– Андрей, о чем задумался? – грубый голос Брона вывел человека из состояния задумчивости, и только взгляд брошен за окно, где шел серый и невзрачный дождь. Грязноватой массой тучи, скопившиеся на востоке, надвигались сейчас на город. Мощеные улицы блестели под каплями дождя. Мусорные кучи даже в тот сырой вечер выглядели более внушительными, привлекали бродячих животных. Койоты, или кто-то прохожие на них, с желтыми глазами яростно терзали пищевые остатки в куче городского хлама. Прохожих не было видно, лишь в домах тлели редкие огоньки. Там кто-то тоже прятался от дождя-грязи…
– Ни о чем. Не пойму одного. Я что-то пропустил? – недовольно буркнул Андрей, когда все же попытался сопоставить картинку жизни-воспоминания и теперешнюю реальность. Голос гулко прокатился по каменной комнатушке. Здесь когда-то клеили обои – желтенькие с цветочками они еще местами остались, частично были отодраны или изрисованы какими-то символами и рисунками, непонятные пока что для Андрея.
– Ты о времени? О переменах? – немного неохотно отозвался Брон, встревать в очередную философскую перепалку с этим парнем ему не хотелось.
– Да. – Выражение лица смягчилось, – Я же не могу адаптироваться к этой жуткой реальности, скитаюсь как странник уже два года… – слова не требовали больше дополнения, но недоговоренность все больше звучала в словах Андрея.
– Ты должен привыкнуть к новой реальности, и прежде всего к новому самому себе. Посмотри на себя в зеркало, – советовал Брон, между тем начиная подбрасывать картонные листы бумаги в камин. Огонь весело завелся, что-то там затрещало, заглушая монотонный шум уличного дождя. Ветер неистово гудит в трубе.
Потрескавшееся зеркало отражало утлую реальность комнаты. Андрей подошел к зеркалу, приглядываясь к своим чертам лица. Это лицо он не узнавал: другие глаза, другой нос, губы и даже другой цвет волос.
«Даже не узнаю себя…» – вздохнул парень, тщетно пытаясь уловить в отражение, что-то далекое и похожее на свой старый облик. Взгляд зацепился критически на своей внешности. Старик хмыкнул себе под нос, но продолжил заниматься своим делом.
– Такой худой… Мне казалось, что я выглядел лучше, – еще добавил Андрей, отпрянув от зеркала также быстро, как и подошел. Настроение было отвратительным, не то от погоды, что завелась опять своей серостью дождя, окропляя этот забытый город мутноватой грязью, не то от мыслей о прошлом.
– Да, мы худые, неудивительно, – Брон рукой оценил свои щеки, поросшие щетиной.
Огонь крепчал, жаром и уютом повеяло от него. Андрей, подошел к огню, подставляя свои ладошки теплу. Благодать.
– Все я пойду спать.
– Как хочешь, дождь будет идти еще долго. На рассвете выбираемся в город, – невыразительно отвечал Брон, вглядываясь в неясные очертания языки пламени. Эмоции скрашены равнодушием на минимум.
Парень положительно кивнул головой, попрощался, и вышел из комнаты. Шаги замолкали, и только дверь неприятно скрипела еще долго. Андрей шагнул в чернеющую массу сумрака: впереди начинался коридор с облезлой штукатуркой и побитыми красноватыми кирпичами. Комната для ночлега была где-то в восточной части дома, была холодной и выглядела совсем заброшенной. Сумерки скрали видимость помещения, однако молодой человек сумел различить женский облик, что стоял неподвижно возле матраса.
– Что ты здесь делаешь? – немного холодно спросил Андрей женщину, устало плюхнувшись на свою постель.
– Я? – Оливия склонилась медленно над ним. Андрей уловил едва ощутимый запах цветов от этого женского тела. Совладав собой, он продолжал казаться равнодушным.
– Я тебе нравлюсь? – спросила немного вкрадчиво женщина.
– Нет, – едва слышно пробормотал в ответ Андрей, и это было абсолютной правдой. Он любил раньше женщин других, не таких замученных, не с такими серыми лицами, и обязательно ухаживающих за собой. Оливия не имела ничего общего с женщинами его прошлого. С грязными спутанными волосами, серостью лица и не отличавшаяся фигурой она вызывала лишь неистовое желание страсти, которое было подогрето лишь долгим одиночеством.
– Я тебе нравлюсь, – Это уже был не вопрос. Женщина вдруг перестала гарцевать перед ним, просто сняла с себя все свои рубища. Худоватое тельце оказалось более привлекательным на вид, чем под одеждой. Небольшая грудь выглядела довольно упругой.
– Иди ко мне, – цедит тихо сквозь губы Андрей, скидывая грубо и быстро свою выцветшую рубашку. Сопротивляться своим желаниям было трудно. Женщина подошла к нему. В этом маленьком помещение с кирпичными облезлыми стенами, неуютно гулял ветер, через щели заколоченного досками окна. Что-то было в ее поступках сейчас доверчивое и вместе тем страстное, она слегка ежилась не то от холода, не то от смущения. Мужчина потянул ее за собой, повалил на матрас, прижал к себе, навалился на нее всей тяжестью тела. Оливия была послушна и горела желанием.
Было безразлично в этот час, что там за окном шумел холодный ветер, что город опять погрузился в ночь, и голодные койоты бродили по улицам, вновь неприятно завывая, задирая морды к небу. Звезды проступили на темном небе бриллиантами чистых огней. Даже через деревянные щели забитого окна можно было увидеть тот неверный переливчатый свет звезд, уловить дыхание уличной свежести. Однако сейчас Андрей совершенно не думал, о том, что окружало его, он сконцентрировался на той, что ласково извивалась под ним, страстно испуская стоны. Она его, похоже, действительно любила…
***
Свечка вспыхнула в темноте рядом. Сон закувыркался, скомкался, сломался. Другое прошлое исчезло, растворилось…
– Пора вставать, – дыхнул шепотом слова кто-то знакомый из темноты. Андрей со сна не сообразил, только испуганно глянул на Брона, разглядел сполна впалые глаза, морщины старикана, что исполосовали его дряхлое лицо. Оливия рядышком крепко спала укрытая теплым пледом.
– Уже? – спросил он. Ответа не требовалось. Андрей медленно попытался стянуть с себя руку девушки, при том, не тревожа ее сна, потянулся за своей одеждой. Грубоватые, сделанные из мешковины, штаны. Рубашка была красива только раньше, сейчас она скаталась и потускнела. Брон тяжелой поступью удалился из комнаты. Огонек исчез где-то дальше по коридору, на смену ему пришла привычная предутренняя темнота. Человек уже привык к ней. Легко различал очертания контуров комнаты. Жидкий едва заметный свет опалесцирующий полосками через заколоченные доски не мог развеять здесь вечного сумрака.
Андрей схватил свой ранец, заполненный до отказа своими книгами. Их никто не понимал. Вернее не понимали силу той информации, что хранилась в книгах, потому, наверное, молодой человек, в душе лишь осознавал полную возможность этих знаний, молча без лишних слов, использовал свои знания. Здесь все привыкли ждать окончания дождя, искать себе пропитания на каждый сущий день. Мечтать тоже было некогда. И зачем только он – Андрей, ученый и психолог, еще надеялся на что-то особенное здесь? Однако этот мир был прост, как ответ дважды два четыре.
