Я проснулся задолго до рассвета, а точнее вскочил в поту с бешено колотящимся сердцем. После того дня, как побывал в голове Дайны, все мои пробуждения стали такими. Мне больше не снились сны. Их заменили ее воспоминания. Одно за другим они приходили, стоило лишь закрыть глаза, – каждое было еще кошмарней предыдущего. Сегодня я видел Дайну, плененную теми, кто убил ее сына и мужа. Видел все ее глазами, как и тогда, когда использовал ловца воспоминаний. Эти выродки измывались над демоном, связав магию тумана: сжигали заживо, вспарывали живот, ломали руки и ноги, вырывали ногти, сдирали кожу, наблюдали, как она воскресает, и начинали все сначала… Я видел, как на нее навалился жирный вонючий мужик, у которого смердело из пасти, пока второй громила крепко держал ей руки, лишая возможности сопротивляться, а грубые потные ладони шарили по обнаженному телу. К горлу подкатила тошнота, когда он своим мерзким отростком начал тыкаться ей между бедер…
Я пытался отдышаться и отогнать прочь увиденное, но в итоге меня вырвало от омерзения прямо на ковер. Сумрак взволнованно заскулил рядом, боднул лбом мое плечо.
–– Это невыносимо, – прошептал я севшим голосом.
Хотел налить себе воды, но руки тряслись так, что расплескал половину графина, прежде, чем наконец смог наполнить стакан. На коже до сих пор ощущались прикосновения потных мозолистых ладоней, словно тот урод только что и вправду облапал меня. Перед глазами всплыл его член, которым он тряс перед лицом Дайны, мерзко хохоча. Снова стошнило.
–– Не могу так больше, Сумрак. Не могу.
Я обхватил голову руками, жадно хватая ртом воздух, чтобы подавить очередной приступ дурноты.
До рассвета простоял на балконе. Благо, дождь, который лил целую неделю, прекратился еще вечером, уступив место снегопаду. Мороз и созерцание пушистых хлопьев, кружащихся в воздухе, помогли немного успокоиться и прийти в себя. Я глубоко дышал, пытаясь унять ярость, пылающую внутри. Снова и снова повторял себе: все в прошлом, виновники давно приняли мучительную смерть от рук демона. Но это не работало. От одной мысли, что кто-то посмел так поступить с Дайной, во мне просыпалось неведомое до этого желание – убить. Убить не из необходимости, а потому что этого требовало все мое существо. Наказать. Заставить страдать и корчиться от боли.
Вот только, чьи это были желания? Мои или демона?
К утру чувствовал себя так, будто снова прогулялся по Буйным землям: обессиленным и опустошенным. Прошло десять дней с тех пор, как демон впала в забытье. Десять самых долгих дней в моей жизни. Они тянулись один за другим: тусклые, безрадостные, полные горестных, тягостных размышлений, непонимания и томительного ожидания. Я не мог есть, не мог спать, без конца неприкаянно слоняясь по комнате. Ветер раскачивал могучие сосны и ели в саду, и они стонали под его безжалостными порывами, а моя душа вторила их стонам, скорбя по безвозвратно утерянным воспоминаниям. Я горевал по прошлому, которое у меня забрали, оплакивал ребенка, которым был и которого, как оказалось, никогда не знал. В моей памяти жил печальный мальчик с искаженным горем лицом и не по-детски серьезным взглядом. В памяти Дайны жил забавный мальчуган с искрящимися от счастья глазами и вечной улыбкой на лице, что дружил с фурией и волком-стражником, играл с алым туманом и завороженно наблюдал, как его мать ткет основы для заклинаний Истинных. Тогда мир был полон чудес и волшебства, которыми меня окружили родители и Дайна. В ее воспоминаниях я именно жил, в своих – существовал, гонимый вперед ненавистью и жаждой мести.
Все, что я увидел, было реально, в этом не возникало сомнений ни на мгновение. Проникающие могут лишить воспоминаний, выдрать с корнем из памяти, но изменять их даже им не по силам. Лишь Чтецы, такие как Макар или Ясена, могут внушить что-то, коснувшись мыслей, чтобы спутать последние образы в голове и исказить восприятие реальности, но при этом само воспоминание все же будет рождено именно разумом человека, а не чарами.
Теперь я понимал и то, что вовсе не сделался безумцем, когда возжелал демона. Пусть мой разум не помнил прошлого, но сердце и не думало ее забывать. Я влюбился в Дайну, будучи ребенком, и влюбился снова, спустя целых семьдесят семь лет, вопреки всему. Принятие этого факта будто помогло вдохнуть полной грудью. Когда все вдруг стало зыбким и шатким, внутри меня возникала острая необходимость обрести нечто, за что я мог бы уцепиться, как за спасительную соломинку, пока душа пребывала в смятении. Чувства к демону – единственное, что представлялось сейчас незыблемым, и я позволил им заполнить собой сосущую пустоту в груди.
Все будет хорошо, Арий. Она обязательно очнется.
Безумно хотелось увидеть Дайну, но Тени меня к ней не пускали. Они совершенно заслуженно злились и не желали слушать мои оправдания. Лишь Сумрак неизменно появлялся каждый вечер и оставался на ночь, за что я был очень ему благодарен. Присутствие волка успокаивало. Если уж он продолжает приходить как ни в чем не бывало, то все непременно обойдется, ведь зверь чувствует Дайну как никто другой.
Из раздумий меня вывел негромкий стук в дверь – Рита принесла завтрак.
–– Снова простояли на холоде всю ночь, – недовольно проворчала девушка, расставляя блюда на столе. – Вы совсем себя извели.
В последнее время она немного осмелела и даже могла позволить себе мягко пожурить меня. Я не возражал. К тому же, было за что. Я почти ничего не ел и сильно похудел, из-за бессонницы под глазами залегли темные круги, многодневная щетина выглядела неопрятно, а от постоянного стояния на ветру кожа покраснела и шелушилась, волосы, которые последний раз стриг перед злополучной свадьбой, за полтора месяца пребывания в Санмерате отрасли и теперь лезли в глаза.
–– Вы сейчас похожи на нищего бродягу, – служанка сокрушенно покачала головой, наблюдая, как я ковыряюсь в тарелке с кашей, съев при этом всего пару ложек. – Хозяйка будет в ужасе, когда увидит вас.
–– Если увидит.
–– Конечно «если». Ведь вполне вероятно, что к тому моменту, как госпожа очнется, вы заморите себя голодом.
