Звонок ворвался в мой спящий мозг ураганом, варварски сметая сладкую дрёму. Эх, а я так мечтала выспаться после суточного, когда пришлось вести параллельно несколько сложных родов, а потом бежать на экстренное кесарево.
Не размыкая век, я пошарила рукой около себя, под подушкой, но, как назло, источник противного звона спрятался слишком надёжно. Наконец, спустя минуту моего бестолкового барахтанья в плену одеяла неуловимый смартфон был пойман.
– Слушаю!
– Елена Аркадьевна… – простонал мобильник. – Кажется, я рожаю…
Началось.
Я села на постели, давя зевок и протирая глаза.
– Кристиночка, что значит, тебе кажется? Интервал какой?
Судя по тому, что ответило молчание, длившееся примерно с полминуты, Кристина как раз сейчас переживала болезненную схватку.
– Минут пять… или десять…
– Воды подтекают?
– Нет… – ответила торопливо собеседница, а потом задержала дыхание и протянула виновато: – Ой… а теперь да.
– Хорошо, я скоро буду. Собирайся и езжай в приёмное. Ты на «скорой», или муж отвезёт?
Остатки сна развеялись, как дым. Включился режим акушера-гинеколога, который был готов поспешить на помощь, аки Чип с Дейлом.
– Муж. Пожалуйста, Елена Аркадьевна, скорее… Я боюсь!
– Не бойся, Сверчкова, сегодня родим!
Кристина – моя бывшая студентка. Я наблюдала её беременность с самого начала и велела звонить, как только начнутся регулярные схватки, но девочка оказалось мнительной, как все первородки. В итоге три раза приезжала в роддом с тренировочными схватками и баулами наперевес.
Отключившись, я бегло просмотрела новые сообщения в Ватсапе. Ничего нового – дурацкие мемы в чате врачей из нашего отделения, просьба сдать деньги на подарок заведующему, вопрос от студентов, когда можно прийти на отработку, и от пациентки – какого цвета должна быть пробка.
Надоело. Никакого разнообразия. В последние годы моя жизнь состоит из работы, дома и университета, где я взяла четверть ставки на кафедре акушерства и гинекологии. Даже кошку некогда завести, не то что мужа. Ой, да о чём я вообще! Как будто двух неудачных браков не хватило.
А всё-таки хочется какого-то движения в жизни. Как модно говорить, надо выйти из зоны комфорта.
Последний раз зевнув, я сползла с кровати, промахнувшись мимо тапок, и выглянула в окно. Погодка не радовала. Часы показывали полчетвёртого утра, а за окном трещали громы и сверкали молнии. Вот тебе и гроза в начале мая! Ничего романтичного не вижу, пока дойду до машины, начерпаю туфлями воды, упущу зонт и приеду в отделение, как мокрая курица.
Нет, правда, я такого ливня уже давно не припомню!
Сборы прошли впопыхах. Короткими перебежками я добралась от подъезда до машины, таки начерпав полные туфли воды и промокнув насквозь. Завела свою «шкоду» и, ожидая, пока моя крошка прогреется, стала наблюдать за клубящимися тучами и ветвистыми молниями, что раз за разом вспарывали небо.
От грома заложило уши.
Я не была мнительной особой, но суеверный страх против воли закрался в душу. Что ж, надо трогаться! А то Кристинка без меня там родит.
Я ехала по залитым водой улицам – ни одной машины, светофоры мигали тревожным оранжевым светом. Стеклоочистители едва справлялись с потоками дождя. Вот тебе, Елена Аркадьевна, и зона комфорта. Кушайте не обляпайтесь.
Чем ближе я подъезжала к роддому, в котором прошли лучшие годы моей молодости, тем темнее становилось. И темноту эту нарушали лишь ярко-голубые вспышки – молнии будто свились в клубок над шестиэтажным зданием. Это зрелище напоминало кадры из фантастического фильма, когда над городом разверзался портал, а из него сыпались пришельцы.
Ну и бред! Чего только не померещится от недосыпа.
Всё случилось очень быстро. Я даже не успела ничего понять и сказать «мамочки». Впереди зарокотало, засверкало, и прямо в мою машину понеслась извилистая молния. Мир начал тонуть в ослепительной бело-голубой вспышке, душу будто вытряхнуло из тела и куда-то понесло.
Прости, Кристина. Рожать тебе без меня…
* * *
То ли в черепной коробке звенело, потому что внутри неё игрушечная обезьянка стучала медными тарелками, то ли кто-то настойчиво пытался меня дозваться. Сначала это была вереница слов на непонятном языке, но постепенно я стала различать их.
– Нейра Эллен… нейра, очнитесь! Вы живы? – старческий голос дребезжал над ухом.
– А-а-а?.. – протянула я, пытаясь пошевелиться или хотя бы глаза открыть.
Если чувствую боль, значит, я жива?
– Меня послали вас встретить, в ваш экипаж попала молния, вы чуть не погибли, – тарахтел всё тот же старикан.
Почему он называет машину экипажем? Что за адепт средневековья? И… Эллен? Какая ещё Эллен? Какая нейра? Нет, он точно сумасшедший.
Может, я в реанимации? Отхожу после наркоза, вот и чудится всякая ерунда. А мой анестезиолог, видимо, хорошо принял на грудь. Это не он, часом?
Сделав над собой неимоверное усилие, я разлепила сначала один глаз, потом второй…
Вместо больничного потолка над головой синело небо, степенно плыли белоснежные облака, лёгкий ветерок обдувал лицо, принося запахи ромашки и одуванчика.
Заросшая кустистой бородой физиономия заслонила солнце. Два чёрных глаза смотрели с любопытством и настороженностью, не мигая. От запаха чеснока и ещё чего-то кислого защипало в носу, к тому же этот странный тип потянул пальцы прямо к моему лицу!
Не сдержав лавины самых разнообразных эмоций, я закричала во всё горло. От души так, что у самой аж барабанные перепонки завибрировали. Испугавшись, дед отпрянул и схватился за сердце.
– Не сердитесь, нейра! Клянусь, я не желал вам зла!
Скрипя одеревенелыми суставами и негромко покряхтывая, я села и огляделась. Вместо бетона вокруг, насколько хватало взгляда, зеленела трава с яркими вкраплениями цветов. Справа шелестящей стеной высился лес и вилась разбитая дорога. На дороге этой высилась какая-то обугленная куча, неподалёку стояла телега, запряжённая рыжей с белым пятном на лбу немолодой лошадкой. Уныло жуя траву, она гипнотизировала меня пристальным взором.
Ох, мамочки, где я? Что это за место?
И… что на мне надето? Почему я в длинной тёмно-синей юбке вместо брюк, что за странные доисторические туфли с латунными пряжками и огромными бантами?!
Я подняла взгляд и встретилась с выпученными глазами незнакомого дядьки. Он смотрел то на мои лодыжки, то на меня, то на лодыжки, то на меня. И тогда я догадалась покрыть ноги юбкой прямо до носков уродливых туфель. Мало ли, вдруг маньяк какой? Хотя в таком возрасте только и остаётся, что мемуары о бурной молодости писать.
Следующей странностью было то, что мужик этот был одет так, словно сбежал из театра. Старинный кафтан, шапка набекрень, рубашка с вышивкой выдавали в нём либо актёра, либо…
