Пролог
Лондон, Британская Империя, апрель 1685 год
(за год до описанных событий в первой книге)
Она ровным счетом ничего не понимала, кроме того, что происходит что-то странное, что не укладывалось ни в какие рамки логики и здравого смысла. В очередной раз открыв глаза, и обнаружив над собой все тот же низко нависающий потолок в пятнах сажи, а рядом, на одном тюфяке, под одним одеялом в ужасных пятнах все ту же старуху с педикулезом… кстати, пятно от рвоты так и не застирали… Она в очередной раз зажмурилась в ожидании, что сейчас блаженное беспамятство уберет этот кошмар. Но сознание уже крепко знало дорогу в ее совершенно здоровое тело (за исключением большой шишки на голове), и обморока не получилось. Волей-неволей пришлось как-то осваиваться с действительностью. А что делать? Судьба, рок, фатум – сколько красивых названий, в сущности для одной большой ж… Она красноречиво выругалась, хотя это было и не положено актрисе. Хотя, что только не может актриса. Настоящая актриса может все! Она задумалась, но не надолго.
Мерзкий запах мочи, рвоты и немытых тел, осадил полет фантазии и укоротил размах философии. Все это непотребство наводило на мысли о ночлежке, той, где коротают досуг бездомные бродяги. Но как она оказалась в ночлежке? Ушиб головы лишил ее сознания, но не памяти. Девушка отлично помнила, что не падала на улице, все произошло в театре, на репетиции. Не могли же коллеги по сцене выкинуть ее на тротуар?
Хорошо, допустим, они вызвали «скорую помощь» и та отвезла ее в больницу. В очень плохую больницу. Ту, где врачи пьют, зам по АХЧ ворует, а медсестрам на все плевать. Но даже в очень плохой больнице должна быть хотя бы одна электрическая лампочка на палату. Не может быть, чтобы в наше время помещения освещались… вот этим…
«Вот это» стояло на небольшом столике у входа и слегка напоминало керосиновую лампу «летучая мышь», которую девушка еще в детстве как-то обнаружила на чердаке бабушкиного старого деревенского дома. Только эта лампа была совсем новая, почищенная, и керосином от нее не пахло.
Дверь была деревянной, плохо струганной, очень низкой. Она напоминала подвальную, но над самой притолокой висела картина. Вернее, не картина. Икона. У мужика был нимб над головой. Самого святого, девушка, конечно, не узнала, с этой стороны в ее образовании был большой пробел.
Она сильно замерзла. Прижиматься к педикулезной старухе не было никакого желания, и девушка попыталась осторожно сеть и оглядеться, чтобы попробовать найти если не калорифер, так хотя бы дополнительное одеяло. Или кого-нибудь, у кого можно это одеяло попросить. А лучше сразу – свою одежду, и домой. Дома, конечно, тоже мало хорошего, но хоть тепло и вши по одеялам не ползают.
– Брр… – при упоминании этих мерзких тварей, она вздрогнула, и брезгливо скинула одеяло.
Ее движение заметили. Она поняла это, когда на нее уставились сразу две пары любопытных глаз. Одни принадлежали девчушке лет семи, а другие… мужчине.
– Простите, – сказала она, – вы не подскажете, как найти медсестру?
Любопытные глаза округлились.
– What? What is she mumbled about?[1]
Давно и хорошо знакомый английский язык девушка не признала. Слова мужчины прозвучали как какая-то неведомая тарабарщина. Может, виной всему был его акцент? Или парочка выбитых зубов?
«…Откуда в такой ужасной больнице иностранец?»
– Эй! – громко позвала она, – кто-нибудь тут может мне ответить?
Старуха рядом завозилась и попыталась натянуть тонкое одеяло на себя.
– Why do you scream?[2] – спросил мужчина. На этот раз она его почти поняла.
– Я хочу пить, – ответила девушка, с некоторым трудом припоминая слова языка, которым не пользовалась уже почти год.
– Здесь все чего-нибудь хотят, – пожал плечами мужчина.
– А где я? Это больница?
– Больница… Больница святого Луки, прихода Уэрствуд, – пояснил мужчина, – плохое место. Вчера тут умерли трое. А позавчера вынесли сразу пятерых. Черная оспа. Плохое время для тех, у кого нет ни пенни.
– Подождите, – девушка помотала головой, – подождите, вы хотите сказать, что… Но ведь оспы давно нет!
– Давно не было, – согласно кивнул мужчина, – в последний раз она навещала эти места лет пятнадцать назад. Тогда тоже многие умерли. Целые улицы стояли пустые. Но что же тут поделать? Бультон – город торговый, все его богатство – корабли. Море приносит фунты и шиллинги, оно же приносит и оспу. Должно быть, какой-то больной моряк сошел на берег. А ты, наверное, счастливица. Давно здесь лежишь, а вперед ногами пока не вынесли. Значит, не берет тебя оспа?
– Мне же прививку сделали, – машинально ответила девушка, – когда мы собирались на гастроли по странам Азии. И от оспы, и от холеры, и от кучи других болезней, которых уже давно нет… Но, я не понимаю… при чем тут море?
– Странно ты говоришь, – покачал головой мужчина, – вроде по-нашему, но ничего не понять.
– Кто бы тут вообще что понял, – пробормотала девушка. Она уже совсем, было, решилась поискать свои туфли, да попытаться выйти наружу, чтобы позвать хоть кого-нибудь из персонала этой странной больницы, когда открылась дверь с низкой притолокой, и в комнату, сильно пригибаясь, шагнул еще один мужчина. Молодой, с бледным, вытянутым лицом, в черном, наглухо застегнутом костюме, состоявшем из длинного приталенного пиджака и сильно зауженных брюк, заправленных в высокие сапоги. Весь его облик наводил на мысли о театре. Какой-нибудь статист из труппы? Тогда почему она до сих пор ни разу его не видела?
Увидев ее полусидящей, мужчина заторопился.
– Хорошо, что вы пришли в себя, – быстро проговорил он, подходя ее постели, – нам нужно как можно скорее покинуть это место.
Едва он открыл рот, девушка испытала второй шок, едва ли не сильнее первого. И этот тоже говорил по-английски! Правда, куда более правильно и понятно, чем ее недавний собеседник, но это было слабым утешением.
– Одевайтесь, – велел он. Только тут девушка заметила, что у него в руках какие-то вещи. Мужчина бросил их на одеяло, выпрямился и чуть громче, чем следовало, добавил, – Поторопитесь, Элеонора. Нас ждет экипаж.
Элеонора?..
– Но я не…
– Вы справитесь сами, или прислать Малону, чтобы она вам помогла? – мужчина наклонился… и вдруг прошептал, почти не разжимая губ, в самое ухо, – Вам что, здесь нравиться? Если хотите, то можете остаться. Но тогда ни я, ни кто другой и пальцем не шевельнут, чтобы вам помочь.
Что ж, определенная логика тут была. Не раздумывая больше о том, за кого ее приняли, и куда собираются везти (вряд ли там будет хуже, чем здесь), девушка принялась торопливо разбирать узел с вещами. Мужчина в черном деликатно отвернулся, а ее недавний собеседник и не подумал. Впрочем, ей было все равно. Актерам частенько приходится переодеваться очень быстро, на глазах друг у друга, когда сцены идут одна за другой, и нет времени искать укромный закуток.
