– Выключай, – буркнул Арибальд.
Дежурный санитар, небритый человек с тусклыми глазами, послушно клацнул тумблером на пульте мнемографа.
Помощница Арибальда, совсем еще молодая эльфийка по имени Фейнамиэль, грустно поглядела в сторону полупрозрачной стены, за которой бредил самый интересный пациент. Пациента звали Иван, но эльфы предпочитали называть его Айвеном. Согласно досье из истории болезни, до возвращения эльфов на Землю он был радиофизиком, однако в данный момент воображал себя портным.
Полупрозрачность стены заключалась в следующем: эльфы и санитар из пультовой прекрасно видели все, что делается в палате, а пациент их видеть не мог, так что правильнее было бы назвать стену односторонне прозрачной. В данный момент в палате не происходило ничего интересного: Айвен в совершенной отключке валялся на койке и за последние полчаса ни разу не шевельнулся. Бред у него случался презанятнейший, вот как например сегодня.
Арибальд жестом отослал санитара, подождал, пока за ним закроется дверь, и исподлобья поглядел на Фейнамиэль.
– Что скажешь? – хмуро осведомился он.
– Он опять наделил вас женским именем, мастер Арибальд, – виновато пробормотала эльфийка. – Вас и коммандера Ваминора.
Арибальд досадливо хмыкнул. Вряд ли это странное обстоятельство его сколько-нибудь расстроило. А вот выводы из оной мелочи Арибальд наверняка мог сделать, причем весьма интересные выводы, ибо опыт, на который опирался этот эльф, был уникален и, по-видимому, бесценен.
– Слабовато у него с фантазией на имена, – заметил Арибальд, растягивая уголки рта в подобии улыбки. – Хоть бы что-нибудь неожиданное! Так нет – Ариэль, Ваминэль… Спасибо, не Нитроэмаль.
– У людей есть мифологический персонаж, которого звали Ариэль. Причем, мужчина, – подсказала Фейнамиэль с готовностью. – Вы, несомненно, об этом знаете, мэтр.
– Знаю, – кивнул Арибальд. – Но люди придумывают эльфам-мужчинам имена, оканчивающиеся на «эль», совсем не поэтому. Йэнналэ, Фейна, половина людей невежественнее, чем мы в состоянии представить! Ни о каком Ариэле они слыхом не слыхивали! Это какая-то темная особенность человеческой психики, дорогая. Возможно, даже наследственная. Что еще тебе показалось странным или необычным, а?
Эльфийка подумала и осторожно предположила:
– Пожалуй, можно счесть необычным то, что Айвен принял вас за полукровку. Я знаю, глупые слухи о возможности кровосмешения между эльфами и людьми очень популярны. Среди людей популярны, я имею в виду. Но все же Айвен – человек образованный, пусть он не биолог, а радиофизик, однако все равно должен прекрасно понимать, что подобное невозможно! Что млекопитающие-приматы и членистоногие-сейдхе, невзирая на чисто внешнее сходство, настолько далеки друг от друга морфологически и метаболически, что ни о каком кровосмешении и речи идти не может. По-моему, это самый заметный логический прокол в сегодняшнем сеансе, мэтр. Ну и второй, помельче – он несколько раз называл эльфов пауками. Членистоногие и паукообразные также…
– Пауки, – перебил девушку Арибальд. – Н-да. Наверное, главным полуэльфом люди считают своего дурацкого Спайдермена. Какое счастье, что Айвен нарек меня всего лишь Ариэлем – персонаж их древнего фольклора куда симпатичнее! Кстати, Фейна, прекрати называть меня мэтром. Я еще понимаю при венценосных особах, но здесь, в клинике… Зачем?
– Это обычная вежливость, Ари, – сказала эльфийка и улыбнулась.
«Кажется, я ему нравлюсь», – подумала она и так и не смогла с ходу решить – рада этому или нет.
– Вот! Так гораздо лучше!
Арибальд поколдовал над пультом, извлек из считывателя кристалл с мнемозаписью и упрятал его в нагрудный карман.
– Время к обеду, – сказал он. – Куда пойдем? Может быть, сегодня в «Лаваэсти?» Не всплескивай руками, Фейна, я знаю, что там дорого. Я приглашаю. И расслабься ты, я вовсе не намерен тебя охмурять. Мне просто приятно общество молодой и неглупой женщины, с которой доводится вместе работать. А приглашение на обед совсем не обязательно должно заканчиваться постелью.
Фейнамиэль немного смутилась, но мэтр Арибальд говорил так просто и естественно, что ему истово хотелось верить.
– Я согласна на «Лаваэсти», Ари, – сказала она. – Надеюсь, поход туда не слишком вас разорит.
Арибальд рассмеялся, запрокинув голову, и отворил дверь пультовой.
– Прошу!
За полупрозрачной стеной человек по имени Айвен неподвижно лежал на больничной койке, покрытой синим байковым одеялом.
Арибальд и правда не думал приставать к напарнице, хотя она была молода и симпатична. Но у мэтра и без Фейны хватало подруг, это раз. А главное – Арибальд всерьез любил свою работу. Настолько любил, что увлекался каждым необычным случаем, забывал о времени и окружающем мире и не мог думать ни о чем, пока очередная логическая головоломка не оказывалась решенной. И он бился за каждый заблудший разум в деле будущего возрождения человеческой расы.
Людей и правда следовало спасать.
Миры-миражи, в которые по прихоти одурманенного мозга погружались опустившиеся люди (из тех, кто еще не умер от передозировки), завораживали Арибальда. В этих мирах если и существовала логика, была она настолько чуждой и непонятной, что не вдруг удавалось ее обнаружить. Эта извращенная логика требовала раскрепостить интеллект, избавиться от наросшей коросты привычек и убеждений и рвануть в иллюзорный мир случайных ассоциативных последовательностей. Арибальд относился к жизни как к игре, а лучшими играми считал игры чистого разума.
В «Лаваэсти» было как всегда хорошо и уютно, ну а к здешней кухне и напиткам не сумел бы придраться и самый капризный гурман. Невидимый певец напевал с придыханием: «Вольному – воля, спасенному – боль». Следовало признать: Фейнамиэль имела все основания полагать, что мэтр решил за ней приударить, раз сюда пригласил. Однако подозрения ее быстро развеялись – мэтр даже за обедом говорил о работе. И продолжал донимать спутницу расспросами.
– Ты догадалась, как возникла цепочка «эльфы – пауки – матка»? При всей кажущейся нелогичности?
Фейнамиэль уже размышляла об этом. Цепочка и впрямь была странная: матки бывают у пчел или муравьев, но уж никак не пауков. Среди пауков вообще нет общественных видов.
– Нет, мэтр.
– Ты снова называешь меня мэтром!
– Простите… Ари.
Арибальд вздохнул и некоторое время самозабвенно любовался жидкостью в бокале на просвет. Потом поставил бокал на скатерть.
