Москва. Аэродром Центральный.
19 июля 1943 года.
Капитан Долганов смотрел в приоткрытую дверь на хлещущий дождь и хандрил. Он всегда хандрил в дождь. Непогода и лететь нельзя, а сердце рвалось туда, в небо. Там он чувствовал себя сильным, там его душа пела от упоения полётом, от единения с самолётом, там он был бог и царь! Вот уже два года война, два года он сбивает врагов и теряет друзей, лично сбил двенадцать и четверых в составе группы. Сбивал. Теперь, после тяжёлого ранения, он простой пилот транспортной авиации. Из тех с кем он начинал воевать, не осталось никого. Погибли почти все, а кто жив или искалечены или в плену. Плен. Он знает, что это такое. Если бы не тот мальчишка, теперь знаменитый товарищ Сергей, капитан улыбнулся, кто знает, как бы сложилась его дальнейшая судьба. Его наказ сбить, как минимум ещё десятерых он выполнил и благодарен ему за эту возможность, до сих пор.
Август 1941 года, его третий бой. Сопровождали бомбардировщики, а на обратном пути нарвались на вражеские истребители. Яков сбил в лобовой атаке ведущего, но ведомый плотно сел на хвост, ни какой высший пилотаж не помогал. Да и откуда у него высший пилотаж. Немец на голову лучше подготовлен и обучен, техника у него современная, не старенький 'ишачок' И-16. Якову ещё повезло, что попался пушечный вариант истребителя, а не с пулемётами под винтовочный калибр. На тех дело совсем труба, можно весь боезапас выпустить в самолёт врага, а ему хоть бы что, краску поцарапал и всё.
Воздушная карусель захватила его, атака за атакой, но вот пушки бессильно клацнули. Всё, теперь только таран, но не судьба, точной очередью, подкравшаяся незаметно вторая пара истребителей поджигает ему двигатель, теперь только прыгать. С трудом вывалившись из горящего истребителя, Яков дёрнул за кольцо. Парашют с хлопком раскрывается, но он видит заходящий на глиссаде атаки вражеский мессершмитт, это конец. Он уже видел, как немцы расстреливают наших пилотов в воздухе. Яков закрыл глаза в бессильной злобе, ожидая очереди, но её нет. С удивлением открыл глаза и посмотрел в след улетающему фрицу, не понял? Взгляд упал вниз, всё ясно.
Он садится, прямо в ряды шагающей по дороге и радостно улыбающейся немецкой пехоты. Ничего уже не изменить. Вечером, его избитого и голодного, затолкнули в сарай к таким – же, как и он бедолагам. Два танкиста, три пехотинца, два артиллериста, четверо летунов вместе с ним и даже один кавалерист. Все командиры от лейтенанта до майора, рядовые и сержанты в амбаре рядом. Быстро перезнакомившись, стали гадать, что будет дальше. К единому мнению не пришли и легли спать. А вот ночью, их разбудили. Мальчишеский голос:
– Товарищи командиры, вы здесь?
Яков метнулся к воротам:
– Беги мальчик. Часовой услышит!
– Не услышит, умер он внезапно. Я сейчас ворота открою, а вы потихоньку выходите. Я вас, из села выведу.
– Как умер? От чего? Ты вообще, откуда взялся? – опешил Яков.
– Да на нож он упал, поскользнулся наверно, а я мимо шёл… – ответил он.
– Что там лейтенант? – проснулся майор.
– Да вот товарищ майор, мальчишка… Говорит, часовой умер. Хочет нас, из села вывести! – ответил Яков.
– Что за бред лейтенант? Какой ещё мальчишка? – возмутился майор.
Тут створка ворот поползла открываться и мальчишка попросил:
– Товарищ командир, придержите створку, я петли полью, а то скрипят сильно – через несколько секунд раздалось журчание, а затем за створку потянули.
Яков увидел молодого паренька лет 14-15, заглянувшего в сарай. В лунном свете, его голова показалась Якову седой.
– Готовы? Тогда пошли по одному за мной… – парень развернулся, кивнул Якову на карабин у стены, а сам пошёл впереди.
Яков схватил карабин и направился следом за пареньком.
– Подождите. Нам нужно забрать документы из штаба, без них мы дезертиры! – зашептал майор.
Паренёк остановился и что-то еле слышно зашептал, Яков расслышал только, так я и знал. Паренёк развернулся и подошёл к майору.
– Здесь в селе батальон немцев, если хоть один проснётся или увидит вас, нам всем конец. Вариант только уходить, решайтесь или я иду один.
– Мы военные люди и можем обойтись, без помощи ребёнка! – возмутился майор.
– Хреновые вы военные, если сидите в сарае, в плену. Вот он, хотя бы одного фрица сбил, я это видел. Как он в плен попал, я тоже видел, у него было без вариантов. Я пришёл за ним, на вас мне наплевать. Как воевали вы, я не видел, а его я спасу. Хочу, что бы он, как минимум ещё одного сбил, а лучше десять. За мной идут только те, кто хочет убивать врагов, а кто стесняется воевать без документов, пусть сами себя спасают… – паренёк развернулся и пошёл не оглядываясь.
Яков сомневался всего мгновение и побежал за парнем, несколько человек побежало за ним, остальные остались. Через десять минут они были уже в лесу, сзади в селе раздались выстрелы и заполошные крики на немецком – Аларм!
Паренёк остановился, оглянулся и сказал сразу всем:
– Идиотизм – это не лечится. За мной, не отставать воины!
Я открыл глаза и судорожно вздохнул. Фух, померещилось. Вот ведь бред! Подождите? Не померещилось? Солнце?! Лето!? Как лето? Только, что был октябрь, дождь. Я за рулём автомобиля, вдруг резкая боль в груди, успеваю выключить скорость, выжать тормоз и включить аварийку… Всё, потом ничего не помню.
Попытался приподняться, с трудом, но мне это удалось. Яркое солнце жарило неимоверно. У меня, что солнечный удар? Посмотрел на своё тело и чуть не потерял сознание. Меня на куски рвали и кровью облили? Я сижу в луже крови и не понимающим взглядом, смотрю вокруг. Вот рядом мужик лежит убитый, стреляли точно в голову. Недалеко всхрапнул конь, впряжённый в телегу и флегматично жующий траву. Там дальше, на обочине у кустов, несколько голых женских тел, молодых девчонок. Их явно долго насиловали, а потом вскрыли животы, после чего, просто перерезали горло. Я такое уже видел, у нас на Кавказе в первую Чеченскую войну. Разбросанные вещи, узлы, платья, юбки. Смутные воспоминания пробиваются в мой разум, я поражённо замираю.
Это же моя семья… Моя Семья! Но как, это может быть? Ведь моя семья там, в Тюмени? А там октябрь, а не лето? Тут дикий, отчаянный детский крик в моей голове – Папа! – и я теряю сознание.
Пришёл в себя я резко, рывком. В голове всё предельно чётко, ясно и понятно. Невероятно, но факт, я попал. Вернее не я сам, а моё сознание или душа или моё Эго, короче что-то. Теперь, я в теле четырнадцатилетнего подростка, у которого на его глазах убили всю семью. Отца и трёх сестёр. Потому, что кругом война, жестокая и беспощадная к простым людям, да и к непростым тоже, Великая Отечественная, та самая.
