Приглушенный свет и стриптизёрша, отвлекли Омара от обдумывания плана. Он скрывал что ему нравилась, её красота. Рядом сидел бродяга по прозвищу Шкаф.Прозвище отражало его тело, и к тому напрашивалось, что трехстворчатый.В его красных от недосыпания глазах,как будто спали демоны, и где-то в уголках тьмы тлело добродушие, которое скрывал,но в итоге каждый раз напрасно. «Машина по перемалыванию костей», – внушал себе, когда импульс нерешительности тревожил тяжелую походку. Обстановка призывала расслабиться,но шкаф знал с Омаром не получится . Стриптизёрша танцевала всё энергичней. "Смелая", –заметил Омар. При всей дикости Омар оставался внимательным к прогнозам, гаданиям и гороскопам. По гороскопу он лев, и людей делил по звериному признаку: кто шакал, кто- бык, лошадь, козел, петух и так далее.Лев – царь зверей, и единственный соперник стая гиен, из молодых отморозков,которых в следствии местной демографии в округе всё больше или более сильные львы.
Но ни тех, ни других пока не он видел. Острый нюх, чуял только лёгкую добычу, а хищная натура ждала поживы. «Ну кто здесь ?– задавал вопрос и отвечал: Нет таких. Главный в доле, федералы отдыхают, а остальные, ботва бессловесная.» Танцовщица продолжала, стремится в пасть. Томные, жаждущие подороже продаться глаза, не могли пробиться ближе, чем он желал в своих бесцветных фантазиях, спрятанных за матовыми стеклами безразличия и отсутствием манер, являющихся опять же маской.
В какой то момент она поняла, что не стоит навязываться, и плавно переключилась на Шкафа. Тот пользуясь моментом, шепнул на ушко: «Ничего лишнего, только», – и прижал к её щеке слюнявые пухлые губы, махая 100 долларовой бумажкой, затем усадил рядом. Та не особо сопротивлялась. Наклонился к Омару и неуверенно произнес: "Я отойду?». Но Омар в тот же миг поднялся с кресла,словно ждал: «Некогда,пошли в следующий раз.», – и пошел к выходу. Шкаф пожал плечами, и со словами: «Не расслабляйся», –несильно шлепнул ее по мягкому месту и поспешил следом. Омар ездил с детства отец научил его. Работая таксистом, в семидесятых зарабатывал хорошие деньги,и в доме всегда был достаток. Только, после смерти отца, узнал, что тот по молодости был в бригаде , промышлявшей грабежами и разбоями. Являясь колесами, но доказать это не смогли. Отец откупился, продав все ценное, что было . Самого же главаря за двойную мокруху поставили к стенке. Когда его не стало, многие, остепенились.
Омар лихачил,это мягко сказано,он всегда нарывался. Не то что шкаф,даже Додик, не мог понять, зачем надо проезжать светофор на красный, так, что укачивает. Шкаф объяснял возможностями семьсот пятидесятой БМВ провоцирующей к сумасшествию неокрепшие души. И в этот раз повторилось то же только хуже. Отъезжая от бара, Омар притопил и в мгновение выскочил под красный на перекресток и чуть не столкнулся с, Ауди – А 8, имеющей так же нехилые характеристики, и вероятно только потому ее водитель, ушел от столкновения. Омар остановился,так же резко как и жал на акселератор. Лицо его выражало решительность. А тяжелый взгляд который заставлял опускать глаза немало людей, сейчас как гиперболоид жёг все, что видел с окна. Окошко Ауди сползло, и оттуда полился неразборчивый поток брани, сразу же утонувшей в гуле сигналов,желающих ехать. Шкаф ощутил неприятную тяжесть в ногах, но быстро взял себя в руки и предложил: «Может?» «Нет. Иди узнай, что он хочет»,– спокойно как всегда с лёгкой усмешкой, произнес Омар. « У него номера министерские, может?» – пробовал уговорить Шкаф. «Нет!Пусть, мне то что» – отрезал Омар. Шкаф вышел с машины и грузно ступая то ли медвежьей то ли слоновьей походкой, пошел к Ауди. Водитель Ауди, не дожидаясь приглашения, вышел навстречу и с не менее решительным, чем у Шкафа, лицом принялся что-то доказывать. Омар не слышал, даже обрывки.Ветер дул от моря в сторону гор. Минуты две-три Шкаф и хозяин Ауди препирались. Но внезапно прекратили и разошлись.
Оппонент, сел в машину и поспешил уехать. «Ну, что?», – спросил он Шкафа. «Да это сын Шакиева, с тёлкой.Какой то чабановатый! Ну, я ему сказал, чтоб ехал тихо,тихо, и он по- ходу согласился. «И что?» – продолжал Омар. «Да не, особо ничего. Сразу, смекнул, кто перед ним, и понял». «Но я что то слышал»,– не успокаивался Омар. Шкаф знал, что Омар не отстанет.Омар напирал, и растерянный Шкаф не знал, что сказать. «Вот дать поддых,это да, а раз-говоры», – оправдывался он. Его мысль, превратилась в оправдание: Да если б он только в наш адрес, я б его». «Слышь, Шкаф, сказал: Что ты выгораживаешь, тебе он кто, брат, сват!?» – «Да, сдался он. Я ж говорю, рыба еще та, как увидел, с кем базарить, сразу задний: ну, типа, чо вы, дальтонутые, на красный? Я переспросил: Какие? Какие? Показалось вальтонутые. Но тот четко так, дальтонутые. Типа, вы че, цветов не разбираете? Ну подумал, ладно живи тварь, да и пахан его, сам знаешь,нехилый» – закончил Шкаф. Омар сидел молча, не подавая вида, что то, что он слышал, разбередило рану его несовершенства, природного дефекта, брака, да как угодно суть не изменится. Ведь тогда в детстве, больше всего мечтал увидеть разноцветный мир, а не набор черно-белых теней. Человек, который даже случайно, произнес это, равен врагу, и кроме смерти, ничего не заслуживает. Омару хотелось посмотреть, как холеная сущность папенькиного сынка будет корчиться. «И это не жестокость это месть за дальтоника!», –решил Омар, вспоминая дворовых детей, узнавших о его тайне и не оставлявших его, пока броском через бедро не воткнул одного в асфальт, сделав сотрясение.
В другой раз сломал нос старшекласснику, за что был поставлен на учёт. А дальше,неприязнь к цветному, к рисованию, к светофорам и так далее. Соседке по парте за то, что посмела усомниться, выждав несколько дней, воткнул циркуль в плечо, стерпела, на что Омар,зло улыбаясь,сквозь зубы заметил: «Ты что, коммунистка, не орёшь совсем?» И с этими словами воткнул второй раз, та снова не пискнула и мало того, даже не пожаловалась, чем сильно удивила Омара.Тогда сошло. Так и продолжал запугивать класс. В один из дней заметил, что заходя, одноклассники при смиряются, осторожно обходят, ожидая подвоха. Действительно, мог ударить для острастки.
Одноклассники когда приближался, превращались в стадо. Лезли на друга, уходя от кулаков и пинков. Да и в тюрьме заколол со камерника заточкой все за то же, «даль-тоник» в свой адрес. С криками: «На, крыса, на …» – втыкал, сталь, в обмякшее тело. Даже видавшие удивились, а судмедэксперт насчитал двадцать дырок, что послужило поводом для проведения экспертизы.Она признала Омара невменяемым. Его перевели в психбольницу, а через полгода был на свободе, кореша постарались…
