«Я люблю – и значит, я живу!», или «Я любил – и женщин, и проказы…»
…Я это никогда не полюблю! —
финальный аккорд оказался настолько мощным, что одна из струн, не выдержав, возмущенно взвизгнула и тут же свилась в замысловатую спираль-петлю. Высоцкий огорченно посмотрел на свой верный инструмент, который так некстати его подвел.
Но тут же из-за кулис возник Гольдман, перехватил гитару и вполголоса шепнул: «Володя, не волнуйся. Сейчас все поправим, настроим. А ты пока на записки поотвечай. Лады? Вот, держи…» Высоцкий кивнул и обратился к залу:
– Ну что ж, воспользуемся паузой и немного поговорим. Вот мне передали ваши записки, – он развернул первую, – «Владимир Семенович, помните ли вы свою первую любовь?». Смешно. Надеюсь, этот вопрос возник не в связи с только что прозвучавшей песней «Я не люблю!», верно?
Вообще-то я на вопросы из личной жизни не отвечаю – сколько раз женат, разведен и так далее. Я вам сокровенных чувств не поверяю. Я считаю, что это лишнее… Если я вам буду рассказывать о своих сокровенных чувствах, то они вам могут быть совсем неинтересны… А по поводу моей первой любви… Конечно, помню. Она же первая, как можно забыть?..
Никакого имени он, конечно, не назвал, а записку сунул в карман.
Возвращаясь после выступления в Долгопрудном в Москву, Высоцкий был в добром настроении. Его «Мерседес», как в песне, «наматывая мили на кардан, ехал параллельно проводам», одновременно как бы откручивал в памяти давно минувшие годы…
* * *
На право быть именно первой активно претендовала Наденька Савина, с которой 10-летний Володя учился в школе в послевоенной Германии, где армейскую службу несли их отцы.
Вспоминая юные годы, Надежда Александровна рассказывала: «Володя не отходил от меня ни на шаг… Его в нашей школе звали «Хвостик» – он все время за мной ходил… Я была его первой детской любовью… Я сразу обратила внимание на вихрастого мальчишку с внимательным взглядом, едва он появился в классе. Он быстро стал заводилой, многие общественные дела держались на нем». Володя оказывал девочке знаки внимания, угощая собственноручной собранной черешней, краснея при этом под цвет спелых ягод…
Продолжения детская романтическая история не имела. Но Надежда Савина настаивала, что всегда испытывала к Володе нежные чувства. Как можно отказать почтенной даме в искренности чувств? После смерти Высоцкого, когда в Москве был создан мемориальный музей, Надежда Александровна, перебирая дома старые фотографии, обнаружила несколько снимков, сделанных в послевоенной Германии. Решила при случае отвезти их в музей. «Был неприемный день, понедельник, но все-таки дежурные сотрудники позвонили сыну Высоцкого, – рассказывала она позже своим знакомым. – Он приехал, забрал поблекшие фоточки. Пожал мне руку. Но как-то мягко, вяло. Его отец с детства отличался крепким рукопожатием. Я искала в нем черты Володи, но почти не находила. Холеный Никита простился со мной, сославшись на занятость. Нет, Володя был не таким. Таких, как он, больше нет…»
Дотошные биографы, изучая публикации, в которых упоминалась школьная дружба Нади Савиной и Володи Высоцкого, снисходительно упрекали женщину в искажении некоторых фактов, мол, годы, годы… Однако Надежда Александровна непреклонно стояла на своем: «Я была его первой детской любовью!»
И – точка.
Очень жаль, сонетов не напишут
Про мои любовные дела… —
однажды обмолвился поэт с печальным сожалением. Но почему? Вряд ли предосудительным является внимание к деталям биографии той или иной выдающейся личности. И чем крупнее творец, тем больше внимания ко всем сторонам его жизни. Да, ко всем. Не зря же легенда Таганки, Алла Сергеевна Демидова, мудро сказала: «Не понять песен Высоцкого, если не знать, как он жил…»
* * *
«Идеал женщины? Секрет», – отвечал Владимир Семенович Высоцкий на один из вопросов каверзной анкеты, которую распространял среди актеров Таганки летом 1970 года простой машинист сцены Анатолий Меньщиков.
(Спустя восемь лет составитель анкеты, уже актер Вахтанговского театра, показал ее «ответчику». Высоцкий, перечитав свои ответы, удивился: «Надо же, и добавить нечего. Неужели я так законсервировался?»)
Лукавому болгарскому журналисту Любену Георгиеву однажды захотелось спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил молниеносный ответ: «Ну что вы, бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества».
Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза подтверждала: «Мне кажется, он любил всех женщин». Вторая жена Владимира Семеновича Людмила Абрамова говорила: «Пусть меня найдет и плюнет в лицо тот, кто сможет доказать, что Володя когда-нибудь за глаза плохо говорил о женщинах. Уверена, что этого не было! Никогда никому не поверю, если кто-то будет это утверждать…»
Предлагаемые заметки не претендуют на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее это осторожная попытка создания хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той «целой половиной человечества», разгадки таинственного «секрета» Высоцкого.
* * *
«Ему почти шестнадцать, – вспоминала Володина кузина Ирэн Высоцкая. – Счастливая пора пробуждения чувств, первых встреч… Одной из таких первых романтических привязанностей Володи стала юная родственница нашего соседа, известного закарпатского художника Эрдели, на редкость красивая девушка. Так и вижу: она стоит по одну сторону забора, разделяющего наши дома, он – по другую. Беседы тянутся за полночь. И уже тогда, в этих робких ухаживаниях, проявляется столь присущее ему на протяжении всей жизни рыцарственное, уважительное отношение к женщине: будь то мать, любимая, любой близкий или даже посторонний человек…»
Судьбы большинства женщин Высоцкого – сами по себе не просто удивительны. Это – сложнейшие, удивительные, нередко трагические жизненные новеллы. Утаить, предать их забвению – грешно.
Зачастую в стихах и песнях он с документальной точностью называл свои юношеские сердечные привязанности: «…А черненькая Норочка /С подъезда пять – айсорочка…», «А помнишь, Кира, Норочку?/ – красивая айсорочка…/ Лафа! Всего пятерочка, /и всем нам по плечу…», «Пойдемте с нами, Верочка!/ – цыганская венгерочка…», «А помнишь – вечериночки/ У Солиной Мариночки/ Две бывших балериночки/ В гостях у пацанов?..»
Знавший Высоцкого, как говорится, с младых ногтей, Аркадий Свидерский в своих записках вскользь упоминал некую Наташу Панову, чью фамилию будущий классик позднее остроумно зашифровал в песне «На Большом Каретном»:
Стало все
По-новой там,
Верь – не верь…
По-новой? – «Па-новой»?!.
Инга Окуневская слышала от Левона Кочаряна, что «у Володи был роман с Наташей, которую я хорошо знала. Внешне она была очень похожа на Марину Влади – высокая, стройная блондинка славянского типа – голубоглазая, круглолицая, очень сексуальная». При этом Инга деликатно намекала, что Панова, поговаривали, много потом пила и впоследствии, к сожалению, закончила жизнь нехорошо.
