– Какого хуя ты творишь, идиот?
Возглас разорвал насыщенный озоном воздух, словно словесный удар молнии. Но цель не была поражена этим разрядом – напротив, внушительная фигура продолжила неуверенно стоять на мокром парапете, спиной к кричавшему. Мужчина вглядывался в даль, стараясь рассмотреть страстный танец бушующего океана и иссиня-черного неба, перенестись мысленно к тому бесконечно далекому месту, где они схлестываются и проникают друг в друга, подобно ненасытным любовникам. Внутри смотрящего зияла сосущая пустота, и единственное, что могло по силе и мощи ненадолго заполнить ее – это беснование внешнего мира.
– Слезай, дебил! Это уже не смешно!
Женская рука схватила за тяжёлый, напитавшийся дождем махровый халат и потянула назад, на безопасную территорию балкона. И хотя в этой с виду хрупкой девчушке силы было как в маленьком бульдозере, а упрямства так ещё больше… Мужчина резко стряхнул ее руку и, даже не обернувшись в сторону навязчивой помощи, устало произнес:
– А какой в этом смысл?
Девушка, не смирив характер даже в минуту бессильной злости, скептически подняла одну бровь.
– Я тебе доктор философских наук? Смысл в том, что я не собираюсь отдуваться перед полицией, почему башка тупого идиота расколота, словно перезрелый арбуз, после встречи с асфальтированной дорожкой. Смысл в том, что твои закидоны – жалкие попытки привлечь внимание! Сейчас не 2007, и ты не чертов эмо!
– Мило, что ты в первую очередь думаешь о себе, – мужчина вздохнул и, развернувшись, ловко спрыгнул в небольшую лужицу, успевшую накопиться за время тропического дождя. То есть, за пару минут. – Ты и правда такого не заслужила. Пошли, я оформлю все бумаги и составлю завещание так, что тебе достанутся все наши сбережения.
– В жопу себе деньги затолкай, Артем, – фыркнула девушки и, развернувшись, быстро пошла в сторону открытой балконной двери. – За два тысячелетия смысл жизни не нашли, а я найду тебе, идиоту конченному, за минуту стояния под дождем. Придурок. Лучше бы сходил уже к психотерапевту, как я тебе тысячу раз гово…
Она успела поставить одну ногу на сухой пол скрытой пасмурным сумраком спальни, когда ход ее размышлений прервал звук выстрела.
За оглушительным шумом дождя, пронзительным женским криком и внезапно прогремевшим громом никто и никогда бы не расслышал тихое слово, вылетевшие с последним вздохом повалившегося на спину мужчины.
«Спасибо»
Конченный идиот, заливающий своей кровью мраморную плитку коттеджа на берегу океана западного побережья Пхукета – это я. Артем Серов. Среднестатистический мелкий человечишко, по сути никто.
Богатый? Последние три года – да. Не Билл Гейтс, конечно, но вполне позволяющий себе сибаритствовать по скромной программе «мы можем себе позволить пятизвёздочный отель, но зачем». Пара квартир в Москве и Болгарии вполне могут удовлетворить все мои потребности, износившиеся за эти три невыносимых года и похожие на роскошную шлюху, которая хоть и потрясающе сексуальна, но все ещё остается товаром народного потребления.
Наверное, дело во мне. Нет, точно – во мне. Я слишком скучный, глупый и лишенный фантазии мудак, которому в руки попалась фантастическая удача, а я ее просто выкинул в бездну, в надежде что та примет дар и перестанет глядеть на меня.
Спойлер – не перестала.
И поэтому мое последнее слово этому миру будет спасибо. Спасибо за то, что я, наконец, закончу влачить свое жидкое существование, не приносящее в реальность ровным счётом ничего. И пусть оптимисты засунут свою фразу про «одна улыбка может изменить чей-то день» так глубоко, что все проктологи мира не смогут ее вытащить. Впрочем, мой яд, который пропитал мою циничную тушку насквозь, уже почти иссяк, вместе с остатками мозговой функции. А ведь все могло быть иначе, будь не моем месте кто-нибудь другой…
Год назад.
– Эй, Артем, смотри!
Я лениво глянул в том направлении, куда кивнул головой мой близкий друг Валера.
Среди сетевых магазинов телефонов и дорогой, но ужасной одежды, в фасад старого дома сталинской постройки вклинился скромный, немного потрепанный ломбард. Возможно он застрял тут с самой постройки дома, уж слишком его вывеска мимикрировала под стены здания и создавала иллюзию, будто здесь ничего нет. Вот офис продаж Apple, вот витрины с безумными манекенами от известного бренда, и между ними серость и уныние в виде витрины, скрытой грязью и многолетней пылью, словно туманом войны.
– На что смотреть? На заложенный твоим батей телевизор «Рубин» ради пачки Примы?
– Не, на стеклотару, которую твоя мамка сдавала, – почти не задумавшись отшутился Валера и дёрнул на себя дверь магазина.
Я вздохнул, выражая этим все нежелание менять солнечную московскую мостовую на склад батиного гаража, но пошел за этим великовозрастным ребенком. В свои 34 Валера все ещё умудрялся каким-то чудом вырабатывать в себе дофамин разнообразными увлечениями – от скейтинга до коллекционирования советских игрушечных машинок. Вот и сейчас глаза этого маньяка блестели пьяным отсветом предвкушения от возможности пополнить свои запасы очередным пылесборником.
Мне оставалось надеяться, что по дороге в бар больше не встретится таких вот внезапных препятствий. В пятницу мне меньше всего хочется тратить время среди осколков прошлого.
Валера уже исходил слюной перед витриной с игрушками, не обращая на окружающий мир никакого внимания. Я без особого энтузиазма осматривал ряды полок, не пытаясь узнать цены выставленных раритетов. Для тех, кто не может себе позволить чашку кофе больше одного раза в день, такие магазины не входят в число любимых мест для шоппинга. При этом я не был тем созданием, что влачит на себе груз кредитов, ипотек и нелюбимой семьи с кучей детишек. Моя холостяцкая квартира в спальном районе всецело принадлежала мне, а средней зарплаты хватало на поддержание видимости среднестатистического человека. И на еженедельные походы в бары со всеми втекающими и вытекающими. А вот строчки «покупка ненужного барахла в пропахшем стариной магазине» в моей статье расходов точно не было. Но за просмотр денег тут не брали – а лучше бы доплачивали – так что я гулял между полок, стараясь не закатывать глаза уж слишком далеко.
В маленькой лавке, казалось, помещался целый мир миллионов потраченных жизней. Одежда, годная только на прокорм моли; игрушки, лишившиеся деталей в неравной борьбе со своими мелкими владельцами; посуда, которая всё-таки смогла покинуть массивные серванты впервые за всю свою фарфоровую жизнь. Все это я видел сотни раз, как в таких же одинаковых лавочках, так и в квартире прародителей. Тратить деньги здесь для меня было равносильно сжиганию их на костре, танцуя с бубном в надежде вызвать милосердие богов. Или покупая лотерейные билеты.