На деревню Черная грязь, где государыня Екатерина Алексеевна распорядилась построить для нее резиденцию, надвигались густые, душные сумерки. Я отпустил извозчика за несколько верст, чем вызвал его недоумение. При себе у меня был объемный мешок, отданный молдавским ведьмаком за несколько золотых, украшенных чеканным профилем императрицы, и извозчик, простой мужик с обветренным лицом и грубыми мозолистыми руками, не мог понять, почему я один его куда-то собрался нести, выйдя посреди поля. Предложил даже свою помощь за скромную плату, но я вынужден был ее отвергнуть. Колдун предупредил, что я должен совершать обряд один. Тем более свидетели в таком черном, бесовском деле крайне нежелательны.
Я шел долго, взвалив тяжелый мешок на плечи, и быстро проникся сочувствием к портовым грузчикам и носильщикам при постоялых дворах. У них вся жизнь такая! А мне осталось лишь немножко еще потерпеть, превозмогая боль в плечах, спине и шее. И вот наконец она – поляна перед дворцом.
Эх, дворец… Мое сокровище, моя гордость. Я вложил всю душу, всю молодость, все силы, все свое время и даже личные сбережения, когда закончились средства, выделенные государыней из казны – и все ради чего? Чтобы она явилась в неурочное время, раньше обговоренного срока, когда резиденция еще не была закончена, и высказала свое высокопочтенное недовольство? «Дворец снести до основания и переделать». Что?! Переделать? Я лишился всего, я лишился даже семьи: женушка моя не выдержала моей преданности делу, которое должно было меня прославить на века, и ушла. Больше десяти лет! Вдумайтесь! Больше десяти лет я проектировал и строил резиденцию. Оперный дом, Хлебный дом, Дворец, оранжереи… Но внешняя красота оказалась для государыни не так важна, как внутреннее убранство и практичность. «Удобства во дворе?!» – возмущалась она своим громким, с надрывом голосом. Да еще и окна слишком маленькие, а потолки слишком низкие, «как в подземелье», сказала она. Разве ж об этом я думал, воздвигая сию красоту? Величие и удобство несовместимы! Неужели она этого не понимает?.. Меня еще и сослать хотели за дело всей моей жизни, хорошо, что граф Потемкин вступился за меня, проект просто отдали другому… Но кому? Моему подмастерью Казакову! Неужто ученик, по их разумению, может превзойти своего учителя? Какое оскорбление! Лучше бы заграничного архитектора вызвали!
Что мне еще оставалось, как не обратиться к местному колдуну за восстановлением справедливости? Я им – все, а они мне – пинком под зад, да еще и унизили, возвеличив моего ученика надо мной. Нет, не бывать этому.
Я развязал тугой узел бечевки на мешке и начал сыпать заговоренную соль вокруг дворца, читая какие-то странные стишки, которые меня заставил выучить наизусть ведьмак. После говорил уже своими словами: «Ничего у вас тут не будет! Ни дворца, ни дома, ни гостей, ни веселья. Камня на камне не останется! Все, что будет воздвигнуто после моего, – превратится в прах! Да будет так!»
Желтое на красном. Лимонные тюльпаны, едва колышущиеся на легком летнем ветерке, малыми гроздями рассыпаны на клумбах на фоне алых тюльпанов – таких же невесомых и послушных, но тем не менее выигрывающих по численности, словно армия персов против трех сотен спартанцев (знаю, что это миф и их было значительно больше, но ведь сравнение красивое). Ярко-желтый шарик на серебристой ленточке, отданный мне добрым ребенком с наивно распахнутыми глазами со словами «Тетя, возьми на счастье!», теперь в моей руке на фоне красного с широким подолом платья. Золотистые лучи жаркого солнца, падающие на стены величественных и до боли красивых сооружений усадьбы из красного кирпича. Желтое на красном – сегодняшний девиз Царицына. Или мой собственный?
Я любила гулять здесь. И одна, и в компании подруг. Нас трое – Наташка, невысокая круглощекая энергичная шатенка, Изольда, яркая брюнетка с аппетитными формами, вечно в стиле «женщина-вамп», и я, Инесса Иванникова. Насколько люблю свое изысканное имя, настолько же ненавижу простоватую фамилию. Хуже только Иванова. Еще хуже Сидорова, конечно, но это уже что-то анекдотическое. Не знаю ни одного Сидорова, если честно. Ивановых и Петровых – массу, а Сидоровых нет. Чтобы казаться еще изысканнее и больше соответствовать своему редкому имени, я выкрасила волосы в цвет «Красное дерево» и выбираю теперь в основном бордово-алую гамму в одежде. Иванникову уже никуда не денешь (если только замуж выйти, но с претендентами у меня пожизненные проблемы), однако встречают-то по одежке, это знают все. Да и фамилию при знакомстве редко кто называет, чай не в Америке живем. Поэтому мне вроде бы удалось с ней смириться. Родители периодически извиняются за Инессу. Говорят, что хотели, чтобы все буквы в инициалах были одинаковыми. Но почему-то им не приходит в голову извиняться за фамилию, ведь к имени-то у меня претензий нет, даже к полному. Ах, ну да, я же не сказала про отчество. Нет, не Ивановна, и слава богу, это был бы перебор. Я Игоревна. Инесса Игоревна. Действительно красиво звучит. Если бы не Иванникова. Пару лет назад мне стукнуло в голову сходить в паспортный стол и взять себе что-нибудь экзотическое. Инесса Индезит, к примеру. «Сделано с умом», – сразу будут думать люди. Уж что-то, а мыслить я умею, не просто же так поступила на философский. Без блата, без денег. Учусь на бюджете. Вопрос, куда мне потом деваться с этим дипломом, но, как говорила прекрасная Скарлетт О’Хара, «я подумаю об этом завтра». Мама остановила меня, кстати, от смены фамилии. Сказала, что когда выйду замуж, я все равно замучаюсь менять кучу документов. Зачем же усложнять себе жизнь и менять их дважды, причем, может статься, в короткий период времени? Да, как я говорила, претендентов на мою руку и сердце нет (то есть имеются, конечно, ухажеры, но они мне не нравятся), но мама у меня оптимистка.
Итак, подруги. Именно Изольда предложила мне сменить цвет волос. Я тоже была брюнеткой, имена у нас похожи (на этой почве мы в вузе и сошлись, сразу поняли, насколько мы особенные и отличаемся от большинства), как итог – люди нас частенько путали. Да, фамилия у нее не на «И», а на «Ф», и отчество, кстати, тоже, но это мало что меняет. Я же говорю, по фамилиям люди редко величают друг друга. И вот, когда я ныла в очередной раз о том, что у меня довольно стандартная внешность, да еще и мы сливаемся с Изей (мы так Изольду кличем, правда за глаза, ей этот сокращенный вариант ее экстраординарного имени, понятное дело, не нравится), а ведь имя-то какое классное, и почему же это я ему не подхожу… И так далее. Короче, Изя тогда и предложила мне кардинально сменить имидж. Отрезать волосы, желательно совсем коротко, под мальчика, или побриться налысо (ага, нашла дурочку, у меня волосы лучше, гуще и длиннее, чем у нее, неужели она всерьез думала, что я на это попадусь) или хотя бы покрасить в бирюзовый цвет. Так модно, сказала она. А я подумала-подумала и правда покрасилась, но в багровый. Чтобы как венозная кровь. (Но на коробочке написано «Красное дерево», как я уже говорила.) «Баклажан», – дразнила меня Изя, когда увидела впервые. Но сейчас привыкла, я так хожу два месяца уже. Баклажан, кстати, фиолетовый, если что. Изольда явно страдает дальтонизмом. Наташка же сказала, что ей нравится, да и многие другие отметили, что этот цвет волос мне идет необычайно. Водители стали сигналить, а некоторые смелые мальчики – требовать мой номер на улицах. Так что заклятая подружка своими «добрыми» советами, сама того не ведая, сослужила мне верную службу.
