Пока летела, я все думала о борще. Вспоминала его цвет густой темной крови или сладкого испанского вина. Я улыбалась пухлому соседу и стюардессе, этому чистому источнику воды в пластиковых стаканчиках, потому что месть сладковата на вкус. Месть, смета, смелость и смерть растут из одного корня. Так говорит санскрит. В эту круто замешанную компанию просится и сметана, потому что какой же борщ без сметаны. Я варила его сама. Так, как если бы он был главным или последним делом моей жизни. Оказалось, что для исполнения желаний не нужно почти ничего. Только вода, мощная грубая свекла, вся еще в земле для пущего веса, соль, сахар, уксус – и это все. Я взяла тяжелую свеклу в руки.. Небрежный тугой хвостик торчал над ее немытой головой. Она была работягой, лучшим другом пищеварения, знахаркой, полной витаминов и прочей целебной дребедени. Я мыла ее холодной проточной водой, и из-под потоков грязи проступала упругая кожа, кое-где с глубокими морщинами, которые ее не портили, но только указывали на древность и мощь их крестьянского свекольного рода. В моих руках была Красная Бете Корнеплод из семейства, почти уже вымершего в Европе, но процветающего пышной ботвой на заросших сорняками грядках моей родины.
Как хорошо лететь, не зная куда. Может быть, и совсем никуда. Если сейчас окажется, что Пашу Тимохина, слесаря авиационного завода в Воронеже, мастер хлопнул по плечу именно в тот момент, когда Паша подвинчивал винтик в рамках планового ремонта моего воздушного лайнера, и сказал:
«С тебя причитается, Павлуха!», – то может статься, мы и вообще никуда не прилетим, а сгорим прекрасным синим пламенем, просияв над лесом и городом, и многие люди успеют загадать желание, глядя на полыхающую звезду, пока она не грохнулась. Но нет, моторы звучат ровно, спасибо Павлухе. Под чуть дрожащими крыльями такие надежные, такие мягкие и спокойные облака, в моем паспорте трехгодичная шенгенская виза, и вот уже стюардесса с силой толкает в проход свою дребезжащую колымагу, полную корма. Я отковыряла крышку от своего лотка, поймала гнущейся вилкой помидорчик черри в крохотном салатике и, отправив его за щеку, погрузилась опять в сладкие воспоминания о свекле. Я терла ее на крупной терке, и это было похоже на средневековую стирку белья, на стиральной доске, подоткнув юбки, стоя на коленях у края деревянных мостков, в холодной реке, покрасневшими руками. Все отодрать, оттереть, отчистить, выполоскать засохший мужской пот из рубах, и чего там только нет из вонючих штанов. Руки от свеклы стали у меня красными, как у мясника после разделки туши. Я подошла к зеркалу, устрашающе подняла руки и подмигнула зазеркальной Лизе, заговорщице, готовившей вместе со мной сладкую месть. Мы встретились пальцами у стекла и оставили на нем кровавые следы.
«Йохохо! И бутылку рома!» – завопила я и ринулась опять на кухню.
Мой пухлый сосед достал из кейса бутылку арманьяка и повернулся ко мне:
«Я ничего в жизни не боюсь.»
Не успела я подумать: уж так уж и ничего уж, миленький, а своего тупого босса, который заткнул тебя на американский манер в стеклянный офис, чтобы держать под надзором, как он продолжил: «Только летать! Выпьем?»
И мы выпили, и поговорили за жизнь, да так, что я отключилась напрочь, выпала из времени и ввалилась в него обратно, только когда стюардесса очень некстати и неуместно тряхнула меня за плечо: «Пристегнитесь! Подлетаем!»
Самолетик укоризненно покачал ей крыльями, и к нам стала приближаться идеально причесанная страна, честная, трудолюбивая и добропорядочная.
На земле я первым делом доплелась до туалета, с третьего раза попала в дверной проем, вытряхнула из себя французское пойло и, к удивлению уборщицы в зеленой, как у хирурга, униформе, сунула голову под кран с холодной водой. Из чего только они делают свою отраву. На самом деле все равно, пьешь ты французский коньяк или французскую туалетную воду, они на вкус совершенно одинаковые, коньяк покрепче, поэтому его для достижения эффекта надо пить меньше, чем туалетной воды. Еще лучше пить воду. Всегда и везде только воду, твердила я себе, пока пила из-под крана. Мой железный организм худо-бедно пришел в себя, но требовал продолжения восстановительных процедур. Поэтому, сдернув чемодан с багажной ленты, я отправилась в кафетерий и взяла чайник зеленого чая. Ну что вам еще сказать про тот борщ? Заливаешь всю эту массу водой, прихлопываешь кастрюлю крышкой, разводишь огонь в пещере и свободна: пьешь зеленый чай, покуривая в окно. Нет, сварить борщ это гораздо лучше и слаще, чем, например, вывезти всю мебель или написать губной помадой на зеркале что-нибудь матерное и пририсовать сердечко. Маленькие у них тут все же чайники. Жизнь вернулась ко мне только после третьего. Заказав четвертый, я нежно раскрыла свой айпэд про в красном чехле настоящей кожи, любимая игрушка, последний подарок Старого Козла, и медленно поползла по карте Германии в поисках свободы и счастья. Хотелось куда-нибудь в глушь, совсем потеряться, быть нигде, как в переходе между станциями метро, где мобильник не возьмет сигнал, хоть ты тресни его об стену или тресни сама. Германия в Гугле, не то что на глобусе, оказалась очень большой страной. Я огибала большие города и автобаны, пробиралась проселочными дорогами, обсаженными липами или дубами, радуясь незнакомым названиям городишек и деревень. Во мне вдруг, то ли от чая, то ли от благородной, чтоб ее, французской выпивки, то ли просто от культурного европейского воздуха, очнулось давно забытое высшее гуманитарное образование, и я веселилась от души, перемещаясь по карте от Хербальцхайна к Хербрехтингену. Потом пошли биологически активные добавки. Почитай, половина всех городишек называется тут со словом Бад. Очень полезные для здоровья места, зеленые, с минеральными термами и тропинками, по которым улыбающиеся пенсионеры в спортивных костюмчиках адидас неутомимо передвигаются шведской ходьбой, то есть с лыжными палками, но без лыж. Бад Зульца, это что-то с салом, Бад Бибра, там бобры, Бад Букстехуде, нет, мало того, что буксте, так оно еще и худе некуда у них! Или вот Бад Кетцтинг, это странное место, учитывая что котцен по-немецки значит «тошнить», ну и конечно, Бад Херенальб. При расшифровке оказывется Биологически Активная Добавка Белый Хрен. Вот надо ли мне туда? Маленькая девушка-филиппинка за стойкой кафетерия сменилась большой и румяной девушкой-украинкой, я взяла сэндвич с лососем и салатом и двинулась дальше. Выбирать надо медленно. Предчувствие радости есть лучшая радость, говорят немцы. Я помедлила на городке Ахерн. «ах» какое крутое место, и глубоко задумалась на подступах к Андернаху. «Андер» значит «другой». Из этого следует, что город предлагает не расхоженную и разбитую дорогу «нах», известную каждому русскому человеку, но другую, которая приведет, однако, к той же цели. Для моей еще мутной головы это было слишком мудреным. Я перепрыгнула через Лаушу с ее лужами, сплошь покрытый морковными полями Мерфельден, сексуально взвинченный Иббенбюрен, утонувший в зеленой тоске Плохинген. Когда же на карте возник зловещий Охтруп и перед глазами сам собой появился нетленный труп посреди главной площади, почему-то в замызганных ботфортах и шляпе с павлиньим пером, я рванула подальше с криком ужаса и сказала себе хватит. Голове пора было светлеть. Я попросила румяную украинскую девушку слить мне четыре эспрессо в большую кружку, бухнула туда сахару и погрузилась в задумчивость, обняв теплые кружечьи бока обеими ладонями. Кофе был черным, в нем играл отблеск лампочек над стойкой кафетерия, я разглядывала темноту кофе и думала одно и тоже:
