Во имя Отца и Сына и Святого Духа
Около ста тридцати лет тому назад в Кесарии Каппадокийской жил благоговейный христианин по имени Георгий. Он питал великое благоговение к святому великомученику Георгию, своему покровителю. Ему пришло желание посетить Святую Афонскую Гору, поклониться ее святыням и, если он найдет святогорскую жизнь такой, как он ее себе представлял, стать монахом. И действительно, около 1849 года он пришел на Святую Гору Афон. Обойдя все монастыри, он решил остаться в обители святого великомученика Пантелеимона, потому что среди ее насельников было много его земляков, каппадокийцев, монахов мудрых и добродетельных. Георгия приняли в число братии и возложили на него послушание смотрителя монастырского конака (то есть представительства обители в Карее).
Вначале послушник Георгий отличался многим благоговением, усердно и неопустительно совершал свое монашеское правило. Через два-три года по решению Духовного Собора монастыря его постригли в великую схиму с именем Иоасаф и вновь отправили в Карею на прежнее служение. Живя в Карее, он несколько лет придерживался прежнего порядка своей жизни: неопустительно совершал свое монашеское правило, причащался Святых Христовых Таин и последовательно исполнял все, что предписывают великосхимнические обеты. Однако через несколько лет он, сам того не понимая, начал с нерадением относиться к своим монашеским обязанностям и наконец дошел до того, что не хранил не только монашеские обеты, но даже и заповеди, общие для всех христиан, стал нарушать. Он утерял свою прежнюю духовную теплоту и почти полностью перестал молиться. Даже на литургии он почти перестал ходить.
Время от времени он приходил в себя и вспоминал свое прежнее благоговение и былую жизнь. Тогда к нему приходили печаль и огорчение, им овладевало отчаяние, которое настолько сильно его мучило, что он не знал, что ему делать. Это происходило, потому что он ни с кем не советовался, во всем, и в добром и в плохом, поступал по своей воле, а после этого сатана приводил его в отчаяние. Однако, видя его благое произволение и то благоговение, которое он с детства питал к святому великомученику Георгию, Всеблагой Бог, «не хотяй смерти грешника», но желающий, чтобы он пришел в познание истины, обратился и жил вечно, восхотел показать на монахе Иоасафе Свое многое благоутробие, чтобы утешить его и помочь вновь возжечь свою ревность к добродетели.
Итак, по промыслу Божию, с монахом Иоасафом произошло следующее чудо.
В 1854 году монах Иоасаф жил в Карее, в конаке Свято-Пантелеи-монова монастыря. Был канун памяти святого великомученика Георгия, и на конаке служили всенощное бдение. Монах Иоасаф, будучи порабощен нерадением и отчаянием, ушел в свою келлию отдыхать, даже не дождавшись конца вечерни. На утрени, когда в храме начали читать Шестопсалмие: Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение (Лк. 2:14), брат Иоасаф поднялся с кровати, пришел в притвор церкви, сел в стасидию>1 и начал размышлять о воплощенном Домостроительстве Владыки Христа.
«Бог, будучи Творцом и Создателем всего сущего, – думал он, – Тот, Кто Своими руками сотворил человека, снизошел до того, что воплотился, вочеловечился, претерпел хулы, заушения, страшные мучения, был распят на Кресте и умер как человек, в третий день воскрес как Всесильный Бог. Своим Воскресением
Он освободил человеческий род от страшного ада и вновь поместил его в рай, в Царство Небесное, возведя его туда, откуда он ниспал. О, сколь велики человеколюбие и милосердие Бога к человеку!»
Когда отец Иоасаф размышлял об этом, его сердце пришло в умиление. Его глаза исполнились слез, его помыслы утишились, его душа наполнилась радостью и веселием, его ум пришел в движение и начал непроизвольно творить молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»>2. Брат Иоасаф без остановки произносил и другие умилительные слова и молитвы, и тогда его сердце почувствовало любовь и сострадание к ближнему и ко всему миру. Когда он находился в этом состоянии, им овладела столь сильная божественная любовь, что ничто на земле не было ему мило. Ему захотелось взлететь и воспарить к Богу – потому что он чувствовал к Нему великую любовь и дерзновение. Он почувствовал, как его душа исполнилась божественным рачением, а его сердце было палимо огнем любви. Его душу наполнило смирение, он представлял, что Бог всегда находится рядом с ним. Он восхищался многой и неизреченной любовью Бога к человеку и тем, как Он смирился ради нас.
После этого ему показалось, что он вышел из церкви. А потом внезапно он почувствовал, что его душа вышла из тела и оказалась на прекрасной, бескрайней равнине. Идя по этой равнине, он заметил вдалеке огромное множество людей, которые были в движении. Эти люди носили светлые одежды, все они были одинаковы возрастом и прекрасны видом. Они сияли как солнце, а двигались в такт и очень медленно.
В дому Отца Моего обителей много
Исполнившись радости, монах Иоасаф удивлялся тому, как они оказались в этом месте, спрашивая себя: кому принадлежит столь прекрасный сад с чудными деревьями и кто те люди, что обитают в нем? Недоумевая об этом, он вспомнил евангельские слова: В дому Отца Моего обителимноги суть (Ин. 14:2).
С этими мыслями он прошел мимо этих людей, и чуть дальше на той же бескрайней равнине увидел другое собрание, многочисленнее прежнего. Эти люди были одеты в воинские одежды, а на вид были юны и мужественны. Сияли подобно солнцу.
Монах Иоасаф долго сидел, любовался их красотой и чувствовал великую радость и веселье. Вдруг он услышал голос: «Сей брат наш желает пойти к Царю, и как вы знаете, один из нас должен отвести его туда». Тут же из среды сих мужественных воинов выступил один – сиявший ярче других, выделявшийся среди них, как луна среди звезд, и выглядевший как их начальник. «Я один отведу брата к Царю, – сказал он, – потому что он питает ко мне особенную любовь, денно и нощно призывает мое имя. Но, кроме того, я много раз выступал перед Царем поручителем за него». Итак, сей облаченный в сверкающие одежды юноша приблизился к монаху Иоасафу и произнес: «Следуй за мной, и я представлю тебя Царю». Слыша все это, монах Иоасаф удивлялся и размышлял про себя: «Кто эти люди, которых я прежде никогда не видел, и отчего они говорят обо мне так, словно о своем знакомом? Откуда они меня знают и какому Царю собираются меня представить?» Размышляя об этом, он спросил у приблизившегося к нему юноши: «Брат, кто я такой, чтобы предстать перед Царем, и что сделает со мной Царь? Кто Он и откуда Он меня знает?»