К концу осени на дачах обезлюдело, а с годами способность выносить одиночество и даже находить удовольствие в уединении – поослабла. Пережиты все увлечения «третьего круга», с 46 лет; овощеводством, кролико-птицеводством, косьба стала не в «кайф», последние три года неуклонно угасал интерес и к саду. Вот уж не думал, насаждая его и доведя соток до 20-ти, что столько из-за него забот и тревог. С десяток всего деревьев более-менее взрослых, а с тонну было летом плодов, месяца полтора возиться с их реализацией пришлась, а когда в плодоношение войдут все полсотни? Правда, год 2002-й был нетипичен и при моей жизни вряд ли повторится – по причине сухой и теплой весны у всех был урожай, кто и не опрыскивал никогда, а когда у меня урожай будет тоннами, то соседи и приезжие его уже не выберут, как в первые годы, когда сад еще подрастал. Вот что значит возделать грамотно сад – не возрадуешься! Сад уже точно последнее занятие из многих, мною освоенных, которое не бросишь, так и придется тащить постылую торговле, необходимую, правда, но не мне, с уходом на пенсию, не нужны по-настоящему, то есть по минимуму, и деньги, тем более нет веры в их силу, вернее, есть полная убежденность в неизбежном, пусть кратковременном, их крушении, так сказать, в «мировом масштабе». Такая необходимость есть, слишком уж пали нравы, восстановить их могут лишь бедствия, – они и не замедлят воспоследовать. И тогда сад пригодится – для натурального обмена или на деньги по минимуму, лишь бы угнаться за инфляцией, как в начале 90-х. Все-таки правы были мудрецы прошлого, что лучшее, что дано человеку – возделывать свой сад. И прав быта позапрошлый летом бывший первый председатель кооператива Жуков – нужно мне искать садовника или лучше семью, которой сад можно отдать в аренду. Впрочем, младший брат Анатолий говорил это еще лет семь назад. Сам же я это понял, когда ощутил, что сил едва остается, чтобы выйти, пусть на седьмом десятке, на главное поприще – литературу – рассчитаться с обязательствами самому себе всей жизни: эго, кстати, только и позволит выжить здесь, а больше мне и негде. И – другим помогу: в духе известной восточной поговорки, что до 60-ти человек должен делать то и се, а после – делиться опытом пережитого.
Противоречивость жизни по-настоящему начинаешь понимать лишь к старости, когда сил преодолевать все меньше эти противоречия (иные из которых в молодости и зрелости совсем не ощущаются), – и возникают новые, среди которых главное – между телом слабеющим и разумом яснеющим. Оно преодолевается лишь усилием духа, а тут и он стал ослабевать… (Как оказалось, спустя меньше года – временно, но тогда мрак обступил меня)…
Еще сильнее стало противоречие, возникшее или, во всяком случае, осознанное сполна лишь прошлой осенью. Стал окончательно понятен смысл старого анекдота «…а мы и так видим», то есть «основной инстинкт» настолько ослаб, что, казалось, достаточно для удовлетворения одного лишь погляда, что все городские старики имеют каждый день и бесплатно. Разум, правда, в тот же момент говорил, что в городском шуму и одной ночи не выспишься и на третьи сутки не нужны никакие удовлетворения – троекратный опыт «квартирной» жизни в 20 лет, 32, 40 и окончательно в девятиэтажке на Бурачека в 44—46 лет говорил за то. А здесь, как-никак, тишина, главное, тепло, свет, сад-огород, природа, на юг и восток гористые дали, на запад и север вершинки, заросшие дубами в основном, кленом, липой, березой, бархатом амурским. Облетела, правда, вся красота осенняя, без упоения бывалого воспринимается уже и она.
Какие-то странности в поведении появились, накупил вдруг лишних лекарств, года как три после 60-ти.
Всплыло вдруг ни с того ни с сего «метафизическое» противоречие конечности человеческого существования и бесконечности мира. Лет в 20 решил его, казалось, окончательно – что непреодолимо оно, никогда конечному человеческому разумению не постигнуть бесконечное: можно только углубиться в частности, но общего никогда не охватить. Как может возникающий и исчезающий человеческий ум постигнуть то, что было всегда, не возникало и не уничтожится? Ведь сразу вопрос «откуда?», «что было до?» Тогда, более 40-ка лет назад, я даже заподозрил, что возникающий где-то в самом низу температурной шкалы вселенной постигающий ее, отражающий, обладающий активностью разум есть последнее средство преодоления энтропии, «тепловой смерти» вселенной, ее возвращения к высоким температурам вновь ценою собственного существования. Одним словом, уже тогда я пришел к выводу, что природу ни постичь, ни обмануть, и хотя физика и математика, при способностях в юности к ним у меня, были кратчайшим путем к материальному преуспеянию и выгодному положению в обществе, – они уже развились в мире сверхдостаточно уже к тому времени, стали даже угрозой, и дабы отвести ее, надо, если чувствуешь в себе способности особые, – постигать происходящее в обществе. Независимо от конечных результатов будет хоть утешение, что занимался наинужнейшим. И все равно перечитал 2—3 случившиеся здесь книжонки по космогонии, о природе времени, затем геологии, минералогии – что от человечества подальше. Но и до его происхождения, ранней истории – мало дающих объяснению нынешнего кризисного состояния – дошло дело. Перечитан, пересмотрел многие книги, журналы конца 80-х – начала 90-х, где, как говорится, ложка меда разбавлена если не бочкой, то добрым ведром дегтя, а события унеслись далеко вперед и уже приближаются к следующему витку, – решающему и разрешающему. Все чаще вспоминалось пожелание Твардовского уходящему в отпуск сотруднику: «Для спасения души – Сам больше пиши»…Но какой там, печь растопить, собакам корм сварить, себе, их накормить стало в тягость – сам же, наоборот, стал перекусывать при первом позыве голода и изрядно отяжелел. Всегда думал, что уж я никогда не буду, как отец на пенсии лежать на диване, но вот и сам валялся днями на лежанке, не в силах заставить себя заняться чем-либо. Гуляло, правда, давление и могли действовать депрессивно лекарства, но не в нем и не в них была причина: к депрессии у меня закал с самых ранних лет, жизнь была трудной почти с самого начала, с 7-ми, во всяком случае, лет…
Стало, наконец, совсем невмоготу. Мать нынче рано, с середины октября покинула меня (в начале сентября было 82), обычно в первых числах ноября ее окончательно увозили в город на зиму. Подруга лишь три раза побывала за все лето по интимным причинам, запрещавшим частое общение, заводить подругу новую поздновато, и без того Женя на 12 лет моложе, куда уж… На ночь 65-тилетия, вечером посетила меня последняя женщина, на втором этаже переночевалаь …и решил я с этим «завязать»: уже намного утомление больше наслаждения… Словом, почувствовал я одиночество еще пуще прошлогодней осени, когда, собственно, явно ощутилась на 63-м году! – «достаточно одного лишь погляда». Что уж там до «разживы» быть бы живу: даже мимолетное общение с ближайшим соседом, Колей Рогальским, ужалось до предела с кражей в конце декабря прошлого года его пса, которому тот еженедельно, а зимой не менее раза в две-три недели привозил из города готовый корм, а я хотя далековато, за сто метров, ходил ежевечерне кормить. Теперь Коля пореже стал ездить, да он даже и старше меня на год, поздоровее, может быть, но и у него убавилось прыти последние годы. И погода необычная: весной и в начале лета, продолжала удивлять и дальше, – лишила начисто приморской «золотой осени», мало того, темным и необычно ранними морозами выпал ноябрь. Зато рано стал Суйфун и вспомнил я о корюшке. Рыбалка эта подледная, которую смолоду презирал (по причине сверхувлеченности ею стариков, сослуживцев по работе в парткоме Мортранспорта в 68-70-м годах, по принципу, так сказать, противоречия), – спасла меня, возможно, от депрессии в 84—85 годах, после переселения во вновь построенную девятиэтажку (кто испытал, тот знает что эго за ад!), и затем зим, без года-двух, 20, – возмещала, частично мне здесь недостаток общения. В последние годы по мере автомобилизации населения все больше стало на льду молодежи, женщин и детей. Но все труднее стало попадать на лед: мне ведь еще до электрички в Кипарисово топать 3 км, затем ехать остановку до 1-го Раздольного, а затем хорошо если рыба близко, то идти 15—20 минут, – а то все 40, или даже больше часа. Особенно тяжело стало возвращаться последние годы, подниматься на обратном пути на хребет от Кипарисово (утром- то вниз!), да если с уловом кг хотя бы 3—4, а если 7, то уже тяжело: ведь одна одежда и снаряжение тянут кг до 15-ти. Прошлый год рыбалку пришлось похерить из-за приступа почечнокаменной болезни, случившегося в самом начале декабря, а весной рыбы близко не было, да и обстановка тут, с кражей соседского пса, который как-никак защищал своим лаем мой правый фланг, если смотреть на юг, вниз от сопки, при каждодневном шарахании «металлистов», – не располагала к отлучкам.
