственным видом склонился над ними. Он что-то сказал женщине, а потом девочке.
Моубрей не сводил потрясенного взгляда с женщины. Он похолодел от ужаса. «Нет, не может быть, чтобы это была Мэри…»
– Боже мой! – выдохнул он. – Господи!
Он бросился к двери, едва не сбив широкополую шляпу с головы какой-то удивленной фермерши, не успевшей посторониться. Моубрей споткнулся о ее корзинку и, пока размахивал руками, стараясь не упасть, потерял несколько драгоценных секунд. Спутница фермерши, помоложе и покрепче с виду, встала и, подбоченившись и раскрасневшись от злости, спросила, что он о себе вообразил. Поезд дернулся; Моубрей сообразил, что они поехали. Все дальше от станции…
– Нет… нет! Погодите! – закричал он, но было уже поздно, поезд набирал ход. Платформа, а потом и весь городок остались вдали. За окнами замелькали поля.
Моубрей был вне себя от досады и горечи. Он громко звал проводника, требуя немедленно, сейчас же остановить поезд. Проводник, флегматичный человек, привыкший за годы войны иметь дело с пьяными солдатами и моряками, которые подолгу не бывали на берегу, попытался его утешить:
– Проспал свою остановку, приятель? Ничего страшного, сойдешь на следующей, она совсем скоро.
Но ему пришлось держать Моубрея, пока они не прибыли на следующую станцию. Проводник решил, что Моубрей выжил из ума; он пытался выброситься из поезда. Два дюжих кочегара, ехавшие в Веймут, помогли проводнику усадить буяна на сиденье. Сидевшая в том же купе старая дева, несмотря на жару, с траченным молью лисьим воротником на плечах, поджав губы, угрожала закатить серьезную истерику.
К тому времени, как поезд подъехал к следующему городку, Моубрей перешел от дикой ругани и угроз к беспомощным, злым слезам. Его потертый чемодан бесцеремонно выкинули на платформу; он растерянно и ошеломленно озирался по сторонам.
Не говоря ни слова удивленному начальнику станции, он отдал ему свой билет до Лайм-Риджис и быстро зашагал по ближайшей дороге в обратную сторону.
Придя в Синглтон-Магна, он не нашел на станции ни женщины, ни мужчины, ни детей. Никто не мог сказать ему, где их искать. Моубрей отправился в единственную в городке, небольшую, каменную гостиницу, которая называлась «Лебедь» (похоже, художник, рисовавший вывеску, отличался буйной фантазией). Он спросил у портье, не поселялась ли у них семья из четырех человек, которая прибыла двенадцатичасовым поездом. Он заходил в продуктовые лавки, заглянул в две чайные рядом со станцией. Везде он описывал приметы женщины, детей и мужчины и ужасно напугал одну продавщицу, уверяя, что она непременно, непременно должна была видеть их.
Моубрей остановил автомобиль, служивший городским такси, и злобно обозвал водителя лжецом, потому что тот уверял, что не видел ни такой женщины, ни такого мужчины, тем более детей.
– Смотрите сами, у меня их нет, – сухо заявил пожилой шофер, тыча пальцем себе за спину. – Видите? Я ждал долго, но со станции не выходили люди, похожие на тех, о ком вы говорите. Если вы должны были здесь с ними встретиться, значит, вы просто разминулись. Может, вы время перепутали?
– Но не могли же они сквозь землю провалиться! – вскричал Моубрей. – Я непременно должен их разыскать! Ах она, дрянь… Ведь дети-то мои! А она – моя жена! Что-то не так… Если она меня обманула, если изменила мне, клянусь, я ее убью! Говорите, куда она ушла, не то я и вас придушу!
– Да ну? – возмутился водитель, выпячивая подбородок и багровея от злости.
Весь день Моубрей рыскал по Синглтон-Магна; констеблю пришлось дважды пригрозить, что он арестует его за нарушение общественного порядка. Злость постепенно сменилась суровой решимостью. Он замкнулся в мрачном, зловещем молчании. В тот вечер он обошел все дома на окраинах городка и спрашивал о женщине и детях. Не проходили ли они мимо по дороге? Может быть, их кто-нибудь видел? Кто-нибудь знает, откуда они пришли и куда направлялись?
