Александр швырнул в багажник последнюю сумку со своими вещами и захлопнул его. Из дома к нему прямо по газону бежала взволнованная мать мать с конвертом в руках.
– Алекс! Стой, подожди, прошу!
Он обернулся. Невысокая полноватая, с женщина с проседью в пышных коротких каштановых волосах и в сером строгом платье с костюмом бежала настолько быстро, насколько позволяла узкая деловая юбка с клетчатым узором. Она остановилась перед сыном, какое-то время переминалась с ноги на ногу, пытаясь что-то сказать. Алекс видел, что глаза у женщины покрасневшие, а на щедро нарумяненных щеках были видны дорожки слез.
Нависла духота, которая обычно бывает перед дождем, тучи нависали, грозясь пролить на землю все, что таилось внутри них, однако было еще не время. Грохочущий вдали гром лишь нагонял драмы. Конечно, такое явление, как ливень не должен был пройти без соответствующего драматичного настроя.
Поднялся ветер, и вся укладка госпожи Люси, и без того подпорченная беготней за сыном, окончательно испортилась.
– Что такое, мама? – спросил Алекс, разрушая тишину.
– Вот, возьми, пригодится. Ты же знаешь, что в городе у меня есть небольшая квартирка, можешь в ней жить.
– Спасибо, мама, хотя я не понимаю, зачем ты вновь помогаешь своему сыну-неудачнику.
– Потому что ты – мой сын! И ты никогда не был неудачником! – с надрывом произнесла женщина.
– Мам…
– Послушай, никогда не сдавайся! Бейся за свое будущее… – перебив его, сказала женщина, указав на него пальцем.
– Хорошо.
– Если хочешь, я позвоню Ричарду, он устроит тебя в компанию к себе…
– Что?! Нет, мам, ты чего? Я наконец-то свободен! Ты, отец, дед… Все решали мою судьбу за меня, но теперь все позади и я сам решу, куда мне идти и что мне делать! Спасибо за заботу, мама, – он поцеловал мокрую щеку матери, положил конверт во внутренний карман куртки и сел в машину.
Мать какое-то время смотрела вслед уезжающему старенькому форд-фокусу, а потом растерянной походкой обиженной девочки направилась в дом.
Там ее ждал муж. Но она, прежде примерная жена, просто прошла мимо него, не слушая его гневных тирад, которые прекрасно дополняли атмосферу за окном.
Она зашла в комнату, закрыла за собой дверь и наконец дала волю рыданиям. А на улице наконец начался ливень.
В это время Александр ехал на пляж. Он думал про себя, что это забавно во время такого ужасного ливня приехать к берегу моря, но ему нужно было обдумать все и смириться со сложившимся положением изгнанного из дома. Что делать дальше и как жить?
Конечно, на словах заявлять, что он теперь свободен и может делать все, что захочет, это легко, но на самом деле в душе и голове была пустота. И неизвестность пугала.
Еще вчера у него была жена и бизнес, которым он управлял вместе с другом, но теперь все это было позади. Друг увел и бизнес, и жену, отец, окончательно разочаровавшийся в нем, раскричался, называл его неудачником, разорвал его картины и выставил прочь. Деньги в конверте – единственное, что у него есть. На его счастье, мать успела перевести на него квартиру, которую недавно купила. По крайней мере, его не будет терзать вопрос с жилищем и не придется ночевать в машине.
Когда-то давно он считал свою жизнь существованием в золотой клетке. Но клетка оказалась не золотой, она прогнила и поломалась. Новой обзаводиться не стоит… И он понял, чем займется дальше.
Единственный художественный магазин в городе находился в центре города, он пошел туда и оставил около трехсот долларов на все, что нужно было, а потом отправился в квартиру. Чемоданы он оставил в прихожей, а художественные предметы аккуратно устроил в комнате. Холсты мужчина сложил у стены, бережно и трепетно распаковал краски и с наслаждением трогал мягкие ворсинки кистей.
Он сдвинул к углу обеденный стол и прямо посреди комнаты поставил мольберт, поставил на него холст и сел на стул намереваясь дать волю своей фантазии… но почему-то ничего не шло на ум. До ужина он просидел перед холстом, но почему-то не поставил на холсте даже точки.
Тогда, кинув на подставку карандаш, он встал и направился в ближайший бар, чтобы поужинать.
Было многолюдно, но Александр все же нашел место, чтобы посидеть и нормально поесть свой стейк с салатом.
Не успел он и двух минут посидеть спокойно, как вдруг к нему подсела весьма вызывающе одетая девушка.
– Привет! Ты новенький?
Алекс не хотел ничего отвечать, но окинув взглядом девушку, он все же ответил вопросом на вопрос.
– В каком смысле?
– Я тебя раньше тут не видела.
– Тогда да, я новенький.
– Не хочешь развлечься?
Александр вновь поднял на нее взгляд и окинул внимательным взглядом. Под слоем агрессивно-яркого макияжа, он увидел грустные почти потухшие глаза и вполне милое детское лицо. У нее была медового оттенка кожа и тонкие длинные пальцы.
– Знаешь, давай. Я живу тут недалеко.
– Двадцать долларов час.
– Что же, мне понадобится около сотни.
– Сотни? Ты что намереваешься делать.
– Поверь, ничего плохого.
– Ты что, извращенец? Я с такими не связываюсь!
– Нет, я не извращенец, поверь мне. Просто пойдем со мной.
Девушка поджала губы, но все же согласилась. Александр угостил ее кофе, а после они отправились в его квартиру.
Она зашла туда и присвистнула.
– Ого, какая огромная.
– Да, мать мне ее подарила.
– Твоя мать богатая, видимо.
– Ну да, не бедствует.
– Ну так что? Чем займемся? – сказала она, кинув сумку на диван.
– Сперва я бы хотел попросить тебя смыть макияж. И вот, просто завернись в эту простынь поплотнее, – он достал из шкафа белую простынь и отдал ей, – Да, еще попрошу распустить волосы.
– Что, какая-то твоя фантазия?
– Ну, будем считать, что так. Сделаешь?
– Ладно.
– Я пока все подготовлю.
– Хорошо, – сказала она и направилась в ванную, но потом все же решила полюбопытствовать, что он там собрался готовить.
– Ты готова?
– Нет еще, – сказала она и побежала в ванную, смыла с себя всю косметику, сняла одежду и обвязалась в простынь. Она стала похожа на белое платье и в таком виде она вышла к нему.
Александр тем временем приготовил холст и краски.
– Ты рисовать на мне будешь? – спросила девушка.
– Нет, я буду рисовать тебя на холсте, – словно глупому ребенку объяснил Александр.
– Ого! Меня еще никто никогда не рисовал, – она окинула взглядом комнату, но ничего подозрительного не нашла.
– Будем считать, что это форма извращения, – сказал он, нанося на широкую доску краски разных цветов.
– Учти, это считается как проведенное вместе время.
– Я понимаю. Знаешь ли, художники платят своим натурщицам. Так что все нормально. Вставай возле той вазы с цветами вполоборота, можешь опустить руки.
– А если простынь спадет?
– Сейчас… – Алекс подбежал к ней и заколол ткань двумя булавками, а затем показал позу, в которой нужно было встать и принялся ее рисовать.
