Платон - Политик

Политик
Название: Политик
Автор:
Жанры: Политология | Книги по философии | Античная литература | Зарубежная старинная литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Политик"

«Политик» – диалог древнегреческого философа и мыслителя Платона (427–347 до н. э.). *** Беседа между Сократом, Феодором и гостем из Элеи, где поднимаются вопросы о политической деятельности, особой роли правителя, о необходимости отделения политики от других дел (военного, судебного дела). Платон размышлял об устройстве и управлении государством, был основоположником теории идей, блага, а также дуализма души и тела, сформулировал учение о познании. Платон – автор множества философских трудов: «Политика и государство», «Протагор», «Соперники», «Софист», «Теэтет», «Тимей», «Феаг», «Федр», «Флеб» и других.

Бесплатно читать онлайн Политик


ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:

СОКРАТ, ФЕОДОР, ИНОСТРАНЕЦ И СОКРАТ МЛАДШИЙ


Сокр. Я очень благодарен тебе[1], Феодор, что ты познакомил меня с Теэтетом и иностранцем.

Феод. А может быть, скоро будешь обязан мне и втрое большею благодарностью, когда они отделают тебе политика и философа.

Сокр. Пускай. Но скажем ли, любезный Феодор, что так мы слышали это от тебя, человека весьма сильного в счислении и геометрии?

Феод. Что такое, Сократ?

Сокр. Ты приписал каждому из этих мужей равную цену: а они по достоинству отличаются друг от друга более, нежели сколько выходит по пропорции вашего искусства[2].

Феод. Ну, хорошо, Сократ, – клянусь нашим богом Аммоном! Ты и справедливо, и очень злопамятно обличил меня в ошибке против счисления. Но когда-нибудь я отомщу тебе. А ты, иностранец, отнюдь не поскучай доставить нам удовольствие, но избери первым, по порядку, или политика, или философа, и, избравши, исследывай.

Ин. Да, Феодор, это нужно сделать; потому что мы уж решились один раз не оставлять предмета, пока не рассмотрим его до конца. Но, что же делать мне с этим Теэтетом?

Феод. Как что?

Ин. Дать ли ему отдохнуть, и взять этого Сократа[3], его товарища? Или как ты советуешь?

Феод. Возьми другого, как сказал. Они, люди молодые, ведь легче перенесут всякий труд, пользуясь отдыхом.

Сокр. И в самом деле, иностранец; они оба должны быть в каком-то родстве со мною. Один[4], по вашим словам, будто походит на меня чертами лица, а другой соименен мне, и эта соименность, по-видимому, сближает нас. А своих родственников[5] мы должны стараться узнать поближе, посредством разговора. Посему с Теэтетом я сам вмешивался вчера в разговор, а сегодня слушал его ответы; с Сократом же – ни того, ни другого. Между тем надобно испытать и его. Впрочем, мне будет он отвечать после, а теперь пусть отвечает тебе.

Ин. Так и будет. Сократ! слышишь ли Сократа[6]?

Сокр. Мл. Да.

Ин. А согласен ли на то, что он говорит?

Сокр. Мл. И очень.

Ин. Но если не представляется препятствий с твоей стороны, то с моей должно быть их, вероятно, еще менее. Так вот, после софиста, мне кажется, необходимо рассматривать политика. Скажи же, надобно ли и его отнести к числу людей знающих, или как?

Сокр. Мл. Надобно.

Ин. Следовательно, знания мы должны разделить, подобно тому, как поступили при рассматривании первого?

Сокр. Мл. Нужно бы.

Ин. Однако раздел здесь представляется мне, Сократ, уже не в том роде.

Сокр. Мл. В каком же?

Ин. В ином.

Сокр. Мл. Может быть.

Ин. Но, как же напасть на стезю политическую? А ведь надобно найти ее и, отличивши от других, запечатлеть одною идеей, равно как и другие ветви означить одним же особым родом, и таким образом расположить свою душу к представлению всех знаний под двумя видами.

Сокр. Мл. Это уже, думаю, твое дело, иностранец, а не мое.

Ин. Нет, Сократ; оно должно быть и твоим, если нужно нам ясное о нем понятие.

Сокр. Мл. Ты хорошо говоришь.

Ин. Не правда ли, что арифметика и другие сродные с нею искусства чужды дел, но доставляют одно знание?

Сокр. Мл. Так.

Ин. Напротив, искусства, относящиеся к постройке и вообще ко всякому рукоделью, обладают знанием, как бы заключенным, по природе, в самых делах, и так производят зависящие от них вещи, которых прежде не было.

Сокр. Мл. Не что.

Ин. Так вот каким образом раздели все знания: одно назови практическим(πρακτικὴ), а другое – толькогностическим (γνοστικὴ).

Сокр. Мл. Пожалуй, пусть будут эти два вида одного знания вообще.

Ин. Но и политика, и царя, и господина, и даже домоправителя, – все это назовем ли как одно, или насчитаем столько самых искусств, сколько сказали имен? А лучше, пойдем так.

Сокр. Мл. Как?

Ин. Вот как. Если бы какой-нибудь частный врач был в состоянии подавать советы врачу общественному[7]; то не необходимо ли было бы назвать и его тем самым именем искусства, какое носит другой, принимающий его советы?

Сокр. Мл. Да.

Ин. Что ж? Акогда кто, будучи частным человеком, имеет способность увещевать царя страны, то не скажем ли, что он обладает тем знанием, которым надлежало бы обладать правителю?

Сокр. Мл. Скажем.

Ин. Но ведь это царское искусство истинного царя?

Сокр. Мл. Да.

Ин. И кто приобрел его, – правитель это, или простой гражданин, – тот, по сему самому искусству, без сомнения, справедливо будет назван мужем царственным?

Сокр. Мл. Справедливо.

Ин. Конечно, то же должно сказать о домоправителе и господине?

Сокр. Мл. Не иное.

Ин. Но что? Устройство большого дома и порядок небольшого города представляют ли какое-нибудь различие, в отношении управления[8]?

Сокр. Мл. Никакого.

Ин. Следовательно, настоящий предмет исследования ясен: знание, то есть, в отношении ко всему этому – одно. Царским ли угодно кому называть его, или политическим, или домоправительным, – спорить нисколько не будем.

Сокр. Мл. Зачем же!

Ин. Впрочем, ясно и то, что каждый царь, для удержания власти, найдет весьма мало силы в своих руках и во всем теле, в сравнении с разумением и крепостью своей души.

Сокр. Мл. Очевидно.

Ин. И так, хочешь ли, скажем, что царю гораздо более свойственно искусство познавательное, нежели рукодельное и вообще производительное?

Сокр. Мл. Как же.

Ин. А политическое искусство и политика, царское искусство и царственного мужа – все это соединим ли в одно?

Сокр. Мл. Очевидно.

Ин. Теперь не пойти ли нам далее, и не разделить ли искусства познавательного?

Сокр. Мл. Конечно.

Ин. Смотри же внимательнее, не заметишь ли в нем какого-нибудь отростка?

Сокр. Мл. Говори, какого.

Ин. Да вот, например: у нас, кажется, было искусство счисления.

Сокр. Мл. Да.

Ин. И оно ведь, думаю, относится вполне к искусствам познавательным.

Сокр. Мл. Шик же не относится.

Ин. Но искусству счисления, познающему различие чисел, припишем ли какое-нибудь другое дело, кроме того, что оно судит о познанном?

Сокр. Мл. Какое же более?

Ин. Да ведь и каждый архитектор сам не работает, а только управляет рабочими.

Сокр. Мл. Да.

Ин. То есть, он привносит знание, а не рукоделье.

Сокр. Мл. Так.

Ин. Следовательно, ему по справедливости можно приписать участие в искусстве познавательном.

Сокр. Мл. Конечно.

Ин. Только, произнесши суждение, он не должен, думаю, этим кончить и отстать, как делает счетчик; напротив, обязан еще раздавать приказания каждому рабочему, кому какие нужны, пока они не будут исполнены.

Сокр. Мл. Правда.

Ин. И так, хотя все такие искусства суть познавательные, как и те, которые относятся к числительному; однако ж оба эти рода не различаются ли один от другогосуждениеми распорядительностью?

Сокр. Мл. Кажется.

Ин. Но если во всяком искусстве познавательном мы согласимся различать сторону распорядительную и сторону судительную, то не можем ли сказать, что наше деление сообразно с предметом?


С этой книгой читают
На тему любви написаны тысячи книг и сказано такое множество слов, что одному человеку невозможно объять все их количество. Осмыслить ее как целостный духовный феномен, стало возможным благодаря философии. Первые попытки рационального осмысления любви были предприняты в Античности: Сократ считал, что истинная любовь вдохновляет человека на поиск истины, способствует духовному росту и преодолению эгоистических устремлений. Платон первым составил е
«Феаг» – диалог древнегреческого философа и мыслителя Платона (427–347 до н. э.). *** Беседа между Феагом, Сократом и отцом Феага Демодоком о важности мудрости при управлении людьми. Платон размышлял об устройстве и управлении государством, был основоположником теории идей, блага, а также дуализма души и тела, сформулировал учение о познании. Платон – автор множества философских трудов: «Федр», «Флеб», «Хармид», «Эвтидем», «Эвтифрон», «Критиас»,
«Федр» – диалог древнегреческого философа и мыслителя Платона (427–347 до н. э.). *** Беседа Сократа с Федром, в которой собеседники размышляют о разной природе любви, души, о необходимости очищения с помощью поэзии и подвергают критике риторику. Платон размышлял об устройстве и управлении государством, был основоположником теории идей, блага, а также дуализма души и тела, сформулировал учение о познании. Платон – автор множества философских труд
«Софист» – диалог древнегреческого философа и мыслителя Платона (427–347 до н. э.). *** Беседа Сократа о том, что софистика и ее приверженцы – лжецы; также вводится идея о движении. Платон размышлял об устройстве и управлении государством, был основоположником теории идей, блага, а также дуализма души и тела, сформулировал учение о познании. Платон – автор множества философских трудов: «Теэтет», «Тимей», «Феаг», «Федр», «Флеб», «Хармид», «Эвтидем
Наше знание текущих процессов в Закавказье неглубоко, а не столь уж давнее прошлое новых независимых государств вообще неизвестно. Однако необходимо понимать, на каком историческом фундаменте грузинские, армянские и азербайджанские историки выстраивают сейчас образ прошлого, с энтузиазмом выполняя политический заказ. Вместо объективного исследования в бывших советских республиках доминирует процесс создания новых исторических мифов. Ведущим предм
В XX веке мир бурлил национально-освободительными войнами, революциями, военными переворотами и крупными международными скандалами. Холодная война оставалась холодной лишь для крупных держав, но выливалась в кровавые конфликты по всему мируЛевые активно участвовали во всех этих событиях. Речь и о бунтующих студентах Запада, и о молодых партизанах Латинской Америки, Индокитая и арабского мира.В этой книге собраны работы виднейших представителей ле
В книге, посвященной истории российской религиозной и политической мысли Раннего Нового времени, Гэри Хэмбург показывает, что путь России к просвещению начался задолго до того, как Петр Великий распахнул окно в Европу. Исследуя широкий круг произведений, автор помогает увидеть, каким образом российское просвещение послужило предпосылкой для расцвета таких писателей XIX века, как Федор Достоевский и Владимир Соловьев.Гэри Хэмбург, профессор истори
Ричард Пайпс (1923–2018) – известный историк, написавший несколько десятков книг о России. Главной темой его исследований были особенности русской истории, определяемые географией и климатом нашей страны, и в связи с этим отличия российской цивилизации от западной.В данной книге описывается становление и развитие Московского царства, которое на протяжении более двухсот лет росло в среднем на 35 000 квадратных километров в год. Как это повлияло, –
«Начать с того, что путь был не близок, ей в тонкие ноздри забивалась пыль, а Уолтер, муженек ее, родом из пыльной Оклахомы, и в ус не дул: крутил руль «форда» и раскачивался костлявым торсом туда-сюда – глаза бы на него не глядели, болван самоуверенный, но в конце концов они добрались до этого кирпичного города, нелепого, как старый грех, и даже нашли, где снять комнату. Хозяин провел их наверх и отомкнул ключом дверь.Посреди тесной каморки выси
«Ехать предстояло с пересадкой.Сойдя в Чикаго, он выяснил, что до поезда еще целых четыре часа.Первой мыслью было отправиться в музей – полотна Ренуара и Моне никогда не оставляли его равнодушным. Почему-то сейчас он заторопился. На привокзальной площади вереницей выстроились такси…»
Ее звали Люся Ревзина, Ольга Голубовская, Елена Феррари. Еще имелись оперативные псевдонимы – «Люси», «Ольга», «Ирэн», были, вероятно, и другие. Мы знаем о ней далеко не всё, но и то, что установлено, заставляет задуматься. О том, например, какое отношение имела эта эффектная женщина с библейскими глазами к потоплению в 1921 году яхты генерала Врангеля «Лукулл», с легкостью приписанному на ее счет журналистами. И о ее роли в вербовке агентов для
Мог, а не сделал… Такой итог жизни для личности одаренной – наибольшее разочарование. Не закопать свой талант в землю, а преумножить; оставить о себе не только добрую память, но и вполне осязаемый след – вот одни из главных его задач. Во всяком случае, в этом уверен Александр Лапин – человек в высшей степени неординарный. И к самому себе предъявляющий максимальные требования. Как результат, подойдя к 70-летнему рубежу, он констатирует: вместо одн