В город « N» я приехал на поезде к сумеркам. Было пасмурно, да к тому же, моросил дождь, поэтому, я не смог, да и не стал разглядывать этот, видимо, неплохой город. В памяти об этом дне очень четко отложилась одна вода: вода с небес, вода в море, вода на булыжной мостовой, вода, текущая за шиворот тонкими мерзкими ручейками.
Без труда, найдя длинный зеленый забор, я прошел по его периметру и вышел к железным воротам с красными звездами. Сбоку от ворот приютилось маленькое серое строение, именуемое Контрольно-Пропускным Пунктом. Зайдя под крышу, я вытащил из внутреннего кармана командировочное предписание и протянул его, вышедшему изнутри, угрюмому прапорщику с красной повязкой на руке.
Тот снова вошел в помещение, вспыхнул свет, я последовал за ним и оказался в комнате с убогой обстановкой: топчан, стол и стул. В помещении стоял запах человека, сохнущих портянок и еще чего, вызывая тошноту. На столе – телефон, на стене – часы. Прапорщик долго водил носом вдоль строк на бумажке, оторвавшись, подумал, сделал неопределенную гримасу на лице, пожал плечами и, подавая бумажку обратно, заговорил:
– Извините, но об этой части я ничего не знаю. Приходили уже сегодня ребята. И у всех вот эта самая часть напечатана.
– И что ты мне посоветуешь делать?
– А вы, товарищ лейтенант, шли бы в нашу гостиницу. Вон там, в жилом доме квартира №1, это и есть гостиница, – он указал на здание расположенное метрах в пятидесяти от КПП по другую сторону булыжной мостовой. – Там вроде ни души сейчас нет, один солдат, который службу несет. Дайте ему пачку сигарет, до утра в тепле и уюте проведете время. Вот и все, что могу сказать. На ночь глядя, да в такую погоду, не советую продолжать искать эту часть, что на бумаге. И еще, скажу по секрету, ребята, что до вас были, все трое, как один, ну и здоровы. Вы тоже ничего, крепкий, кстати, чем-то занимаетесь, наверное?
– Подводным плаванием.
– То-то я смотрю, вы тоже накачаны, но те ребята мощнее. У нас в части нет таких здоровых и сильных людей. Тем, шею человеку свернуть – делать нечего.
– Ладно! Разболтался я с тобой, а время-то идет. Пока!
Отойдя от ворот, я решил все же поискать нужную мне часть, но дождь шел, не переставая и, поэтому, пройдя метров двести, вернулся и последовал совету прапорщика, который продолжал смотреть мне вслед. Белое пятно его лица в темном окне пропало лишь тогда, когда я свернул к дому, где, по его словам, находилась гостиница.
Солдат, дневальный по гостинице, открыл дверь не сразу, зато он ни разу не спросил, кто стучит и зачем. Просто взял и открыл, впустил меня, попросил сигарет, но он даже не расстроился, узнав, что я не курящий, с удовольствием получив от меня пять марок на сигареты. Он открыл мне дверь в одну из комнат и предложил на выбор любую из кроватей. Через пару минут снова послышались его шаркающие шаги, он принес пару простыней с большими черными штампами и наволочку на подушку. Выполнив минимум дел по обеспечению меня отдыхом, он хотел, было удалиться, но я остановил его, протянув то самое предписание. Солдату, оказалось, достаточно взглянуть на номер части, он тот час же вернул мне бумагу.
– Мало кто знает об этой части, разве что только наш командир, да я, – не без гордости заявил солдат. – Конечно, об этом следует молчать, но поскольку уж вы туда откомандированы, так и быть, расскажу.
Когда я расположился в постели, солдат ловко устроился на соседней кровати, сел, по-узбекски поджав под себя ноги. Он курил, не спрашивая разрешения, но аккуратно, стряхивал пепел в фарфоровую пепельницу, картинно постукивая указательным пальцем по сигарете.
Сначала он просто курил, о чем-то думал, усмехаясь и покачивая головой. Я не сводил с него глаз, наблюдая за каждым его движением, а он сделал вид, что не чувствует моего взгляда.
– Не строй из себя умника, солдат, – предупредил я дневального. – Если знаешь что, интересующее меня, говори, а нет – спать будем. Устал я за день.
– Дело в том, товарищ лейтенант, что эта часть, она как будто бы и есть, но её на самом деле и нет совсем. Она только на бумаге под этим номером существует.
– Что ты мне чушь какую-то несешь: «Вроде как есть и, вроде как нет», – передразнил я солдата, собираясь выпроводить его из комнаты. – Я должен служить в этой части, понимаешь! И, твои «вроде как», меня не устраивают.
– Эта часть временная, она должна что-то выполнить и исчезнуть. Теперь вам ясно?
– Не совсем.
– По крайней мере, так говорили нам командир и «Черный полковник». Завтра в порту вы найдете этого полковника, он вам все объяснит, что вы должны будете делать. Крутой мужик, между прочим, этот полковник.
Я несколько минут лежал молча, обдумывал услышанное от солдата, и все больше подозревал его в шизофрении. Ладно! Бог с ним, этим шизофреником. Будет день – будет пища, утром все уладится.
Я не заметил, как ушел солдат. Не слышал, как появился еще один приблудившийся лейтенант, найдя приют в квартире №1.
Разбудил меня сильный стук во входную дверь. Полотно готово было слететь с петель, так стучать мог только очень сильный человек.
Солдат, чтобы не попасть под удар, вытянутой рукой повернул замок и, по-заячьи, отскочил от моментально распахнувшейся тяжелой двери. Дверь была открыта, но никто не входил. Дневальный в растерянности смотрел в открытый проем и постепенно, смешно вытянув длинную худую шею, пододвигался к двери. Когда его голова оказалась за косяком, что-то налетело на солдата, ноги его взметнулись вверх, раздался сдавленный крик, и наступила тишина.
Я лежал и сквозь чуть приоткрытые веки наблюдал за происходящим. С кровати в углу комнаты поднялся человек в одних плавках. Он сунул ноги в сапоги и направился к открытой двери, сонно бормоча:
– Черт те, что творится. Солдат! Ты где?
Когда он вышел за дверь, послышалась возня, глухие, но сильные удары наносились не одной рукой, а значит шла обоюдная борьба, или драка. После каждого удара слышался характерный выдох с выкриком. Били, не щадя друг друга. Что-то мягко, но грузно упало и стало тихо.
Такой поворот дела вовсе не входил в мои планы. Быть не только избитым, а, может и убитым, не хотелось и страшило. Это в мирное-то время и среди своих, армейских. Не включая света, я быстро оделся, благо опыт был. Там, в училище, скотина-старшина дрессировал нас укладываться при подъеме или отбое: раздеваться или одеваться за время, пока спичка горит. Чиркнет, бывало, спичкой и орет: – «Отбой»! Не дай бог, пока она тлеет – не уложишься и не ляжешь в кровать…
Посмотрев по сторонам, в потемках я не нашел ничего, что могло бы послужить оружием в моих руках и впервые почувствовал себя совсем беззащитным.
