– Евгения Алексеевна Литовцева – первая скрипка семьи Литовцевых.
– Виктор Павлович Воробухов – муж Литовцевой. Находит положение на семейном фронте безнадёжным, и потому крайне обеспокоен Ближним Востоком.
– Катя – старшая дочь, 20 лет.
– Соня – младшая дочь, 6 лет. Наиболее влиятельное лицо в семье после Литовцевой.
– Герцогиня – кошка Литовцевых. Не может смириться с тем, что её называют Герой. Знает больше, чем все думают, но никогда этого не показывает.
– Андрей Горин – жених Кати. Осознал все свои ошибки и твёрдо намерен стать примерным семьянином.
– Тамара Павловна – мать Андрея, по совместительству служительница муз.
– Вадик – малолетний сын Андрея, уже успевший осознать весь ужас своего положения.
– Отец Горина Загадочные люди, успевшие за короткий срок
– повергнуть семьи Гориных и Литовцевых в состояния крайнего смятения.
– Бывшая жена Горина
– Двоюродные братья и сёстры Кати
– Незнакомый молодой человек
Тишина. Сиреневые майские сумерки сгущаются постепенно, бледные, как свежезаваренный чай. Узловатая стрелка на старых часах ползёт неторопливо; каждое движение утомительно для её износившегося механизма; время, как песчинки в часах, капает медленно; нескоро ещё сумерки заварятся до нужной крепости и наступит тьма.
Маленькая комнатка, тесная, как коробка для обуви. Пошлые обои в широкую зелёную полоску придают ей что-то общее с подвыпившим моряком. Окно выглядывает во двор, утопающий в вошедшей в полную силу зелени. Если бы не протянутая через двор бельевая верёвка, можно было бы подумать, что дом затерялся в лесу, но застиранная рубашка колышется на ветру и портит всю картину. В кресле, спиной к окну, сидит Воробухов – седой человек лет сорока пяти, похожий на юношу, которого заколдовала бездарная колдунья, так что он не сумел ни остаться вечно молодым, ни с честью постареть. В руке Воробухова пульт, и он отрешённо листает программы одну за другой. Дверь бесшумно открывается, и в комнату входит Катя – высокая, статная девушка, пожалуй, излишне широкоплечая и немного неловкая, как многие крепко сложенные люди, не вполне осознающие свои силу и рост. Льняные кудри, похожие на маленькие пружинки, выбились из причёски и высыпались на плечи. В узком чёрном платье Катя кажется родной сестрой скрипки в чехле, которую девушка держит в руках. Видно, что она привыкла к вещам более просторным и светлым и чувствует себя неуютно, как клочок неба, втиснутый в концертный наряд. Помедлив немного, Катя проходит в комнату и, подойдя со спины к погружённому в свои мысли Воробухову, обнимает его за плечи. Тот словно просыпается и с нежностью, похожей на тлеющие угли, в ответ обнимает дочь. Катя садится рядом, и они сидят обнявшись, не говоря ни слова.
Катя (отстраняется от Воробухова и смотрит на него выжидающе и настойчиво). Как я была?
Воробухов (с затверженной готовностью) Прекрасно!
Катя (бросила взгляд на зажатый в руке отца пульт, с укором) Ты даже не смотрел!
Воробухов (сбрасывает маску) Хватило пяти минут – дальше не смог.
Катя (заранее зная ответ) Почему?
Воробухов (вздыхает и вновь притягивает к себе дочь) Потому что ты бездарность, моя милая, совершенная бездарность… Такая же, как и я.
Катя (прильнув головой к плечу Воробухова, отчего Вавилонская башня её причёски повторяет судьбу оригинала (с надеждой): Может быть, скажем об этом маме? Пока не поздно?
Воробухов (обречённо) Уже поздно. Тебе надо было действовать раньше, Катерина.
Катя (поникнув). Но что я могла сделать? Есть такие вещи, которые никак не могут найти себе достойного применения, например, советская энциклопедия или чехол для тюля. Вот и я, как видно, одна из таких вещей…
Воробухов (убеждённо). Нет, ты должна была что-нибудь придумать. Сказала бы, что хочешь стать врачом или моряком или, наконец, пойти в армию… А теперь рви смычком души слушателей до смой смерти. Всё, что в нашем доме не находит применения в хозяйстве, приносится в жертву музыке. В том числе и мы с тобой.
Катя (смущённая, хочет переменить тему) Давно ушли?
Воробухов. Полчаса есть… Главнокомандующая захотела гулять, и большое ей за это спасибо. Временами мне кажется, что в жилах этого ребёнка течёт кровь свирепых завоевателей, а не моя – холодная и жидкая. (С внезапной нежностью, отбрасывая рукой мокрый локон, упавший Кате на лоб). Весь день шёл дождь. Опять ты забыла зонт?
Катя (снимая сырые туфли и растирая руками озябшие ноги). Забудешь тут. Как познакомить Андрея с мамой, что подарить Соне на день рождения… Я ведь давно забыла, о чём мечтала, когда мне было шесть лет.
Воробухов (ворчливо). Подари ей шашку и коня – самое дело. Ещё неделя, успеешь. Подумала бы лучше о своём празднике, он намного ближе. Что, кстати, с твоими гостями?
Катя (уклончиво). Да уж, сложилось, что у нас с сестрой дни рождения следуют один за другим…
Воробухов (настойчиво). Так что с твоими гостями?
Катя (наигранно бодро). Я позвала всех четверых, но Никита не придёт, у него экзамены.
Воробухов (про себя). В мае? (вслух) А другие?
Катя (уклончиво) Жду ответа.
Воробухов. А твой Горин?
Катя. Придёт, конечно. Хотя, порой мне кажется, что приводить его – всё равно, что зажигать спичку над бензиновым баком.
Воробухов (заботливо) Ну так иди выпей чаю, пока не прогремел взрыв. Ты вся холодная и мокрая, как рыба. Сегодня нам тоже ждать его?
Катя. Сегодня…
Воробухов. Сегодня…. (поднимает глаза на Катю). Иди-иди. Любой человек – это кот в мешке. Быть может, ты ещё плохо знаешь своего Горина. Быть может, он и сам поигрывает по ночам на скрипке и в тайне без ума от лошадей. Мать с сестрой будут обожать его, а ты сойдёшь с ума от скуки.
Катя (про себя). Уж лучше бы так.
Катя уходит. Воробухов остаётся один, и на колени ему прыгает Герцогиня. Воробухов машинально гладит её по спине.
Воробухов (Герцогине). Горин, Горин… Кто он такой, этот Горин? Помню, пару лет назад он был женат на какой-то девице, а теперь уже взял и осознал свои ошибки… Выйдет ли из этого что-нибудь хорошее, как ты думаешь, Гера?
Герцогиня (про себя). Герцогиня, а не Гера! И нечего так волноваться: из любого знакомства всегда хоть что-нибудь да выходит… Хотя бы анекдот.
Дверь с шумом распахивается, и в комнату, как отголосок дневной непогоды, входит Литовцева. Это высокая женщина, бледная и тонкая, как свечка; её светлые волосы собраны в греческий узел, почти как у дочери. Он ещё красива, хотя от уголков её глаз тонкими лучами расходятся призраки морщин. Широким шагом, как солдат на плацу, она подходит к мужу и молча выключает телевизор. Тот не сопротивляется, но, стоило только
